Серега, как бы это сказать, был одержим женским телом. Но не так что бы уж совсем, безоглядно и «без тормозов». Серега считал себя ценителем и натурой утонченной, и при том имел вполне конкретные пристрастия. Именно потому, увидав сей экземпляр в переполненном вагоне метро, он тут же потерял дар речи, кровь тут же ударила в голову и в прочие ответственные за продолжения рода части тела и всю дорогу он просто не мог отвести взор. Отвести от бедер. Женских бедер, пышных ягодиц, и слегка тяжеловесных ног, обтянутых тонкой кожей черных отливающих в свете вагона брюк.
Это был экземпляр «то, что надо!» — 
тут же где-то на уровне подкорки пронеслось у Сергея. Было что-то ценное «в неформатных дамах», отвергнутых стандартами моды. Узкие рамки стандартов плодили однотипное и скучное однообразие, которое почему-то считалось эталоном, к которому должна была стремиться каждая девушка и женщина, а уже к этому эталону — кто «в фас, кто в профиль» со своей стороны и мужская часть общества. Этакий социальный отбор, где социально созданная искусственная красота вершила свой естественный отбор, при этом отвергая и низводя на ступени ниже все остальное разнообразие, которое способно не только доставить эстетическое наслаждение, но и телесное тоже.
Каждый параметр тела — будь то широкие, очень широкие, или, напротив, чрезвычайно узкие бедра, большая или малая задница, различных габаритов и форм грудь, размеры талии, складки или их отсутствие, да масса иных параметров женского тела — все имело в постели свои как достоинства, так и недостатки. Оставалось лишь ими воспользоваться (достоинствами, естественно) и устранится от недостатков. Причем, как был уверен Сергей, «сертифицированные по всем стандартам красавицы» являли собой всего лишь разновидности, не лишенную как своих достоинств, так таких же и недостатков. Именно потому он просто не мог пройти мимо такого экземпляра!
Широкие бедра манили, крупный женский совсем не мускулистый торс, раздавленная топом, по всей видимости, большая и мягкая грудь, и безысходность во взгляде. Вот, собственно, и все, что ему и нужно было ответить.
Дама стояла в сторонке, держалась за поручень и, похоже, вовсе не замечала не только горящего взора Сергея, но и вообще, всего происходящего рядом.
Двери метро на одной из остановок распахнулись, и Сергей едва не упустил момент, когда застывшее погруженное в свои мысли тело сделало шаг — вот только стояло застывшее и спустя миг за пределами вагона — когда дама покинула вагон метро.
Сергей едва успел выскочить за пределы уже готового тронуться вагона метро, влекомый формами и, как ему казалось, чем-то ещё, что притягивало не только его взор, но и прочие части тела к этой особе.
Особа же, погрузившись в свои мысли, монотонно и даже флегматично следовало своим путем — в сторону выхода. И пока их пути совпадали, Сергей даже не задавался вопросом, что ему делать и как повести, окажись они на открытом пространстве?! Все его естество занимали формы, скрытые одеждой, воображение, что от этих одежд даму освобождало, уже строило картины их близости.
Ночь сразу же приняла их тела в свои объятия, залив пространство толпами спешащих по своим делами и окутав пеленой скользкого и липкого уличного освещения.
— Зачем ты меня преследуешь?! – остановилась она, развернувшись к его фигуре в пол-оборота.
Он не нашелся что ответить, лишь развел руками и, кажется, даже кого-то задел из спешащих по своим делам.
— Я тебя не знаю… — флегматично добавила особа пышных форм и как-то безысходно взяв Сергея за руку, повлекла того куда-то в сторону, к посадке.
«Что это?» — не понимал Сергей, следуя с полушаге и влекомый пускай и не крепким, но рукопожатием за мерно плывущей в толпе дамой.
Их тандем – буксир, разрезающий людские толщ, и более массивный и потому неповоротливый лайнер, шли поперек общего течения, устремляя в сторону неосвещенных зеленых насаждений, где сразу же пропадали все признаки цивилизации, в том числе и освещение.
— Ну, давай… — наконец остановилась она. Зелень плотным кольцом обступила их, отрезав в несколько десятков метров толщей от постороннего взора. Здесь был совсем иной мир, отличный от того, что шумел и кипел в стороне.
Он не нашелся что ответить. И даже сделать. Да ему, похоже, ничего и не требовалось. Она уже сама делала все, что было нужно.
Плавно опустившись на колени, одним движением освободив свои массивные груди от сковывавших их одежд, она так же меланхолично и даже как-то безысходно расстегнула змейку его брюк и приняла сначала губами, а далее поместив меж двух шаров уже начавший набухать солидных размеров агрегат.
Сергей вздрогнул, даже поежился, но возражать не стал.
Огромные мясистые и при том достаточно упругие перси тут же поглотили мужское достоинство, и теплая истома тут же наполнила Сергея. Ему даже не требовалось что либо делать – просто стой, откинь назад голову и в разрывы пышных форм время от времени отмечай проблески далеких звезд в кромешной темноте. Все делала она. делала спокойно, поступательно, неспешно, как делает это уравновешенная опытная и знающая свое дело особа, не обремененная излишней спешкой и порывом импульсивного возбуждения. Размеров её груди хватало не только на то, чтобы поглотить Сергея не малый агрегат, но ещё и для возможности движениями вверх-вниз вызывать в нем те ощущения, которых он, как ему казалось, до того не испытывал. Головка время от времени вырывалась вверх, касалась её губ, иной раз даже возбуждалась языком, чтобы вновь быть проглоченной массами теплых, мягкий и податливых телес барышни.
Тепло, податливость, уют и камерность обстановки, создавали впечатление не реалистичности и, в то же время, яркости и непередаваемости ощущений.
Она останавливалась, вынимала головку, поглощала её, заталкивала её за щеку, массировала и мяла своим сильным языком, глотала до самого основания, вновь вынимала и опускала назад, меж двух громадных буферов, время от времени выдавая наверх свои размером с царский пятак набухшие соски, вставшие колом и/, как казалось Сергею, готовые его вот-вот уколоть. но редкие качания этих необъятных размеров, как казалось ему, шипов, вызывали в нем лишь дополнительный прилив возбуждения. Дама же в такие моменты вздрагивала, на миг замирала и, похоже, закрывала глаза, ловя миг величайшего возбуждения, чтобы тут же вернуться к начатому процессу.
Сергей уже и не знал кто из них ведущий, кто ведомый. Дама стояла пред ним на коленях, он обнажил свой орган и едва ли не во всю орудовал им, но, должен он был признать, орудовал не он. И проделывал все эти манипуляции, управлялся, доводил до возбуждения – не он. Все проделывала дама, взяв в свои руки, и не только, с самого начала управление ситуацией.
Ему же оставалось, как потом он признавал, отдаться ей в полной мере. Подчиниться этому механическому, поступательному, неспешному, безсуетному темпу, поглощающему всецело как его орган, так и его целиком.
— Может ко мне? – первое, что выдавил из себя он, обхватывая её голову и ловя взор в этой темноте.
Она лишь что-то хмыкнула невнятно и тут же он ощутил её острые зубки на своей головке. Последняя прорывалась вовнутрь, слегка прикусываемая, проваливаясь в искусственный вакуум и тут же заполняя собой все доступное пространство, падая куда-то вниз. Сергей вздрогнул, потерял на секунду почву под ногами, мир вокруг поплыл, звезды вспыхнули в прорывах листвы и тут же мощный неконтролируемый поток вырвался наружу, беспрепятственно падая в глубину её глотки, принимая его содрогания, легкие удары и безысходное истечение и увядание. Он ещё некоторое время содрогался, потел, бледнел, холодел, его бросало из крайности в крайность и все это происходило в доли секунды, даря, даря…
— Не уверена, — поднялась она поправляя, как н в чем не бывало, свою грудь, укладывая ту в одежды, тут же скрывшие все это великолепие.
— Сколько? – первое что пришло ему в голову.
— Хм… — лишь ответила она и протянула руку.
Вынырнув из темени парковой полосы, давно не приводившейся в порядок и потому превратившейся уже в сплошные заросли без возможности проникновения постороннего взгляда и какого-либо просвета, Сергей и пышнотелая дама тут же окунулись в легкий туман желтого уличного освещения и вновь стали походить на добропорядочных граждан, спешащих по своим делам или просто по домам в этот уже поздний час.
Дама держалась несколько отрешенно, Сергей бы даже сказал – независимо, но руки его не отпускала, увлекая того куда-то за собой. В микрорайоны, в мало освещённые дворы, по новым и уже рассыпающимся тротуарам и дорожкам. Сергею даже начало 
казаться, что он и вовсе потерял ориентиры, оказавшись всецело в руках у дамы. Он следовал послушно за ней, влекомый её рукопожатием и, наверное, похотью. Иного объяснения он просто найти не мог.
Её широкие берда колыхались в такт мерной и неспешной походке, крепкие и в то же время пышные ноги не частили, не семенили, грациозно, что удивляло Сергея, вышагивали с грацией модели идущей по подиуму. Её прическа, ниспадающая на спину вьющимися локонами, подымалась и опускалась при каждом шаге. Её спина… Сергей терял землю под ногами созерцая все это. Восхищаясь всем этим. забывая обо всем, кроме этого тела, кроме особы, чья грудь только что дала ему минуты наслаждения в парке. И он послушно следовал за ней, представляя что можно с нею проделать, на что она способна, , как далеко в своих «шалостях» способна зайти?!
Дворы уже были пусты и безлюдны. Отдельные фонари ещё как-то выхватывали пятна пространства, оставляя всю остальную вселенную в её естественном состоянии – во мраке!
— Постой! – тихо протянул он останавливаясь.
Она удивилась, но замерла, все так же – в шаге впереди, не отпуская его вытянутую руку. И тут Сергей не смог себя более сдерживать, инстинкты взяли над ним верх, и он более не желал промедления, просто притянув к себе барышню.
Та не особо и сопротивлялась, как отметил Сергей, просто упав ему на грудь и тут же вновь все взяв с вои руки и… и губы. Её уста впились в его губы, жаркий поцелуй бросил его в дрожь и заставил вспотеть от возбуждения, она целовала его в шею, похоже даже несколько излишне прилагая силу своими пухлыми губами, оставляя там следы, припадала устами к груди, расстегивая его рубаху, опускалась вниз, вновь высвобождая на свет уже окрепший орган. И это все, как казалось Сергею, происходило само собою, по ходу дела, без особых усилий. Она, похоже, была в этих вопросах профи, исполняла это не раз и будучи дамой, что говорится, в теле, просто обязана была это делать на порядки лучше щуплых девиц, чей стандарт красоты, закрепленный в головах мужчин, прощал им все, в том числе и откровенную халтуру и неумение.
Она же «работала на отлично», играясь с его крайней плотью, запуская под ту язык, пробегаюсь по голове, проглатывая ту и тут же отпуская, не позволяя теплу и возбуждению взять верх. Сергей дрожал, забывая, что стоит прямо посреди неосвещенного перекрестка меж домовых тротуарных развязок. Стоял, тяжело дышал, надеялся, что их минует чаша «всеобщего признания» — камеры и полуночные курильщики на балконах – это уже ни кто не отменит. Но, с каждым её движением, с каждым погружением органа в рот, с каждым прикосновением пухлых губ, он все больше забывал и о месте, и о своих опасениях, все больше отдаваясь моменту и наслаждению
Она вновь стояла пред ним на коленях, вновь играла с его органом, вновь закатывала глаза, вновь стонала. Только на сей раз это было куда уже откровенней. Она не столь сильно контролировала себя. Или, быть может, раскрепощенность приходит со второго-третьего раза? Он этого не знал. возможно, этого не знала и она. Но то, что она делала – было выше всех похвал.
Сергей тут же хотел ей взять. Повернуть, расположить и взять. Но всяк раз как только он это пытался проделать, она открывала глаза, плотней губами, а потом и с применением прикуса, сжимала его головку, его член и неспешно качала головой, давая понять, что ещё не время. Что у них все ещё будет. Чтобы не торопился. да и вовсе – это он остановил её прямо посреди дворов и…
Он не возражал, брал себя в руки, крепился, так как сила «нижней чакры» уже вновь брала верх, готовая выстрелить и залить мироздание жидкостью и давал ей возможность продолжить свое соло…
И вот, в какой-том момент, как Сергею показалось, она дала ему знак. Он и сам не понимал, что это было, но их единение, как ему казалось, уже перешло совсем в иную плоскость и этот знак… Этот знак…
— Давай! – произнесли её глаза.
— Пора! – терзал его головку её язык.
— Пли!! – прошептали беззвучно её уста.
И горячий поток, собиравшийся им всеми силами удерживаемый внутри, тут же, более не имевший ни каких препятствий/, понесся по стволу, достиг его вершины и всей своей массой ударил ровно меж её губ, проникая вовнутрь. Она, как Сергею показалось, даже вздрогнула. Потом улыбнулась. Приняла все это в себя. И все так же улыбаясь да застегивая на ходу его брюки, вновь подала знак продолжить их совместный путь по этим темным улочкам куда-то, куда знала дорогу, похоже, лишь она…
— Может подымимся? — интересовался Сергей.
— Здесь! — прошептали пухлые губы, раздавливая Сергея всем своим естеством.
— Хорошо! — соглашался он, принимая её поцелуи, горячие губы, неторопливые на настойчивые руки, вновь расстёгивавшие рубашку, шарившие по его груди, спускавшиеся вниз.
Он не возражал. Напротив. Темнота подъезда, старые богом и всеми забытые в это время суток лестничные Марши со своими закутками и нишами. Тишина и спокойствие, которые в любой миг могли быть прерванными случайным прохожим. Но ни её, и уж тем более, ни его это обстоятельство ни сколько не смущали. 
Их тяжелые неравномерные дыхания сливались в унисон, горячие губы терзали друг друга, руки опустошали тела, оставляя одежду висеть гроздями на полуобнаженных телах. Её громадная грудь, уже единожды принявшая его член, выдавалась вперёд, касаясь его груди, отвечая на его прикосновения. Громадные соски вновь заняли свое вертикальное положение, словно громадные иглы то и дело покалывая его грудь.
Её бедра, теперь уже свободные, венчались каймой болтавшихся где-то внизу брюк, ноги готовы были разойтись в тот момент, а место их схождения напоминало что-то невообразимое по своим размерам и степени возбуждения, выдаваясь вперёд громадным возвышением из которого, подобно лепесткам неимоверных размеров розы, выплескивались на свет неровные края возбужденных и налитых влагой половых губ.
Собственно, на все это спровоцировала Сергея она, переступив лишь порог Темного подъезда. Уж что ю руководило — возможно, тяга к подобному сексу, возможно избыточное возбуждение, которое просто не могло быть терпимым до входной двери, возможно ещё какая причина, но она с ходу форсировала события, взяв все в свои руки и потребовав от Сергея компенсации двух минетов, которыми он был уже удостоен.
Жадно впившись в его губы, охватив его голову своими руками, упиралась иглами сосков о его тело, она совершила всего лишь одно движение, один нажим на затылок, чтобы он все понял. Чтобы он спешно пошел вниз. Чтобы его язык, его губы, его руки, все его естество не оставили на своем пути ни миллиметра её тела не тронутым, девственным и возбужденным.
Он ласкал её шею, опускался вниз, падал меж необъятных горячих шаров, покрывал их поцелуями, покусывал соски, мял, толкал, пробегал языком, нежно касался губами, чтобы спустя пару минут устремиться низ, к её пухлому без складок животу, чтобы найти на нем пупок, пройтись по поверхности вдоль и поперек, чтобы заставить её дрожать и шептать неприличности… И уже после того, доведя даму едва ли не до исступления, наконец-то спуститься вниз, к тому самому месту схождения (или расхождения, как кому привычней) ног, её пухлых и призывных ног, чтобы тут же прикоснуться, заставить дрожать, тяжело дышать, издавать тяжелые сдавленные стонущие звуки, чтобы наконец-то добраться туда, куда стремилось все его естество!
И он поглотил все, что только мог поглотить. Его губы втягивали в себя весь телесный массив, проникали меж губ, играли ими, дразнили, ласкали. Его язык рвался вовнутрь, по теплым и влажным от возбуждения внутренним стенкам, достигал своей цели, разворачивался во весь оперативный простор и уже ей, особе, некуда было деться, так как его руки плотно сжимали её ягодицы, губы поглощали всю возвышенность, язык гулял столь вольно, что она порой даже не отдавала себе отчет где он — вот только что он терзал её бугор, превратившийся в гору, но тут же она ощущала его на своих больших, Сергей бы сказал — громадных, половых губах, а спустя миг язык уже расталкивал малые, не особо уставшие в размерах большим, губы, дабы…
Дабы доставить удовольствие. Удовольствие как ей, стонущей, едва держащейся на ногах, вцепившейся ему в волосы и исходящей влагой, похотью и доступностью, так и ему, желавшего это тело, эти ноги, эти ягодицы, грудь, живот, все её холмы, возвышенности и впадины. Он желал её всю, целиком и без остатка. Это тело его возбуждало и тело отвечало ему взаимностью, дрожью, словами поддержки и наставлений. И он не сдавался… А она лишь заводила, грозя своими вскриками пробудить интерес всего подъезда.
***
Они сидели прямо на бетоне. Сидели как есть, подстелив наспех сброшенные одежды и курили. И лишь блуждавшие огоньки их сигарет выдавали в этой кромешной темноте присутствие чего-то живого, уставшего и, похоже, ни куда не спешащего.