Сегодня восьмиклассница Наташа Авдеева шла из школы в приподнятом настроении. Может, дело было в весенней солнечной погоде, а может в том, что нравившийся ей десятиклассник Сергей Пономарев, спортсмен-красавец, улыбнулся наконец-то ей на перемене. Она вспомнила его улыбку, и сердце сладко замерло.
Но не только это было причиной её возбуждения. Её лучшая подруга Жанка Розанова дала ей книгу о любви. Сама Жанка не стала распространяться, откуда у неё такая книжка, да и Наташе было всё равно. Наверное, дядька её достал, он по загранкам мотается постоянно.
На последнем уроке Жанка шепнула на ухо Наташе:
— — У меня такая книжка есть! Про любовь! Там всё так откровенно написано! Как учитель в школьницу хуй суёт!
— — Сейчас Авдеева и Розанова получат по двойке за разговоры! – Раздался голос Нины Петровны, преподавателя литературы. У этой семидесятипятилетней старухи был отменный слух.
— — Дай почитать!
Когда Нина Петровна отвернулась к доске, Жанка достала из портфеля потрёпанную брошюрку и протянула Наташе:
— — Только послезавтра отдай!
Наташа быстро сунула книжку в портфель, на ходу наобум открыв её.
«…и вот уже весь член скрылся в скользкой письке школьницы. Виктор Николаевич сжимал руками её пухленькие ягодицы, сиськи бешено прыгали, перед ним, прямо как тогда, когда он представлял…»
Весь остаток урока Наташа просидела с пылающими щеками и ушами. (Жанка косилась на неё, но молчала). Перед глазами стояла картина из книжки. Конечно, пятнадцатилетняя девочка, мамина дочка, отличница, и всё такое прочее, никогда не видела ни голого мужчины, ни тем более полового акта.
И буйное девичье воображение рисовало ей то, что она видела в темноте кинотеатра, когда там показывали какой-то американский фильм с припиской «Дети до 16 лет на сеанс не допускаются». Но они с Жанкой прошли, и смотря не целомудренные объятия актеров (правда, голых по пояс), Наташа живо дорисовала, чем они там занимаются. Живот сладко ломило, и потом Наташа ещё раз одна ходила на этот фильм, стараясь сесть подальше от людей, чтобы никто не видел, как она стискивает ноги от возбуждения.
А тут такая удача! Целая книга про ЭТО! Конечно, хорошо бы посмотреть такое кино по видеомагнитофону, которые уже были у многих, но такой роскоши у них дома не было. Да и стыдно было как-то отличнице, будущей студентке иняза, смотреть порнофильмы. Хотя хотелось жутко.
Если с возбуждением невозможно было справиться, Наташа, к своему стыду, ложилась голой на диван в своей комнате (конечно, когда мама отсутствовала), раздвигала пошире ноги и, закрыв глаза, представляла себя лежащей под Серёжей Пономарёвым. Он ласкал её грудь и засовывал в неё то, что она так желала увидеть.
Клитор торчал, и Наташа начинала его медленно теребить, одновременно натирая пухлые губки, поросшие курчавыми темными волосиками. Постепенно пальчики ускорялись, (Сережа двигался всё быстрее, засовывая в неё свой воображаемый ею член, и вот он уже стонет и спускает ей туда белую густую жидкость (так она представляла сперму)). Оргазм был такой сильный, что она вскрикивала, задирая ноги чуть ли не к плечам. (Хотя, глядя на её невинную внешность, никому и в голову не могло прийти, что Наташа Авдеева уже вовсю надрачивает свою нежную писюльку, давно требующую мужской ласки.
После этого ей было невыносимо стыдно, но поделать с собой он ничего не могла. И когда матери не было дома снова, всё повторялось. Наташа даже один раз попыталась засунуть туда фломастер, но испугалась порвать целку, которую хотела подарить Серёже.
Она надеялась, что матери и сейчас не будет дома, но её мечтам не суждено было сбыться. Мать встретила её в испачканном мукой фартуке. Она затеяла блины, и сердце Наташи упало- в одиночку читать не получится. Вообще-то мать могли вызвать на работу в любое время, так что определённая надежда сохранялась.
—Ты что такая грустная? Устала? Давай обедай, отдохни, и за уроки.
Наташа переоделась, быстро поела и пошла в комнату. Книжка с любовными новеллами как будто светилась свозь коричневый дерматин портфеля. Читать в открытую было опасно, мать иногда ходила по коридору.
Она села делать уроки. Сначала кое как сделала математику, с трудом отгоняя от себя вид члена, терзавшего тесное влагалище. На листке тетради вместо формул ей мерещился мужчина, лежащий на женщине, и неистово двигавший тазом, а женщина под ним извивалась и стонала. Тут-же, на тетрадном листочке, текли потоки спермы.
Затем Наташа, борясь с головокружением и желанием пошире раздвинуть ноги, взялась за литературу. Надо было прочитать отрывок из «Мёртвых душ». Гоголь Наташе особо не нравился, но делать было нечего.
Она достала с полки книгу, чувствуя, что клитор опять торчит, и села за стол.
«А что, если в стол положить ту книжку, а на столе пусть Гоголь лежит! — мелькнуло у неё в голове. – так и мать не заметит, а в случае чего ящик можно быстро прикрыть».
Наташа быстро достала из портфеля брошюрку, на обложке которой было написано «Новеллы о школьной любви», правда, без автора, открыла ящик перед собой, где хранились ручки и карандаши, и сунула её туда, раскрыв на первой странице. Новелла называлась «Школьная любовь». Под надписью был рисунок- мужчина обнимал женщину. У Наташи ёкнуло сердце.
«Ну что, почитаем Гоголя» — подумала она и открыла Николая Васильевича тоже на первой странице.
«… Кто бы ты ни был, мой читатель, на каком бы месте ни стоял, в каком бы звании ни находился, почтен ли ты высшим чином или человек простого сословия, но если тебя вразумил Бог грамоте и попалась уже тебе в руки моя книга, я прошу тебя помочь мне. ….»
Ну и хватит пока с него, много чести! Наташа тихо отодвинула ящик и с колотящимся сердцем стала читать первую новеллу. Сначала шло повествование о том, как в школу пришел новый физрук, молодой и красивый, и все старшеклассницы в него втюрились, и Катя Громова, толстушка, тихоня и скромница, вся в веснушках и комплексах, тоже страдала от неразделённой любви. Пока никаких намёков на описание любовных сцен не было.
Единственным откровением было описание огромной не по возрасту груди Кати, когда она переодевалась дома у зеркала, поглаживая себе соски и представляя себя лежащей под физруком, и эрекции, которая произошла у физрука прямо в спортзале, когда он пялился на её грудь во время пробежки учеников, из-за чего ему срочно понадобилось отлучиться подрочить у себя в кладовке, дав задание классу поиграть в волейбол в его отсутствие. (Тут следовало подробное описание, как он воображал голую Катю, скачущую верхом на нём, как её сиськи мотались перед ним, как он хватал их губами, его огромного члена, проникающего глубже и глубже в юное тело, как он потом неистово дёргал его, и брызг спермы на крашеном дощатом полу, которые он вытер грязной тряпкой. И пока он онанировал- урок закончился.) Но тут сюжет сделал крутой поворот.
«…Виктор Николаевич задержался вечером у себя в кладовке, заполняя журнал, попутно вспоминая ученицу 8 «Б» класса Катю Громову, вернее, её необъятную грудь. И вообще, неплохо-бы её трахнуть, думал он. Такие тихони обычно долбятся- только щепки летят! Оля-же классно долбилась, а выглядела, как фея из мультика!
Но тут в дверь постучали, прервав мечтания физрука.
— — Проходите, кто такой робкий!
В кладовку тихо вошла Катя. «Вот она, материализация мыслей в действии!»- подумал Виктор Николаевич и усмехнулся. Член помимо его воли начал подъём.
Она остановилась, прикрыла дверь и опустила глаза. Виктор Николаевич, несмотря на скудное освещение, заметил её пылающие щёки и распущенные волосы. Он знал, что Катя не отличалась красноречием и ему сейчас не очень хотелось слушать её тихий сбивчивый голос.
— — Что с тобой, Катя?
Девушка судорожно вздохнула, потупив взор, и не двинулась с места.
— — Я спрашиваю, Громова, что случилось? — Чуть строже спросил физрук. Если она пришла насчет того, чтобы отпросится со следующего урока, то это можно было сделать и завтра, и тем более, зачем для этого расплетать косу? И почему щеки горят?
Катя всхлипнула и подошла к преподавателю.
— — Я… я хотела сказать вам… я… Виктор Николаевич… я… вас.. люблююю…— И заревела в три ручья.
Он, стоя перед рыдающей девочкой, сначала подумал, что это какая-то подростковая шутка, но слёзы, текущие водопадом, убедили его, что всё серьёзно. Сердце Виктора Николаевича сладко ёкнуло…».
Тут мать пошла на балкон, и Наташа, чертыхнувшись, тихо задвинула ящик, переключившись на Николая Васильевича.
… «В книге этой многое описано неверно, не так, как есть и как действительно происходит в Русской земле, потому что я не мог узнать всего: мало жизни человека на то, чтобы узнать одному и сотую часть того, что делается в нашей земле. Притом от моей собственной оплошности, незрелости и поспешности произошло множество всяких ошибок и промахов, так что на всякой странице есть что поправить: я прошу тебя, читатель, поправить меня ….»
Мать вернулась на кухню, и Наташа продолжила чтение новеллы.
«…всё серьёзно. Виктор Николаевич положил руку на пухлое плечико Кате и осторожно погладил платье.
— — Перестань, Катя, это… это пройдёт. Ты такая красивая девочка, все мальчики мечтают…
Девушка только сильнее заревела. Он притронулся к её шее, затем к длинным волнистым волосам, которые она обычно заплетала в такую несовременную косу. Катя прижалась к нему, и будто два астраханских арбуза упёрлись ему в грудь.
«А сиськи-то у неё действительно огромные!»- мелькнуло у него в голове(и не только). Член закончил подъём и окаменел.
Девушек такого возраста и с таким размером груди у него ещё не было. Да и опасно это- со школьницей, да ещё в школе. Сиськи, конечно, сиськами, а статья серьёзная. Никто не будет слушать в суде, что она сама пришла. Хотя томный взгляд из-под ресниц, грудь, которая еще не у каждой женщины имеется, широкие, как у рожавшей, бёдра—всё давало определённую надежду, что девочка уже давно взрослая.
— — Я хочу, чтобы вы…— Услышал он сквозь всхлипы. —Чтобы вы… сделала меня своей, я хочу принадлежать вам! Делайте со мной, что хотите…можете со мной даже…ну… это… вы понимаете…по-настоящему, как с женщиной… — и она опять заревела.
— — Катюша. — тихо сказал он, целуя её в щёку сухими от волнения губами. — Давай поговорим потом, через недельку, ты всё обдумаешь, успокоишься. (Да, конечно, но теперь не успокоюсь я!)
В ответ Катя только сильнее прижалась к нему, продолжая плакать. То, что она наверняка чувствует его каменный член, Виктора Николаевича почему-то не волновало…»
— — Наташенька, блинчиков хочешь? — раздался из кухни голос матери.
— Нет, спасибо, ма! (Чёртовы блины! Хренов Гоголь!)
«…Недурно также, если бы кто-нибудь такой, кто наделен способностью воображать или живо представлять себе различные положения людей и преследовать их мысленно на разных поприщах, — словом, кто способен углубляться в мысль всякого читаемого им автора или развивать ее, …»
«…Николаевича почему-то не волновало. Он запер дверь и вернулся к девочке. Катя беспомощно стояла посреди кладовки, тихо всхлипывая и теребя подол передника школьной формы. Виктор Николаевич заметил её голые, без колготок, ноги. За окном почти стемнело.
Они целовались очень долго, по крайней мере, ему так показалось. Она была неопытна, немного хихикала, когда он брал её язычок или совал свой ей в рот. Осторожно трогая её грудь, оказавшейся ещё больше, он почувствовал, что долгого секса с ней не будет и что сперма уже на подходе, тем более что у него давно никого не было. Наконец он решился и снял с Кати черный передник с комсомольским значком, потом коричневое нелепое школьное платье, и она осталась голой! Не только колготок, но и лифчика с трусами на ней не было. Ну и тихоня!
— -Почему ты без трусиков? —Тихо спросил он, поглаживая её пухленькую в веснушках, вздрагивающую попку.
— -Ну, я же к вам шла. Ну… понимаете, … – Она обвила его шею прохладными руками и положила голову ему на грудь. —Делайте со мной всё, что надо.
«Сейчас надо-бы дать тебе по жопе ремнём и отправить к матери!»- выдал запоздалую мысль мозг Виктора Николаевича, но изнывающий член и избыток спермы пузырьки её быстро отвергли.
Они сели на потёртый диван, и Виктор Николаевич стал целовать её огромные розовые соски, безуспешно пытаясь обхватить ладонью все её холмы, тоже в крошечных конопушках. Катя откинулась на спинку дивана, широко раскинув полненькие ножки. Он быстро разделся и встал на колени перед ней с торчащим членом. Её щелочка была ещё по детски узенькой, с редкими, кудрявыми, какими-то даже смешными волосиками по краям. Он провёл по ней рукой, и она сжала ноги. Писька у неё оказалась скользкой!
— — Я боюсь, что тебе будет больно…- Нерешительно сказал Виктор Николаевич, продолжая осторожно гладить её пухленькие скользкие губки. Катя, затаив дыхание, смотрела немигающим взглядом на его вздрагивающий член…»
«… А всех, как журналистов, так и вообще литераторов, благодаря искренно за все их прежние отзывы о моей книге, которые, несмотря на некоторую неумеренность и увлечения, свойственные человеку, принесли, однако ж, пользу большую как голове, так и душе моей, прошу не оставить и на этот раз меня своими замечаниями. Уверяю искренно, что все, что ни будет ими сказано на вразумленье или поученье мое, будет принято мною с благодарностью…»
«Чёрт, мать никак не угомонится, ходит туда- сюда! Ну и хватит с Гоголя»- подумала с раздражением Наташа. Она, сама, не замечая того, давно положила ногу на ногу и стискивала их. Если бы не мать, она давно бы потёрла клитор и кончила. Голова гудела от возбуждения, внизу было сыро, и очень хотелось узнать, как Катя будет трахаться с физруком.
«…член. Он взял её в мурашках и родинках ножки и поставил пятками на диван. Катя сама развела колени в стороны, и Виктор Николаевич стал осторожно водить головкой члена по её розовой писечке, лаская им то крошечный клитор, то опускаясь к попке. «Только бы не кончить! Ну, хотя- бы пару минут!»—Подумал он. Его возбуждение ни шло не в какое сравнение с тем, когда он в прошлой школе трахал математичку. У той была тоже огромная грудь, и ляжки, и горячая дырка, и стонала она на всю школу, но теперь… Дурёха ты, Людмила Игоревна, не могла запереть за собой дверь, а он и не проверил!»
Катя осторожно просунула руку под футболку и стала теребить соски. Конечно, грудь у неё не как у героини рассказа, но тем не менее, не маленькая. Когда же мать уйдёт, и она сможет подрочить!
Надо отвлечься и почитать Гоголя! Наташа попробовала снова читать «Мёртвые души», но перед глазами маячила картина раздвинутых ног девочки и члена, трущегося об её щелочку. На хрен Гоголя, никуда он не убежит! Наташа опять тихо открыла ящик стола.
«…всю школу, но теперь… Он никак не мог решится всунуть в неё хотя бы головку члена, хотя скользкая щелочка Кати обнадёживала. Виктор Николаевич понимал, что как только член хотя бы немного войдёт в школьницу, он тут же кончит.
— -Не бойтесь, мне не будет больно. — тихо произнесла Катя, по-своему истолковав его нерешительность. Она осторожно взяла его член правой рукой и ловко раздвинула им щелку.
«Это же уголовщина! Но если туда не сливать, никто не узнает!»-Подумал он и медленно всунул половинку члена в Катю. Она тихо застонала и стиснула руками груди. Такого удовольствия Виктор Николаевич ещё никогда не испытывал. Писька её была тесная и горячая. Он сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее стал загонять в Катю Громову свои сантиметры, и вот уже весь член скрылся в скользкой письке школьницы. Виктор Николаевич сжимал руками её пухленькие ягодицы, сиськи бешено прыгали перед ним, прямо как тогда, когда он представлял, и тут он почувствовал, что головка члена упирается во что-то.
— — Это матка?,,,»
Наташа прислушалась. Мать смотрела в своей комнате телевизор. Надо решать- сейчас или завтра, когда мать будет на работе. Но до завтра она сойдёт с ума от возбуждения.
Взяв фломастер, Наташа оттопырила край трусов и просунула его вниз, уперев гладкий колпачок в щелочку. Острожное надавливая фломастером на клитор, она продолжила чтение.
«…— Это матка? -задыхаясь и не останавливаясь, спросил он.
Катя, не переставая постанывать в такт его движениям, судорожно закивала головой. Русые волосы рассыпались по её плечам, глаза были томно прикрыты.
Удивляясь, что фактически ещё детская писька выдержала атаку члена взрослого мужчины и что он продержался так долго, Виктор Николаевич почувствовал, что сперму уже ничем не остановить.
— — Куда ..можно.. ну, ты понимаешь… Катюша… прости… я …уже…у меня … уже пошло…— сбивчиво бормотал он, задыхаясь и замедляя движения. Провонявшая мячами и матами кладовка кружилась вокруг него каруселью.
— -Если… хотите…спускайте… туда. —услышал он сквозь стоны еле слышный прерывистый шепот. Катя притянула его к себе за плечи, прерывисто дыша ему в ухо. Соблазн был велик, но Виктор Николаевич в последний момент резко выдернул из тесного плена свой инструмент, направив его на живот девочке, на котором у пупочка была очаровательная родинка…»
Оргазм неминуемо приближался, и Наташа боялась только одного- не вскрикнуть.
«…родинка. Он сжал член рукой, до конца оттянув кожу с головки, и на живот Кати хлынули струи спермы. А первые две обрызгали правый сосок.
— — Ой, что вы делаете, вы же меня всю обспускали! —вскрикнула она, осторожно трогая пальчиком белые капли на животе и хихикнула. —Как же я домой пойду?
— — Прости, я нечаянно. Но ведь ты же знаешь о… семяизвержении. — выдохнул он, когда последняя струя брызнула на неё. Он с удивлением заметил, что сейчас почти не помогал себе рукой.
— -Конечно, но я не знала, что так много у вас.. этого. А почему вы не стали… ну, в общем… туда?
— -Я побоялся. — То, что она не целка и наверняка уже не раз трахалась, его не волновало. Скромница, а долбится— будь здоров. Он оказался прав в своих ожиданиях.
Виктор Николаевич в изнеможении сел на диван. Член и не собирался на покой. А девочка тем временем ловко размазала сперму по животу и груди, как будто проделывала это не раз, и начала одеваться. Через пару минут перед ним снова стояла отличница, наверняка будущая золотая медалистка Катя Громова, скромница, рохля и тихоня, пример всей школе № 19, склонив голову набок и заплетая косу. И никто не подумал-бы, что только что она лежала голой поперёк старого дивана с раскинутыми в стороны ногами, а учитель физкультуры засовывал в её начинающую взрослеть щель весь свой могучий елдак, побывавший к его тридцати пяти годам уже во многих влагалищах. И тем более никто не узнает, что под школьной формой у неё ничего нет, а только нежная в веснушках кожа, измазанная уже высохшей спермой любимого учителя…»
Внутри что-то как будто взорвалось, Наташа еле сдержала стон, закрыв рот ладонью и резко выпрямила ноги. В глазах потемнело. Такого оргазма за три года тайной мастурбации она ещё не испытывала.
Она положила фломастер в стол, закрыла ящик, и поплелась на ватных ногах в ванную. Голова приятно кружилась. Теперь она будет представлять себя с Серёжей более детально.
На следующий день после школы Наташа сразу разделась догола, легла на диван, взяла фломастер, и продолжила чтение. Матери дома не было, и она ещё никогда так не радовалась этому факту.
«…Она быстро чмокнула его в щёку, прошептала «спасибо», закинула косу за спину, и тихо вышла из каморки, оставив после себя чувство вины, тоску, страх перед разоблачением и неуловимый запах каких-то дешёвых духов, смешавшийся с запахом спермы.
На следующий день физрук шепнул ей на перемене: «В среду». Катя еле заметно кивнула. Он к этому времени притащил из дома простыню и маленькую подушку, которые стал хранить в укромном месте под стеллажами в тёмной сумке, а также пачку салфеток. Нельзя-же девочке садится нежной попкой на диван, на котором неизвестно кого и сколько до этого трахали. Да и сперму вытереть нужно будет.
Они старались не встречаться взглядами, но он чувствовал- Катя тайком смотрела на него, и физруку стоило неимоверных усилий заставить член успокоится при воспоминании её живота, забрызганного его спермой, и её узенькой, почти детской щелочки…» («Может, и Сережа когда-нибудь спустит на меня» — подумала Наташа, разводя ноги шире и теребя соски)
«…Кате эти три дня показались вечностью. Перед глазами стоял член физрука, брызжущий во все стороны, как фонтан «Дружба народов». У неё было такое чувство, что его член ещё в ней. Грудь ныла. Когда он был рядом, её щёки начинали пылать, а голова- кружиться, и она быстро уходила куда-нибудь, боясь, что кто-нибудь заметит её смущение. Иногда ей казалось, что к ней вот-вот подойдут девки из класса и наперебой затрещат:
«Ну, как засадил Витёк, глубоко? Раком пробовали? Пизда не треснула? А залупа у него синяя? Ничего мимо не пролил, всё туда? Спермы у него много? Ты ему дрочила? А кончила хоть, когда он тебя трахал? Сколько раз? А он сколько? В жопу не разрешай, запор будет! А миньет ему делала? Я бы не смогла, меня тошнит, как представлю! А когда свадьба? А рожать то когда? Давайте скинемся на пелёнки! Как ребеночка то как назовёте? У Витька головастики активные? В животе не бегают? Повезло тебе, я тоже хочу с ним , только верхом! Ты не против?»
Этим змеюкам подколодным только дай повод!
Однажды, на уроке литературы, сзади неё, на последней парте, разговорились две подруги— Ирка и Машка. Говорили они тихо, но всё равно Катя их услышала.
— — Наш физрук- то— мужик классный! Я тут пригляделась- у него елда, наверное, до колена будет. Вот сунет -так сунет! — Ирка мечтательна вздохнула. —Жаль, что он учитель, я бы ему дала!
— — Ты же целка, сама говорила! Он тебе пизду разворотит, как скважину на Кольском полуострове! Потом муж спросит, кто тебе такую дыру просверлил? —Машка тихо засмеялась.
— — Дура ты! Я же только мечтаю! Я хочу выйти замуж по любви, и чтобы муж был первым!
— — А я, как подумаю о Витьке, так у меня пизда сразу разъезжается, сил нет. – Машка вздохнула.
— — Это потому, что ты летом ебалась!
— — Ну и что? Толик ни разу в меня не спустил! Только на живот, да и кровать залил пару раз! Зато я за лето три раза кончила! Ты бы знала, как он меня целовал…туда! При бабке сколько раз делали стоя!
— — При бабке? —Горобец чуть не вскрикнула, и учительница покосилась в их сторону.
— — А что, она же почти всё время дома торчала, а ебаться-то охота! Нет, бабка в другой комнате была, да и глухая она! Толик- же опытный, два раза женат был. Он меня держал сзади и делал … ну, ты поняла.
— -В жопу? — опять чуть не вскрикнула Ира Горобец, и учительница снова посмотрела на них.
— — Ты что, ненормальная? В пизду, конечно, только сзади! Это называется- «раком», темнота! А ещё по биологии пятёрка!
— -Ну и что? При чём тут биология? — обиделась Горобец.
— Да так, не при чём. Толик так нежно меня трахал! Просил кончить туда, я не разрешила. Он вытаскивал, и я ему дрочила.
— -А он в рот тебе не предлагал?
— — Предлагал, но я не захотела. Прям тошнит, как подумаю!
— — Тогда могла бы разок и разрешить в себя спустить!
— — Ну конечно, у него трое детей, о которых он знает! Он, наверное, как кончит, так ребёнок! Говорит, что его сперматозоиды излишне активны.
— Язык у него излишне активный. — Горобец прыснула.
— -А наш Витёк, наверное, как спустит, так сперма на потолке висит каплями, как сопли! Надо будет у него в каморке посмотреть.
Сплетницы засмеялись. «Дуры, мелят языком, что попало, но насчёт физкультурника правы!»- Подумала Катя.
— -Юркина, Горобец, сейчас вылетите из класса! — учительница постучала по столу указкой.
Да Катя и сама не была такой уж тихоней, как казалась, занимаясь сексом на даче с соседским деревенским пареньком прошлым летом, когда бабушка ходила в лес или к соседям. У того паренька тоже был переизбыток спермы (которую он называл молофьёю), и хватало его только на несколько судорожных толчков. Иногда он толком и всунуть-то не успевал- сперма сразу начинала хлестать, как вода из крана. И времени на полноценный секс почти не было. Этот-же парнишка учил её дрочить ему, но сказал, что она плохая ученица, медленно двигает рукой. А порвалась целка совсем не больно, что было для Кати неожиданностью.
И теперь невинная с виду девочка-отличница, комсомолка, гордость школы, ждёт- не дождётся свидания с учителем, чтобы позволить ему снова и снова терзать своей выпуклой сизой залупой её тоскующее, рано повзрослевшее влагалище. Какой стыд, но поскорее бы!
Виктор Николаевич тоже скучал по ней. Все прошлые связи отошли в сторону, и теперь мысли были о полненькой девочке с большой грудью и узкой горячей щелью, куда он решил спустить во что бы то ни стало, и будь что будет. Сперма опять просилась наружу, желая кого-нибудь оплодотворить, заполнив все имеющиеся для хранения ёмкости. Надо было как можно скорее совершить «педагогический процесс».
Хотя на горизонте появилась химичка, худенькая стройная разведёнка, уже с ребёнком. Её тоже можно было бы попробовать трахнуть, но она рожавшая и у неё наверняка дырка уже широкая. Хотя она сама не против, как ему показалось.
Наконец час настал. Он не помнил, как они раздевались и как он оказался лежащим на Кате. Её ноги были уже на его плечах, член торчал в ней на всю глубину, а в ухо слышался шёпот: « .. быстрее, прошу вас.. ещё быстрее.. ой.. … глубже, пожалуйста.. а.. а.. ой.. кончаю… хорошо… а…а…а… спускай …ой, простите, спускайте…туда… туда!»
Задрав её ножки в белых носочках к потолку, он никак не мог решится на извержение в неё, и наконец голос разума был заглушен голосом плоти.
Виктор Николаевич загнал член в Катю по яйца, уперев залупу в юную матку, и замер, тихо застонав. Стратегический запас генетического материала покинул места хранения и мгновенно переместился в восьмиклассницу. Катя, наверное, почувствовав толчки члена внутри себя, вскрикнула:
— — Вы уже? Туда? Правда?
Он кивнул, стараясь не смотреть Кате в глаза, и вытащил из школьницы диктовавший свою волю инструмент. Физрук испытывал стыд, что кончил фактически в ещё ребёнка, но какое удовольствие он испытал! Что там эта глупая математичка или Оля, студентка с его группы, или гимнастка Галя на море? По сравнению с Катиной дырочкой у них у всех были раздолбаные лоханки! А её щелку даже как-то язык не поворачивается назвать пиздой.
Катя села, взяла салфетку и, попросив его отвернуться, вытерла у себя между ног, потом ещё и еще, укоризненно качая головой и вздыхая: «Ну вот, всё вытекло….Неужели от этого дети появляются?» .
В следующий раз, через неделю, Катя, раскинув ноги, без промедления, схватила его елду и ловко вставила её себе в дырочку. Через пару минут бешеных фрикций и совместных стонов физрук вытащил член, и она, поняв Виктора Николаевича без слов, стала ловко и быстро дрочить, направив горячие струи на простыню. Ученица делала успехи!
Еще через два дня она сразу, без предисловий, разделась и встала коленями на диван, опираясь руками на спинку и выпятив круглую белую попку со следами резинки от трусиков. И он сзади в максимальном темпе стал загонять снова и снова в неё член, притягивая её за сиськи. Всегда стеснительная, она, сейчас абсолютно не стесняясь, громко стонала и подмахивала, а он опять терпел изо всех сил, чтобы не кончить. Воздержание и постоянное сдерживание эрекции вследствие эротических фантазий не давали шансов на долгий половой акт.
Но они совершили фатальную ошибку, забыв запереть дверь, потому что начали целоваться и раздеваться сразу, как только она вошла в каморку (Теперь она всегда приходила в одном платье). И когда Виктор Николаевич уже собрался кончать в сокровенные Катины глубины, дверь открылась, и вошла химичка.
— -Знаете, Виктор Николаевич, я хотела вам сказать, что… что это? — глаза химички хлопали ресницами под стёклами очков. —Что вы себе позволяете, Виктор…. Ник..Николаевич! Г…громова, ты.. что…, с ума сошла?- Она перешла на шёпот, судорожно вздохнула и схватилась за сердце, хотя ей было только тридцать два. Виктория Алексеевна закрыла рот рукой и хотела выбежать из помещения, но ноги её не слушались. В первое мгновение, увидев бешено двигающийся зад преподавателя физкультуры, его мотающиеся яйца и елду, погруженную в школьницу, как говорится, «по самые помидоры», она отказалась верить в происходящее.
Конечно, тут у любого схватит сердце, когда учитель пялит раком ученицу прямо в школе, и при этом эта самая ученица громко стонет и двигает задницей!
Виктор Николаевич от растерянности не нашёл ничего лучшего, как резко вытащить свой охочий до малолеток орган из восьмиклассницы и, чуть подрочив, обспускать Катину попку. Химичка охнула, выдохнула: «О, боже!» и наконец-то выбежала из кладовки.
— — Ну, теперь начнётся! -засмеялась Катя, вытирая простынёй следы «занятия». – Вся школа будет в курсе, как вы малолеток трахаете! Хотя она разведёнка, ей самой охота, наверное. Может, и промолчит, если на ваш член сесть хочет. Спермы у вас, Виктор Николаевич, всё равно на всех хватит, ещё и останется! Кстати, я слышала, что Машка Юркина с вами не против. У неё при виде вас … ну, в общем, всё, что надо, разъезжается, раздвигается и течёт! Но у Машки титьки маленькие, а между ног как джунгли. Как ей это не мешает? Кошмар! Да и Горобец тоже хочет попробовать.
Это рыженькая, симпатичная такая, но тощая, как палка, клитор торчит постоянно, и пизда…ой, простите, переднее место как наизнанку вывернуто. Наверное, такое бывает, если жить половой жизнью, мне одна подруга говорила. Но Ирка говорит, что она целка. А Юркина-нет, она летом трахалась на даче. Я в раздевалке всё у них видела много раз, честно, и слышала тоже. Но это секрет, хорошо? Фу! Вся простыня испачкалась! А ещё я знаю, что это называют молофьёй. Смешное слово, правда? Только не подумайте, что я .. шлюха какая нибудь. Я вас люблю. У меня было… летом один раз, в общем…но я хочу быть только с вами.
Виктор Николаевич, с нежностью смотря на голую малолетку, деловито вытирающую сперму со своей толстенькой конопатой попки, и слушая её болтовню, понимал, что его уволят, несмотря на то, что секс учителя и школьницы- дело если и не рядовое, то довольно распространённое, и он тут не первопроходец. Зря он, конечно, сливал в Катю свой биоматериал, но что теперь поделать!
А если делу дадут ход, то можно и сесть. Хотя, Виктория Алексеевна тоже новенькая и пришла даже чуть позже его, и, скорее всего, не захочет выносить сор из избы. (И это не изба вовсе, а средняя школа №19). Ну, может, дело закончится только увольнением. Жаль, Катя оказалась способной ученицей. Согласную на всё восьмиклассницу ещё можно найти, но вот такие сиськи … Да и подмахивает она лихо, где только научилась! А стоны? Это же музыка! Моцарт! Та математичка тоже громко стонала, а вот не то….
Но дело повернулось неожиданным образом…»
Наташа перевела дух и свела ноги. Три раза кончить за день- это нечто. Голова кружилась, а писька слегка ныла. Вот бы сейчас пришёл Серёжа! Она, не думая, пожертвовала-бы целкой!
Одна новелла закончилась, и следом шла вторая:
«Химичка»
Виктория пришла в эту школу после ухода из ПТУ, где она работала вместе с бывшим мужем, мастером трудового обучения. Ей просто больше не хотелось работать бок о бок с этим козлом. Сначала это был нормальный парень, но с возрастом он стал невыносим. Хорошо, хоть Лёнька не в него — веселый и незлобивый.
В школе её приняли настороженно- красивая, стройная, весёлая. А контингент был в основном за пятьдесят, унылые скучные тётки, директор – старый добрый мухомор. Только физрук был молод и строен. Сначала она думала, что он временами оплодотворяет педагогический коллектив, но, увидев его равнодушный взгляд при разговоре с другими учителями, поняла, что эти дамы его не возбуждают. Физичка Надежда Егоровна, крашеная грымза, в открытую строила ему глазки и бесстыже вертела перед ним своей сракой. Но Виктор Николаевич со всеми поддерживал корректные отношения, лишнего не позволял, иногда сдержанно шутя с Викторией, за что эта старая манда Надежда Егоровна её сразу возненавидела.
Конечно, физрук тоже был не ангел. По слухам, на предыдущем месте работы он трахал какую-то училку, их засекли, но дело замяли, и его перевели сюда.
Виктория сначала гнала мысли о сексе, но природа требовала своё, и она начала подумывать, а не закрутить-ли роман с физруком, тем более она видела, что между ног у него есть за что подержаться. Место в школе для этого было- лаборатория рядом с кабинетом химии. Там были столы, стулья, и этого было достаточно. Стоя, например, можно прекрасно было трахнуться раком. Муж никогда такого не предлагал.
У неё даже голова закружилась от предвкушения. Вот он снимает с неё всё, она поворачивается к нему спиной, нагибается, и Виктор Николаевич осторожно вставляет член ей в щелку, всё глубже и глубже, глубже и глубже… и упирается в матку…
— — Виктория Алексеевна! Виктория Алексеевна!
— -Что тебе, Нина?
— — Можно выйти?
«Надо-же, на уроке размечталась, дура! А классно бы было, чтобы он спустил в меня!» И воображение химички заполнилось массой спермы, извергающейся из физрука прямо в неё.
Как-то на перемене он подошёл к ней.
— -Ну, как вам в этой школе?
— — Ничего, бывало и хуже. —ответила она, вспоминая ПТУ.
Он помялся.
— — По-моему, мы тут одни позитивные. Можно, я к вам как-нибудь загляну? После уроков?
У неё на миг остановилось сердце. Она опустила глаза и увидела его огромную елду, обтянутую спортивным костюмом. Если он ей засунет этот инструмент, мало ей не покажется. Не то что её бывший с его писюлькой, вспоминать тошно. Ладно, пусть попробует.
— — Да, пожалуйста. — Промямлила она. —Только не сегодня. Я занята. (Интересно, чем я занята?)
Расстояние между членом этого профессионального кобеля и её истосковавшимся влагалищем стремительно сокращалось, и она поняла, что его елда неминуемо будет в ней!
Но время шло, а он не приходил, и Виктория решила сама заглянуть к этому племенному жеребцу на огонёк.
Придумав какой-то пустяковый повод, она постучала в дверь его каморки, а когда ей не ответили- открыла её и, тихо войдя в полутёмное помещение, увидела, как абсолютно голый преподаватель физкультуры Семененко Виктор Николаевич, как ни в чём не бывало, со знанием дела, трахает раком такую- же голую девицу, в которой она не сразу, но опознала отличницу Екатерину Громову из 8 «б», схватив её за сиськи, а та ещё стонет и подмахивает. Так сказать, индивидуальный урок физкультуры! И это в то время, когда он должен сеять разумное, доброе, вечное! Ну, вот он и сеет!
У неё потемнело в глазах. Уж от кого-кого, а от этой рохли Виктория такого не ожидала! Она не помнила, что говорила, только сквозь пелену увидела, как он торопливо вытащил действительно огромный, блестящий в тусклом свете лампочки под потолком, член из недр ученицы 8 «б» класса, и, совершенно не стесняясь Виктории Алексеевны, чуть подрочив, облил толстую жопу школьницы густой белой субстанцией, при этом сдержанно застонав. (Она не могла и представить, что бывает так много спермы. Её муж с трудом выдавливал из себя несколько мутных капель, и она думала, что у всех мужиков также. И как только она от него залетела? А у Виталика семяизвержение она не видела-скромницу из себя строила, овца, только гладить местами разрешала).
Последнее, что она запомнила- это бесстыжий физрук, сжимающий свой брызжущий животворящей влагой орган, и застывшие белые капли на толстой конопатой жопе проворной акселератки Громовой.
Она не помнила, как оказалась в химлаборатории. Заперев дверь, она разревелась. Он трахал эту толстуху так, как она хотела, чтобы он трахал её! И сперма предназначалась ей, а не этой малолетке с дойками, как у коровы! Но, с другой стороны, какова тихоня! Даже если она и притворялась, то достаточно талантливо. Надо отдать ей должное. Виктория знала, что многие старшеклассницы влюблены в физрука, но то, что эта конопатая зубрила и мямля всех опередит- это сюрприз!
Виктория Алексеевна вздохнула и вытерла слёзы. Что за жизнь у её? Нормальную эякуляцию увидела только в тридцать два, да и то, так сказать, со стороны, не принимая в создании её непосредственного участия.
Немного успокоившись, она решила молчать и не распространяться об инциденте. Кому нужны комиссии, увольнения, уголовные дела и приговоры? Директор Егор Фомич, наверняка, сляжет с сердцем. А если физрука посадят, то он точно никого больше не трахнет. По крайней мере, ближайшие лет десять.
То, что это было не изнасилование, она понимала. При изнасиловании не подмахивают. Да и отсутствие одежды (которая валялась на полу) на трахающихся и наличие простыни(!) с подушкой(!!) на диване говорило о продуманной подготовке события. Виктория также была уверена, что эта зассыха сама соблазнила физкультурника своими формами. И наконец, в её неожиданном визите в кабинет страсти был свой плюс- она помешала физруку извергнуться в неокрепший ещё организм девочки-подростка. Хотя, кто сказал, что неокрепший? Вон, какая жопа! А сиськи? Да по сравнению с телом Громовой неокрепшим организмом был организм Виктории Алексеевны! И для кого её визит был плюсом, ещё неизвестно.
А чего она ревёт? Завидует? Или он ей что-то обещал?
Сначала, на следующий день, она решила поговорить с Катей, понимая, что, замалчивая событие, становится соучастницей преступления. Катя смотрела в пол, щеки её горели.
— — Послушай меня, Катюша! —Въедливо начала Виктория. — Ты что, совсем без головы? Нижний мозг победил верхний? Твоя пи…твоё влагалище не должно тобой командовать! У тебя же комсомольский значок на груди! За него люди кровь проливали! (А ты- сперму! — хотела добавить Виктория, но поняла, что её заносит). Ладно! У меня только одна просьба- молчи и забудь о нем и о том, что было. Ты же ведь не хочешь, чтобы он попал из-за тебя в тюрьму?
Она увидела на глазах школьницы слёзы.
— -Я так больше не буду. —Выдавила похотливая комсомолка.
— -Ну вот, и прекрасно. Я же понимаю, что это ты его соблазнила. Я тоже буду молчать, но и ты забудешь о нём. Поняла?
Катя кивнула, и даже от этого слабого движения её грудь заколыхалась.
— -И последний вопрос. Он кончал в тебя? —Набрав воздуха в грудь, быстро произнесла Виктория.
Катя заплакала и отвернулась к стене.
— — Вот же ты дурища! Залетишь- вся жизнь прахом! -Виктория повернулась и, чуть не сплюнув, пошла в учительскую.
Физрука в этот день не было, и разговор состоялся после выходных. Виктор Николаевич прятал глаза и краснел.
— — Как же вам не стыдно, Виктор Николаевич, трахать школьницу, да ещё прямо в школе? — Начала Виктория, сдерживая смех. Ей почему- то стало смешно, глядя на его растерянное лицо.
— — Она… сама.. пришла.. ещё и без трусов..—пробормотал он, без угрызений совести перевалив ответственность на ученицу его секс-факультатива.
«Как будто наличие трусов когда-нибудь что-нибудь меняло!»- подумала Виктория и продолжила:
— -На суде никто не будет слушать, в трусах была потерпевшая или нет. Срок впаяют – никакие трусы не помогут! Вы хоть предохранялись? Или сливали всё ей? Тюрьма-не лучшее место расплаты за секс с малолеткой!
Он неопределённо пожал плечами, как будто речь шла не об уголовном деянии, а о обычном уроке:
— -Было разок.
— — Разок?! А если она залетит? Вы что, не знаете, как предохраняться? Ведь впереди экзамены, и она собирается в будущем поступать в Бауманку! И вообще, где- же ваши педагогические принципы? С каких пор ваш член стал помощником в воспитательном процессе?
Виктор Николаевич хотел сострить, что его член всегда и во всём был ему помощником, но промолчал.
— -Ну, конечно, против таких титек никакие принципы не устоят! Вы лучше бы занимались больше с учениками, чем разрабатывать скважины похотливым глупышкам. Ведь она-же ещё фактически ребёнок! — Продолжала Виктория, справившись со смехом. — Я не дам делу ход, но у меня условие.
— — Какое? — оживился физрук, чуть не подпрыгнув от радости.
— — Вы забываете навсегда об этой девочке, она будет молчать, а взамен я хочу также.
— — Что- также?
— — Вы что, совсем того? Что вы делали с ней, то и со мной сделаете. Сегодня после уроков сможете?
От растерянности Виктор Николаевич почему-то испуганно оглянулся, что-то промычал, пожав плечами, и кивнул. Пророчество Громовой сбывалось!
После уроков Виктория сидела в лаборатории и с ужасом думала о создавшейся ситуации. Получается, чтобы потрахаться, она пошла на шантаж. А ведь физрук всё равно бы её трахнул, ей достаточно было бы просто состроить ему глазки и пригласить вечерком к себе. Фу, не школа, а бордель. Восьмиклассницы сами приходят к учителю без трусов и предлагают себя! Смело и современно, конечно! К чему условности! В подсобке трахаются, сейчас ещё и в лаборатории будут. Неизвестно, может, кто кого и в учительской ещё пялил.
Но, если бы она рассказал всё директору, то прощай, длинная елда и густая сперма Виктора Николаевича в ее тоскующем организме. Этого жеребца ждала бы дальняя дорога и казённый дом, где бы он мастурбировал долгие годы, вспоминая Катькины буфера и дырку, а её влагалище ещё неизвестно, кто, когда и как качественно посетил бы. Да, задал всем задачку Семененко! Кстати, подходящая к ситуации фамилия! Хотя, лучше бы была Осемененко!
С другой стороны, его тоже можно понять. Каждый день, кроме воскресения, перед ним прыгают эти кобылы, трясут сиськами и задницами, и что ему делать? Всё время дрочить?
Немного подумав, она сняла колготки, но трусы снять почему-то побоялась. Потом плотнее задёрнула шторы, со стыдом почувствовав, что её нежное место между ног уже готово к подвигу и клитор предательски торчит.
В дверь постучали, и в лабораторию робко, бочком, вошёл физрук. Он был одет в тот же самый спортивный костюм. В наступившей тишине было слышно, как на улице лает собака.
«Да, нелепо как-то»- подумали они оба и, не сговариваясь, рассмеялись.
Она подошла к нему вплотную, и Виктор осторожно обнял её. Чувствуя, что пауза затянулась, он взял её лицо в ладони и стал целовать.
Неплохо целуется, подумала она, а что дальше?
Руки физрука уже вовсю скользили по её спине и ниже, и она, уже не стесняясь, прижалась к нему, почувствовав его стояк.
Виктор Николаевич резко задрал подол узкой черной юбки и потянул вниз её трусики.
— — Подожди, как же мы будем…— робко прошептала она. В лаборатории были только стеллажи с реактивами, стол и два стула.
— — Не волнуйся- ответил он. Что она, не знает, как это делается в полевых условиях? Вон, Громова быстро разобралась, сама раком повернулась!
Он просунул руку в трусы Виктории и обнаружил огромный скользкий клитор. Виктория охнула и сжала ноги.
— — Я стесняюсь- прошептала она. Неестественность ситуации создавала ощущение, что всё это она смотрит по телеку.
Виктор стянул её трусы до туфелек и только сейчас понял, что чулок на ней нет. «Подготовилась, но не до конца. То ли дело Катька, сразу без трусов пришла!»- мелькнуло у него в голове. — «А клитор действительно огромный!
Он встал перед Викторией на колени и, еле касаясь языком её торчащего клитора, стал осторожно тискать её маленькую (по сравнению с Катиной) попку. Перед глазами Виктории закружились стеллажи, банки с вонючими реактивами и зашторенное окно, выходящее на шоссе. Может она сегодня, наконец-то, впервые в жизни кончит?
Виктор поднялся с колен и повернул Викторию спиной к себе. «Сейчас он трахнет меня также, как Катьку! Хотя, какая разница- раком или… осьминогом!» – подумала она и, чуть не засмеявшись, резко повернулась к физруку.
— — Я хочу сидя… на стуле. Раздевайся.
Химичка быстро сняла с себя всё и положила одежду на стол. Подумав, сняла очки, и положила туда-же. Виктор Николаевич тоже ловко избавился от спортивного костюма, бросив его поверх её одежды, и теперь стоял перед ней с торчащим членом, который он стеснительно прикрывал руками. Но его огромную елду скрыть было непросто. Виктория заметила на выпуклой сизой залупе маленькие синие жилки (Именно залупе, а не головке. Это у её бывшего мужа была головка, и даже две, и обе ничего из себя не представляющие. И почему она всё время вспоминает этого мудака и сравнивает с ним Виктора, этакого греческого бога! Да, выглядит Витя как Аполлон, а вот какой наш Аполлон в деле- сейчас увидим …).
Она хотела сесть на стул, но он остановил её и подложил на обшарпанное сиденье штаны от спортивного костюма.
Виктория села и сжала ноги, хотя ей хотелось их раздвинуть и закинуть физруку на плечи. Чего она боится? Ничего, просто обстановка не располагает. А если у него в каморке? Обстановочка там ещё хуже. Историческое место. Говорят, до него предыдущий физрук, намного старше нынешнего, тоже трахал там и учениц, и училок не забывал. Уж лучше здесь.
Виктор уже стоял перед ней опять на коленях и осторожно пытался развести в стороны её ноги. Она увидела, как его член дёргается от возбуждения, а с конца залупы (и очень даже приличное слово, оказывается. Головка- это как-то мелко и прозаично) свисает прозрачная капля. Дополняли картину два увесистых яйца.
«Неужели он всунет в меня всю палку? Он же меня проткнёт! Но, с другой стороны, Катька-то выдержала, да ещё как подмахивала! Ничего, авось обойдётся.»- подумала она, удивляясь таким мыслям в такой ответственный момент.
Виктория широко раздвинула ноги. Он придвинулся вплотную к ней и упёрся залупой в торчащий клитор химички. Волосики по краям её щелки были аккуратно подстрижены. (Кстати, он не любил, когда у женщин там вообще не было волос. Это напоминало ему детские писюльки, и возбуждение пропадало.)
Он очень медленно, даже слишком, всунул в Викторию залупу, и замер.
— — Ты что? — спросила она.
— -Мне так классно! — прошептал он и осторожно всунул остальное.
Она и не предполагала, что член может достать до таких сокровенных женских глубин. Виктория почувствовала, что в матку упирается что-то упругое, и судорога сводит ноги. Не ей осуждать Громову. Если эта девочка испытала то же самое, то на здоровье! Обхватив руками физрука за шею, она прошептала:
— -Быстрее!
Стул под ней скрипел и ходил ходуном, но он не обращал на это внимания. Химичка отрывисто стонала и всхлипывала, обхватив его плечи. Его штаны под ней стали мокрыми. Он чувствовал, что долго ему не продержаться в таком темпе, но она, по всей видимости, тоже скоро кончит.
«А дырка у неё узенькая, хоть и рожавшая. И как она смогла её сберечь? Видно, нечасто долбилась. Здорово! Классно трахается, разведёнка! Чёрт, сперма подходит! Еще бы чуть- чуть!»
Он был прав. Трахалась она давно (да и сексом это было назвать нельзя, одно недоразумение), а такой елды у неё ещё никогда не было. Виктория чувствовала, что что-то такое приближается, огромное, жуткое и прекрасное одновременно. Она почти оглохла, слышала только его дыхание. (Неужели ещё раз кончу? — подумала Наташа, теребя клитор в бешеном темпе- уже четвёртый раз!! Ой, кажется, кончаю! А – а-а-а! Мамочки! Ей показалось, что свет на секунду померк, а в животе что-то взорвалось. Она отбросила книгу и сжалась. Потом, почувствовав озноб, укрылась пледом и продолжила чтение. Ноги были как вата)
«…его дыхание. «Неужели я кончаю?»- прилетела издалека мысль. Тут в животе как будто лопнул воздушный шарик, и Виктория провалилась.
… Вот она, четырёхлетняя дурища, ревёт в голос, а бабушка гладит её по голове и успокаивает. А всё потому, что ей взбрело в голову поковырять прутиком в осином гнезде…
… Вот она идёт в первый класс, и стоит перед свежевыкрашенной школой на пронизывающем ветру, теребящем её банты и леденящий худенькие ножки в тонких белых колготках, а в руках тяжеленный букет нелепых цветов гладиолусов. И цветы нелепые, и название. А тучная седая женщина, стоя на ступеньках школы, что-то вещает в микрофон, поправляя растрёпанную ветром причёску. Августа Петровна, первая директриса…
… Вот она, окончив школу, танцует на выпускном балу с их учителем физики. Игорь Петрович, сорокапятилетний молодящийся хлыщ и ловелас, бесстыже прижимается к ней, и она чувствует его стояк…
…Вот они стоят в тёмном подъезде, и Виталик уже вовсю шарит под её плащом, гладя холодными после улицы руками по её груди, спине, животу, залезая в трусы, предварительно расстегнув джинсы. Она хочет поправить сползающие к коленям брюки, но руки её не слушаются. Ей хорошо, даже от его холодных пальцев, и хочется, чтобы это продолжалось вечно. Виталик уже добрался до клитора, а она с замиранием сердца тискает его член сквозь брюки. Ноги подкашиваются, и она опирается задом об горячую батарею… Дура, зачем надо было из себя целку строить! Сейчас, может быть, были-бы вместе, и он, может, не спился бы…Она ведь назло Виталику вышла замуж, когда он с какой-то студенткой закрутил…
.. Вот она целуется с мужем, гости кричат: «Горько!». Мать, сидя сбоку, плачет, а отец, уже пьяный, пытается её обнять и успокоить, еле ворочая языком…
… Вот она лежит с раскинутыми ногами, прислушиваясь к храпу отца и вздохам матери за стенкой, а муж, лёжа на ней, неловко дёргается, стонет, как будто скулит, и вытаскивает из неё свою писюльку. Фу, до чего же мерзко! Странно, но он даже никогда не помогал себе рукой при этом. И её не просил подрочить, да она и не хотела никогда брать его письку (именно письку!) в руку. И мутные капельки, так называемая сперма, не брызгали, а вытекали слабой струйкой ей на живот. После этого ей хотелось всю ночь провести под душем.
Она услышала стон и очнулась. Виктор Николаевич замедлил темп, дрожа всем телом.
«Обычно жизнь проносится перед смертью, говорят. Странно. Может я на секунду умерла?»
— — Я… уже…всё.. не могу терпеть.. больше.. извини…подёргай мне..- пробормотал он.
Выдернув из неё член, (её влагалище при этом тоже издало жалобный всхлипывающий звук, как-бы прощаясь), физрук с тихим стоном направил его в сторону, на пол. Виктория схватила скользкую елду физрука и стала быстро, но неумело дрочить. При кажущейся простоте процесса это оказалось непросто. Сказывалось отсутствие практики.
Виктор Николаевич застонал громче и начал обильно заливать пол лаборатории своей фирменной семенной жидкостью.
«Если бы он спустил в меня, всё бы вытекло наружу! …..У обычного мужчины там семенные пузырьки, а у этого племенного жеребца— семенные цистерны!…..Теперь ясно, почему это назвали семяизвержением. А у мужа как это называлось? Уж точно не извержение…. Если Витёк слил столько же в Катьку- залёт ей обеспечен. Прощай, экзамены! …..А если он и других девок баловал и заправлял своими головастиками? Ладно, лишь бы они в меня не попали!»- думал она, чувствуя головокружение и наблюдая, как на полу образуется белая лужа, а по помещению распространяется характерный запах, перебивающий аромат реактивов.
— — Прости, я нечаянно. Надо было…
— — Перестань, Вить. Куда бы ты кончил? В меня нельзя. Лучше уж так, я уберу.
Он неловко чмокнул её в щёку. Она продолжала сидеть голая на стуле, дрожа и стиснув ноги. Видя это, физрук посадил её к себе на колени и обнял. Потом набросил ей на плечи куртку от своего костюма. Говорить не хотелось. Затем Виктория нашла тряпку и вытерла (а скорее, размазала) сперму.
В тот вечер они ещё два раза делали это. Второй раз она села на него верхом, а в третий —она всё-таки согласилась встать раком и, сама того не замечая, также, как Катя Громова, подмахивала и стонала, а потом кончила. Правда, жизнь уже не проносилась перед ней. В последний раз Виктор попросил спустить туда, и она разрешила.
Выходя из школы на негнущихся ногах, они поучили замечание от вахтёрши за то, что задержались. Знала бы эта бабуся, из-за чего!..»
Тут Наташа кончила ещё раз, заснула и не смогла прочитать следующие новеллы, а назавтра надо было возвращать книгу.