Я сидел за столом и смотрел, как двенадцать человек, решавших мою судьбу, возвращаются в зал заседаний.
Одна из женщин-присяжных посмотрела на меня и улыбнулась, но остальные избегали моего взгляда и сохраняли на лицах полное отсутствие какого-либо выражения.
— Подсудимый, пожалуйста, встаньте, — произнес судья, когда все заняли свои места.
И я встал вместе со своими адвокатами, а председатель жюри присяжных — чернокожая женщина средних лет — передала судебному приставу лист бумаги с вердиктом. Тот, в свою очередь, подошел к скамье и передал бумагу судье. Тот прочитал ее, сложил и передал обратно судебному приставу, вернувшему ее присяжным.
В этот промежуточный момент я оглядел зал суда. Позади себя я увидел Синди, женщину, которую любил, и которая любила меня. Она улыбнулась и подняла обе руки, на каждой из которых были скрещенные пальцы.
Я посмотрел на своих адвокатов, которые, как мне казалось, провели очень эффективную защиту от моего имени. Один из них улыбнулся и сжал мою руку, чтобы успокоить.
И я посмотрел через проход на свою мать и сестру, которые не улыбались. Мне было интересно, что в этот момент происходило в их головах. Насколько противоречивым было для них это дело? Я не разговаривал ни с кем из них уже больше года, поэтому знать не мог.
Видите ли, я убил своего брата. Этот факт неоспорим. Однажды ночью я застрелил его, после того как он ворвался в мой дом. С моей точки зрения, это была самооборона. Он был вооружен бейсбольной битой и в течение предыдущих месяцев неоднократно мне угрожал.
Однако обвинение утверждало, что я заманил его в засаду и хладнокровно застрелил. Поскольку он был важной персоной, видным бизнесменом и представителем штата, против меня было выдвинуто активное обвинение.
Все это промелькнуло в моей голове всего за мгновение, а затем мое внимание вернул к настоящему голос со скамьи.
— Вынесли ли присяжные вердикт? — спросил судья у старшины.
— Да, ваша честь, вынесли, — ответила женщина.
— По делу «Народ против Скотта Люка», что вы считаете? — спросил судья.
— Мы, народ, находим обвиняемого, Скотта Люка…
Ее звали Синди Дункан, и я влюбился в нее с первого взгляда. Вскоре я обнаружил, что это чувство взаимно, о чем я подозревал с самого начала.
Мы оба посмотрели друг на друга с выражением «О, Боже!», и я почувствовал, как у меня заныло в животе, и то нервное колебание, которое сопровождает такие случаи.
Я никогда не сомневался в своих чувствах к ней, и вскоре дал себе клятву, что буду ждать, сколько потребуется, но однажды она станет моей.
Была только одна проблема, и она была большой. Она была невестой моего брата, и я встретился с ней за шесть недель до их свадьбы, прямо перед девичником, который устраивала моя сестра в ее честь в доме моих родителей.
В дни, предшествовавшие свадьбе, я видел на ее лице растерянность, когда она пыталась решить, стоит ли идти на это. Но к тому времени и она, и ее семья уже слишком много вложили в свадьбу, чтобы она могла отказаться, поэтому она вышла замуж за мужчину, которого не любила.
Синди — такой порядочный человек, что я искренне верю, что она изо всех сил пыталась бороться с влечением между нами, по крайней мере, какое-то время, изо всех сил старалась быть послушной женой Гордона.
Но у меня не было таких обязательств. Я никогда не чувствовал ни малейшей вины за то, что люблю жену своего брата, и никогда не колебался в своем желании заполучить ее себе.
Если это звучит невероятно эгоистично, что ж, прочитайте мою историю, узнайте обо мне, моем брате и Синди, а потом решайте сами. Рассказывать немного, так что, потерпите.
Сказать, что мы с братом не ладили, было бы грубым преуменьшением. Масло и вода, вот кем мы были. На самом деле, не один человек прозвал нас Каином и Авелем, а кто из нас в какой роли выступал, зависело от того, на чьей вы были стороне.
Наш отец, Гордон Люк-младший, унаследовал семейную текстильную фабрику, основанную его дедом в конце хIх века. Отец спас это предприятие и экономику среднего города, в котором оно расположено, и где вырос я.
Он полностью отремонтировал фабрику и привлек компанию к розничной торговле, открыв магазины в десятках торговых центров от побережья до побережья. В ходе этого процесса он, получив и без того немалое состояние, приумножил его во много раз.
Проблема заключалась в том, что это практически лишило его реальных шансов стать отцом, по крайней мере, для меня. Понимаете, я был средним ребенком, со всем сопутствующим багажом.
Гордон был золотым мальчиком, тезкой главы семьи, и именно ему доставалось больше всего внимания от нашей матери. Она происходила из одной из старейших и самых известных семей в округе и была очень чванливой.
Я был на 23 месяца младше Гордона, потом у нас появилась младшая сестра Карен, на три года младше меня. Все внимание, что мой отец уделял нам, детям, доставалось Карен. Отец, в конце концов, принял Гордона, когда стало очевидно, что они похожи как две капли воды.
Гордон придерживался семейной линии, и именно он был вовлечен в бизнес. Карен пошла на юридический факультет и стала юридическим орлом компании. Оба были довольны, даже стремились влиться в скупую корпоративную культуру, которая была фирменным знаком моего отца.
Я? Я не получал ничего, когда дело касалось внимания со стороны моих родителей. Это меня вполне устраивало, когда я к этому привык. Я всегда отличался от Гордона и Карен, от всех членов моей семьи, и мне и моей личности было приятно, когда меня оставляли в покое.
Я всегда маршировал под ритм совершенно другого барабана. В то время как мои брат и сестра были шумными, агрессивными — даже напористыми — я был тихим, интроспективным, и меня совершенно не интересовал семейный бизнес или деньги семьи.
С самого раннего возраста у меня был дар работать руками, и одной из немногих поблажек, которые я получал от родителей, когда рос, стала собственная мастерская и любой инструмент, который я хотел.
В то же время я увлекся музыкой и в раннем возрасте научился играть на гитаре. Как любой подросток, некоторое время я играл рок-н-ропп, но в семнадцать лет открыл для себя бпюграсс, влюбился в этот стиль музыки и погрузился в эту субкультуру.
В результате я решил объединить две свои страсти и стал зарабатывать на жизнь изготовлением инструментов. Я провел четыре года в качестве подмастерья у мастера в горах Теннесси и хорошо выучился.
Так получилось, что в качестве ремесленника мне удалось развить неплохой бизнес. Я по-прежнему играю и периодически езжу на уличные ярмарки и другие мероприятия, чтобы продавать свои работы.
Каждую вещь я изготавливаю вручную, и за эти годы сделал множество гитар — акустических и электрических, банджо, мандолины, балалайки, даже несколько скрипок и альтов.
От своей семьи я получил стремление к успеху и сильное чувство перфекционизма. Когда беру заказ на изготовление инструмента, я всегда тщательно слежу за тем, чтобы этот инструмент был настолько безупречным, насколько я могу его сделать.
На выбранной профессии я так и не разбогател, но живу достаточно комфортно, к тому же, занимаюсь любимым делом. Или, по крайней мере, занимался, пока государство не решило судить меня за смерть моего брата.
Конечно, все это не освещает суть того, почему мы с братом не могли ужиться вместе. Проще говоря, он был задирой, а я — бунтарем. И этот конфликт длился столько, сколько я себя помню.
Гордон всегда был больше и сильнее меня, и регулярно меня избивал, пока однажды я, защищаясь, чуть не откусил ему ухо. Это случилось, когда мне было тринадцать, а ему пятнадцать.
Тогда Гордон оставил меня в покое, вроде как, и мы достигли непростого взаимопонимания. Я думаю, он уже хотел стать политиком, и, наверное, его расчетливый ум решил, что не стоит публично представать в роли хулигана.
Но он никогда не терял своего горячего нрава, и именно это, в конце концов, стоило ему жизни. Я бы солгал, если бы сказал, что никогда не выхожу из себя, но мой характер более холодный, более контролируемый. Я — пацифист по натуре, но также и реалист, и я не наглец.
Я использовал свое имя, чтобы получить банковский кредит на материалы для строительства собственного дома — бревенчатого домика с двумя спальнями в сельской местности за городом. Я сам сделал большую часть каркасных и бревенчатых работ, хотя на сантехнику, электрику и отделку заключил контракты.
Из-за места, где я жил, и из-за моей связи с музыкой в стиле кантри, я стал кем-то вроде любителя активного отдыха. Это — образ жизни, который подходит мне и моему темпераменту.
И это отразилось на моей внешности. В конце концов, я вырос до метра семидесяти восьми, все еще не дотягивая до метра восьмидесяти восьми Гордона, но будучи достаточно высоким, плюс у меня появился интерес к аэробике и страсть к пешим прогулкам, и все это дало мне худощавое, жилистое телосложение.
Раньше у меня были очень длинные волосы, но несколько лет назад я их подстриг, и теперь густая борода — моя единственная уступка контркультурному отношению.
В отличие от меня, Гордон делал все что должен был сделать. Получал отличные оценки в средней школе, учился в колледже, включая аспирантуру, затем занял среднюю должность в компании. Предполагалось, что он займет ее, когда отец выйдет на пенсию, что и случилось.
У отца было больное сердце, и он вышел на пенсию довольно молодым, а потом умер, когда мне был тридцать один год. К тому времени Гордон стал президентом компании и начал активно участвовать в политике.
Он познакомился с Синди, будучи на своей первой работе. Она работала в бухгалтерии, и он быстро положил на нее глаз. Сомневаюсь, что он ее любил, но она определенно хорошо смотрелась под руку с ним в качестве трофейной жены.
Синди просто великолепна — высокая рыжеволосая девушка с большими выразительными глазами. У нее также замечательный характер, теплый и заботливый, но она довольно застенчива. Я никогда не понимал, что она нашла в Гордоне, но я предвзят из-за своей пожизненной неприязни к брату.
На самом деле Гордон был довольно красив, с телосложением спортсмена и харизматичной личностью. Он мог — и делал это — очаровать любого, когда хотел, и я узнал, что он делал это довольно часто.
Конечно, не обошлось и без значительного состояния семьи, которое, я уверен, сыграло свою роль в отношениях Синди и Гордона, а также в известности семьи в обществе
В то время Синди было двадцать пять лет, и у нее было несколько свиданий, но не так много, как вы могли бы подумать, и она говорит, что ее семья очень хотела, чтобы она приворожила Гордона, когда тот начал проявлять к ней интерес.
Ее семья не бедная, но и не богатая, и перспектива выхода Синди замуж в семью Люка была очень привлекательной. И она была согласна, пока не встретила меня. Тогда все стало не так однозначно. Мне было двадцать три года, я только что начал самостоятельную жизнь, и я был ослеплен ее внешностью и обаянием.
У нас с ней гораздо больше общего, чем было у нее с Гордоном. У нас очень совместимые характеры, схожие вкусы в музыке, политике и занятиях. Когда мы узнали друг друга получше, ей не потребовалось много времени, чтобы понять, что она вышла замуж не за того Люка.
Из-за нее я отказался от возможности переехать в Нэшвилл, в Калифорнию, где мой бизнес мог бы значительно вырасти. Я хотел остаться рядом с домом, чтобы быть как можно ближе к ней и являться частью ее жизни.
После трех лет брака Синди родила их первую дочь, Сару, а через два года у нее родилась вторая девочка, Мэри. Затем ей перевязали трубы, потому что к тому времени она поняла, что не хочет больше иметь детей от Гордона.
К счастью, девочки похожи на свою мать, и внешне, и характером, и они — самое ценное, что есть на свете. Синди оказалась замечательной матерью, матерью-домохозяйкой, которая, кажется, нашла правильный баланс между любовью и дисциплиной.
Понятия не имею, когда Гордон начал физически издеваться над Синди. Он постоянно ссорился с ней по тому или иному поводу, и я знаю, что он много пил. Но я не связывал это с насилием, пока однажды не зашел в дом, а у нее на щеке был небольшой синяк.
Прежде чем у вас сложится неверное впечатление, я был там на законных основаниях. Поскольку я умею делать мелкий домашний ремонт, Гордон и Синди всегда звонили именно мне, если возникали проблемы. У Гордона никогда не хватало времени или желания заниматься подобной работой, поэтому он поручал ее мне, поскольку знал, что я сделаю ее почти даром и сделаю все правильно.
Я всегда делал то, о чем они меня просили, и ни разу не приставал к Синди, когда она была дома одна, хотя, видит Бог, у меня было сильное искушение.
В этот конкретный день я завозил пару мешков бетона для ремонта, который собирался сделать через несколько дней на их заднем дворе, и заметил, что Синди была очень тихой, очень подавленной. Потом увидел на ее щеке синяк. Я спросил ее об этом, но она просто отвернулась. И тут я понял.
К тому времени они были женаты уже одиннадцать лет, и Гордон уже получил место в Палате представителей штата. Он был очень консервативен, и его платформа семейных ценностей нашла отклик в пригородном округе, где они жили.
Я снова спросил ее об этом, и она пробормотала что-то о том, что случайно наткнулась на дверь, и что беспокоиться не о чем. Я ни на минуту не поверил в это, но оставил этот вопрос, потому что было ясно, что она не хочет об этом говорить.
Однако вскоре после этого случая я оказался в баре одного из отелей в центре города, где встречался с клиентом по поводу возможной работы, когда туда вошел Гордон с какой-то блондинкой.
Он меня не видел, и я наблюдал, как он угощает молодую женщину несколькими напитками, а затем уходит с ней в направлении лифтов.
Так что, помимо того, что он избивал свою жену, он еще и изменял ей. Я очень медленно сгорал от этого. Здесь женщина, которую я просто обожал, с двумя прекрасными дочерьми, а он ведет себя как… ну, как Гордон старых времен.
На этот раз я набрался смелости и позвонил Синди. Рассказал ей о том, что видел, сказал, что знаю, что он бил ее, и сказал, что если ей когда-нибудь понадобится куда-нибудь пойти, она может позвонить мне в любое время дня и ночи.
— Скотт, я… Я ценю тебя, — тихо сказала она. — Но ты ведь знаешь, какой он. Я не могу его бросить. Он никогда не потерпит этого. И ты также знаешь, что у него есть влиятельные друзья. Пожалуйста, не впутывайся в наши проблемы. Я справлюсь с этим.
— Синди, ты для меня такая же семья, как и он, может быть, даже больше, — сказал я. — И девочки -мои племянницы, настолько близкие к моим собственным детям, насколько я вообще могу иметь детей. Поэтому это — моя проблема. И, Синди, я тебя люблю. Всегда любил и всегда буду любить. Когда будешь готова, я буду рядом. Я всегда буду там.
— Скотт, я… я тоже тебя люблю, — сказала она. — Я рада, что ты есть в моей жизни.
Повесив трубку, я сел поудобнее, обдумал свои варианты и понял, что у меня их нет. Как бы я ни любил Синди, как бы сильно ни хотел ее, я не собирался склонять ее к прелюбодеянию.
Я слишком уважал ее и слишком уважал себя, чтобы сделать нечто подобное. Вовлечение Синди в прелюбодейную связь поставило бы меня на уровень Гордона, сделало бы меня не лучше него.
Если я чем-то и гордился, так это тем, что считал себя морально выше своего брата. Возможно, это звучит высокомерно, но я так считал. У меня довольно жесткое чувство приличия, по крайней мере, когда речь идет об отношениях.
Из-за своих чувств к Синди я никогда не пытался завязать полноценные отношения с другой женщиной. Было бы нечестно с моей стороны признаваться в чувствах, которых у меня не было к кому-то, кроме Синди.
О, на самом деле у меня была сексуальная жизнь. Среди моего круга друзей и знакомых в музыкальном бизнесе было несколько женщин, с которыми у меня были сексуальные отношения, но они всегда были строго физическими.
Многие из них были разведенными, обжегшимися на любви и просто хотевшими близости без обязательств. Меня это устраивало.
В конце концов, я решил, что лучшим вариантом действий будет нанять следователя — втихую — и собрать как можно больше грязи на моего брата. Это было мне нужно на случай, если что-то случится, и я очень рад, что сделала это.
Также я поговорил с Глорией Миллер, подругой, бывшей адвокатом. Я рассказал ей о «подруге», находившейся в жестоких отношениях, и спрашивал, куда она может обратиться, чтобы спастись от мужа. Я не сказал, кто это, только сказал, что ее муж — видный и влиятельный.
От Глории я узнал название, номер и адрес городского приюта для жертв домашнего насилия. Это было действительно все, что я мог сделать для Синди. Это, и ждать.
Проблема, с точки зрения Синди, заключалась в том, что ей нужно было защитить себя финансово, а Гордон систематически отрезал ее от независимых источников дохода.
Он отказывался дать ей работу, выдавал очень скудное пособие, и она сказала, что он структурировал свои активы так, что по закону они не считались общей собственностью. Не знаю точно, как это работает, но суть в том, что если она с ним разведется, то получит очень мало.
Более того, она беспокоилась, что Гордон станет оспаривать у нее право опеки над девочками, что было нелепостью. Гордон мало интересовался своими дочерьми — он хотел мальчиков, — но они стали отличной фотосессией, когда пришло время баллотироваться на государственную должность.
На самом деле, по ее мнению, Гордон ловко подстроил все так, чтобы она была финансово не в состоянии заботиться о своих дочерях так, как подобает тому, что он считал положенным в их жизни, и таким образом он выиграл опекунство, показав себя более подходящим родителем.
На самом деле, для этих девочек я был большим отцом, чем он. Я был тем, кто присутствовал на их выступлениях, футбольных матчах, школьных мероприятиях. И меня часто звали посидеть с детьми, что я делал с удовольствием. Они — замечательные дети, я люблю быть рядом с ними, а они любят своего дядю Скотта.
Признаюсь, мои мотивы были не совсем альтруистическими, поскольку эти случаи давали мне возможность побыть с Синди. Тем не менее, я помнил, как равнодушно относились ко мне мои родители, и был твердо намерен, чтобы в жизни Сары и Мэри был один мужчина Люк, который вел бы себя как папа.
Так что, в течение следующих 18 месяцев я наблюдал и ждал.
Я с болью в сердце смотрел, как женщина, которую я по-настоящему любил, погружалась в депрессию. Казалось, Гордон своими постоянными оскорблениями подавил ее сияющую личность до такой степени, что она редко улыбалась.
Я также ждал, пока собирал информацию о моем бывшем брате. Я узнал, что у него есть постоянная любовница в Капитолии штата, с которой он виделся, когда заседало Законодательное собрание, и что она, очевидно, не возражала против того, чтобы делить постель с незнакомыми пикаперами — мужчинами и женщинами, — с которыми сталкиваются, находясь на улице.
Это заставило меня обеспокоиться здоровьем Синди, но, как оказалось, мне не стоило этого делать. Позже Синди рассказала мне, что в последние год или два их брака самым близким к сексу с ним был случайный минет.
Я знал, что это — лишь вопрос времени, но не был готов к внезапности, когда она, наконец, достигла точки разрыва. На самом деле, к точке невозврата ее подтолкнул Гордон в бурную ночь, когда вернулся домой после сильного запоя.
Со временем я узнавал только кусочки того, что произошло, но, насколько я мог понять, он пришел домой пьяным, хотел секса, она отказала, и он ее избил. И я имею в виду, что на этот раз он сделал с ней это по-настоящему.
Все что я знал, это то, что однажды поздно ночью я был разбужен из мертвого сна тем, что кто-то колотится в дверь моего домика в глубине леса. Я посмотрел на часы, они показывали 4:27. Мне стало любопытно, кто бы это мог быть, пока до меня внезапно не дошло…
Единственным человеком, которого я знал, кто мог бы постучать в мою дверь в это раннее время, была Синди, и если так, то это означало неприятности.
Я открыл дверь и увидел Синди, стоявшую там с девочками, прижавшимися к ней, а вокруг них стояло несколько чемоданов. Они все промокли — а ночь была холодной — и Синди выглядела ужасно.
У нее под глазом был синяк, нос окровавлен, порез на щеке от его пощечины, рассеченная губа, вывих запястья, а впоследствии я обнаружил синяки на ее боку. Он не просто дал ей пощечину и ударил, но и сильно толкнул ее о комод.
Синди была в полной истерике, и девочки тоже плакали. Я завел их в дом, развел в камине огонь, переодел девочек в сухую одежду и заставил их спрятаться под одеялами, пока они не согрелись. Затем уложил их в постель.
Они были почти в шоке, потому что, очевидно, их разбудила суматоха, и они все это видели. Мое сердце чуть не разорвалось, когда Мэри, которой было всего семь лет, сказала, что им не нравится «отец», как Гордон настаивал, чтобы они называли его, и спросила, не могу ли я отныне быть ее папой.
— Дорогая, я всегда старался быть для вас папой, — сказал я. — Я люблю вас обоих так, будто вы — мои собственные. А теперь постарайтесь немного отдохнуть. Завтра у нас будет много дел.
Я обнаружил Синди все еще сидящей перед камином. Она не могла собраться с силами, чтобы одеться, и все еще была плотно завернута в плед. Ее дрожь была под контролем, но в ее глазах все еще было пустое выражение.
— Синди? — неуверенно сказал я, садясь рядом с ней на пол. И тут она сорвалась.
— О, Скотт! — застонала она и просто зарылась лицом в мое плечо.
Тогда я молча обнял ее, но на элементарном уровне почувствовал, как что-то зашевелилось в моем паху, когда одеяло соскользнуло с ее плеч, обнажив груди персикового размера.
Не знаю точно, как это случилось, но внезапно мы стали целоваться, и целоваться со страстью давних любовников. Мои руки жили собственной жизнью, они порхали по ее великолепному телу, сжимали ее сиськи и слегка пощипывали соски.
Несмотря на мои принципы, несмотря ни на что, мое тело кричало мне, что надо на это идти, и я думаю, что Синди тоже. Но прежде чем я рванулся вперед, мы разорвали объятия, и я отступил.
— Прости, — сказал я, побагровев. — Я… позволил себе увлечься. Мы не можем этого сделать. Не сейчас.
— Не стоит извиняться, — с загадочной улыбкой сказала Синди. — Боже, ты не представляешь, как давно я не целовалась с мужчиной, когда это имело хоть какое-то значение. Скотт, пожалуйста, помоги мне. Я искренне думаю, что Гордон был близок к тому, чтобы сегодня вечером убить меня, и боюсь, что он это сделает, когда узнает, что я забрала девочек и бросила его.
— Я уже давно говорил тебе, что всегда буду рядом, — мягко сказал я. — Я готов помочь тебе всем, чем смогу. Все, что тебе нужно, только попроси.
Я передал ей название приюта, которое несколько месяцев назад дала мне Глория, сказал, что утром мы позвоним туда первым делом, а также поговорим с ней о начале бракоразводного процесса. Синди сказала, что она, наконец-то, готова, что она готова расторгнуть свой брак с Гордоном.
— Мне не следовало выходить за него замуж, — сказала она. — Ты вдвое лучше него, и я должна была прислушаться к своему сердцу, когда оно говорило мне, что ты — тот, кого я действительно хочу.
— Синди, не вини себя, — сказал я. — На тебя оказывалось сильное давление, чтобы ты вышла замуж за Гордона, ты все еще не очень хорошо меня знала, и ты приняла решение, основываясь на том, что знала в то время. Нет смысла оглядываться назад. Все, что мы можем сделать, это смотреть вперед и делать все возможное.
Затем я помог ей подняться, одел в ночную одежду и уложил в постель. Она выглядела измученной.
Но перед этим я достал фотоаппарат и сфотографировал крупным планом ее травмы. Я хотел получить четкие документы, подтверждающие жестокое обращение Гордона.
Пока она и дети спали, я бродил по полу, следя, как тянется время. Я также беспокоился о том, что сделает Гордон, когда узнает, что Синди больше нет. Он всю жизнь был победителем во всем, поэтому я искренне верил, что эмоционально он не сможет пережить потерю Синди, особенно из-за меня.
Это чувство подтвердилось на следующий же день, и именно с этого начался роковой процесс, закончившийся смертью Гордона и моим судом за его убийство.
Как только стало светать, я разбудил Синди и девочек и сказал, что они должны идти в убежище. Я последовал за ними на своем джипе и проводил их в безопасное место. Пока мы были там, нас встретила Глория, и мы разработали стратегию, как вытащить Синди из ее брака.
Затем я отправился домой и занялся работой над инструментами, которые собирался сделать. Я постарался убрать подальше все, что могло указывать на присутствие Синди, потому что у меня было предчувствие, что появится Гордон.
Конечно, около полтретьего того же дня я увидел его в окне своей мастерской. Он не остановился, чтобы постучать в дверь или что-то еще, а просто ворвался внутрь, как будто он здесь хозяин. Я взглянул на его лицо и, скажу честно, испугался.
— Где она? — резко спросил Гордон.
— Ну, и тебе привет, старший брат, — ответил я так спокойно, как только мог. — Чем обязан этому редкому дару — твоему присутствию?
— Завязывай с этим дерьмом, придурок, — прорычал он. — Где она?
— Где кто? — ответил я.
— Синди. Ты знаешь ее, моя жена, — снова прорычал Гордон. — Я знаю, что она была здесь, потому что видел протектор ее машины у входа. Вчера вечером она прибежала к тебе, потому что именно так она поступает, когда ей необходимо сочувствие. Она бежит к моему любящему брату. Думаешь, я не знаю о тебе и о ней? Думаешь, не видел, какими взглядами вы обмениваетесь, какие разговоры ведете, когда думаете, что рядом никого нет? Я хочу знать, как давно ты трахаешь мою жену?
— Гордон, ты все неправильно понял, — ровно сказал я. — Я никогда не прикасался к ней, потому что, в отличие от тебя, Синди серьезно относится к своим брачным обетам, а я слишком уважаю ее, чтобы уговаривать на то, чего она не хочет. А она не хочет изменять, чего я не могу сказать о тебе.
— Это — чертова ложь, — сказал он и угрожающе начал приближаться ко мне. — Что ты знаешь?
— Я знаю все о тебе и твоих шлюхах, о твоей фаворитке, — сказал я, подыскивая, чем бы защититься. — И знаю об избиениях. Ты — не очень хороший мужчина, если тебе приходится избивать женщину, чтобы доказать свою правоту.
Вот и все. Он бросился на меня, и единственное, что его остановило, был большой топор, на который я случайно наткнулся, отскакивая от него. Я держал его перед собой, и теперь в моих глазах был огонь.
— Если не хочешь, чтобы я порезал тебя на мелкие кусочки, тебе лучше отвалить и убраться из моего дома, — громко сказал я.
— Если знаешь, что хорошо для тебя, лучше скажи мне, где она, — крикнул Гордон.
— Только через мой труп, — крикнул я в ответ.
— Это можно устроить, — ответил он.
— Ты мне угрожаешь? — спросил я.
— Понимай это как хочешь, — сказал он, поняв, видимо, что зашел слишком далеко. — Просто знай. Если завтра к полудню моя жена и дети не вернутся домой, я обвиню тебя в похищении.
— Тогда тебе лучше быть готовым ответить на обвинение в домашнем насилии, — сказал я, все еще держа наготове топор. — Я видел, что ты сделал с ней прошлой ночью, и тебе есть за что ответить. Уверен, что СМИ это понравится. Представитель консерваторов с семейными ценностями обвиняется в избиении своей жены. Отличная фотосессия, не так пи? Оставь ее в покое, Гордон, или СМИ получат фотографии. И это — не угроза, это — обещание.
На самом деле, я не собиралась не давать полиции и всем остальным фотографии. Я собирался погубить своего брата, хорошо погубить. Но на самом деле, я погубил его чересчур хорошо, потому что, по моему мнению, это оставило его психически неуравновешенным.
Едва Гордон ушел, я позвонил Глории и сказал ей, что Синди и детей нужно перевезти в безопасное место, о котором я не знаю, чтобы я мог быть честным, когда меня спросят, где они находятся. Затем позвонил в приют и сказал Синди, чтобы она была готова к переезду, как только приедет Глория.
Я знал, что приют не был безопасным местом для Синди. Я был уверен, что Гордон как законодатель, знает об этом месте или знает, как выяснить его местонахождение. И он действительно приходил и искал их, долгое время, после того как они сбежали.
В тот день, сидя в своей мастерской и пересматривая только что произошедшие события, я принял важное решение. Я понял, что уединение в деревне, которым я так дорожил, теперь представляет угрозу. Мне нужен был способ защитить себя в том случае, если Гордон снова припрется.
Обвинение в суде по моему делу об убийстве сделало бы многое из того, что я сделал дальше, но я сделал лишь то, что считал нужным. Как я уже говорил, я — пацифист по натуре и не склонен к гневу. Но я также говорил, что я — реалист и не собираюсь сидеть сложа руки и позволять Гордону безнаказанно нападать на Синди и на меня.
Поэтому я поехал на другой конец города, в оружейный магазин, и купил себе пистолет. Я просмотрел множество видов и остановился на девятимиллиметровом Glосk. Я хотел чего-то, что могло бы при необходимости завалить человека одним выстрелом, и понял, что пистолет 22-го или 38-го калибра не подходит для того, что мне нужно.
До окончательного оформления покупки мне пришлось ждать сорок восемь часов, и в это время полиция посетила мой дом в поисках информации о Гордоне. Синди выдвинула обвинения и подала на развод, а я предусмотрительно предоставил дополнительные доказательства, которые им были нужны.
Конечно, как и ожидалось, когда Гордона арестовали, это стало новостью первой полосы. Он заявил о своей невиновности и предположил, что ее избил «ее любовник». Учитывая доказательства, собранные полицией, это была защита, на которую большинство практических наблюдателей не купились.
Было трудно, но я знал, что должен держаться от Синди как можно дальше, потому что знал, что у Гордона есть ресурсы, чтобы следить за мной. И в течение следующих нескольких месяцев, пока их развод оспаривался, он донимал меня телефонными звонками
И не только он. Я получил десятки звонков и электронных писем от его разъяренных избирателей, называвших меня либеральным откровенным педиком, который из зависти хочет уничтожить сильный голос в защиту семейных ценностей.
На самом деле мне пришлось посмеяться над этой мыслью. Гордону не к чему было меня ревновать, но его кампания преследований начала стоить мне работы.
Для Синди борьба с Гордоном в деле о разводе была не менее тягостной. Она сняла небольшой дом в тихом районе под вымышленным именем и устроилась на работу, а затем отправила девочек на лето жить к одной из двух своих сестер, живших в другом штате.
Думаю, что юридическая команда Гордона, включая Карен, посоветовала ему, что будет выглядеть не очень хорошо, если появится подозрение, что он преследует Синди и угрожает мне. Поэтому он немного отступил и сделал все возможное, чтобы затянуть и уголовное дело, и развод.
Синди, однако, благоразумно держалась от него подальше, держала его в неведении относительно того, где живет, и следила за тем, чтобы все контакты с ним осуществлялись через адвокатов.
В конце концов, когда дело дошло до драки, Гордон был вынужден признать, что не оспаривает обвинение в домашнем насилии, и в конце концов, уступил в урегулировании развода. Все, чего Синди действительно хотела, — это свободы, а также опеки над девочками, и это почти все, что она получила.
Гордон не потрудился явиться на подписание окончательного решения о разводе, что показалось мне странным. После того как все закончилось, я пригласил Синди и девочек на обед, а потом мы пошли есть мороженое. В следующую субботу, через два дня после окончательного развода, Синди нашла няню, и я позвал ее на наше первое официальное свидание.
Боже, как она хорошо выглядела, когда я заехал за ней в тот вечер. Был прекрасный осенний вечер в середине октября, и она выглядела на миллион долларов. Мы поужинали, потом поехали на вершину холма рядом с моим домиком, сидели под звездами и смотрели вниз на огни города.
— Когда ты загадываешь желание… – услышал я, как тихонько напевает Синди, затем она притянула меня к себе, и мы поцеловались, сначала медленно, но с нарастающей страстью. Наконец-то пришло наше время, и я не мог ждать. Я проникал языком в ее рот и чувствовал, как дрожит ее тело.
Я притянул ее тело к себе и позволил своим рукам блуждать, и на этот раз не остановился. Я накрыл ладонями ее груди и почувствовал, как ее рука опустилась мне на колени. Меня распирало, но я готов был подождать еще немного, чтобы относиться к этой богине так, как она того заслуживала.
— Давай вернемся ко мне, — прошептал я, и она молча кивнула.
Войдя в дом, мы были похожи на двух молодоженов. Я запер за собой дверь, благо, что та имела засов.
Когда мы оказались в моей спальне, я включил прикроватную пампу и заглянул в глаза Синди. В этих светящихся глазах я увидел отражение всех надежд, которые она возлагала на новую жизнь с мужчиной, который на самом деле любил ее, как я.
Исчезло пустое выражение депрессии, затуманивавшее ее глаза в течение нескольких месяцев, перед тем как она покинула Гордон, и на смену ему пришло волнение, которого я давно не видел.
Я подошел к ней сзади, расстегнул молнию на платье и позволил ему упасть на пол. Ее грудь прикрывал тонкий черный бюстгальтер, который мало скрывал ее прелести, и пара трусиков бикини, которые, как я быстро обнаружил, были влажными от росы ее возбуждения.
Она сняла с меня рубашку, затем брюки. К этому времени мы уже тяжело дышали, готовые наконец-то довести до конца страсть, которую так долго сдерживали. Мы не пытались быть соблазнительными, чтобы закончить работу по раздеванию? просто разделись и забрались в постель.
Мы неистово целовались, когда я перевернул Синди на спину, сел сверху, а она схватила мой член, и я вошел в ее горячую киску. Она была влажной и тугой, когда я вошел до конца, и она тут же обхватила меня руками и ногами и просто сошла с ума.
— О, Боже! О, Боже! – с вожделением кричала она. — Я так долго этого хотела! Боже, пожалуйста, трахни меня, Скотт! Трахни меня и заставь кончить!
Я обхватил Синди руками и дал ей то, что она хотела, то, в чем она так долго нуждалась. Я без устали вгонял свой член в ее судорожную киску, и прошло всего несколько минут, прежде чем она стала кончать сильно и быстро. Ее тело дергалось и тряслось, когда она давала волю чувствам, которые так долго держала в себе.
Я бы с удовольствием сказал, что трахал Синди часами напролет, но правда в том, что я так долго был в одиночестве, что мой контроль долго не выдерживал. Едва Синди рассталась с Гордоном, и я начал видеть наше реальное совместное будущее, я отложил в сторону свои другие физические отношения и сосредоточился на ней.
Я чувствовал похотливые покалывания зарождающегося оргазма, двигаясь взад-вперед в исступленной пизде Синди с еще большей интенсивностью. Она сильно двигала бедрами, встречая мои толчки с такой же силой и страстью.
— О, да! — стонал я, а она подбадривала меня, призывала меня наполнить ее своей горячей сливочной спермой, и я сделал именно это…
С хрипом и стоном я погрузился еще глубже, а затем выпустил все… Я дергался, она дергалась, и я выпустил поток пряной горячей спермы, когда мы вцепились друг в друга всеми силами. Мы дико целовались, отдаваясь взаимному наслаждению друг другом.
В течение долгих, драгоценных секунд я продолжал вгонять свой член в ее киску, выстреливая в нее маленькие мини-выплески спермы, а она продолжала толкаться в меня, пытаясь выдоить из меня все, что я мог дать.
Наконец, я был опустошен и почувствовал, как мой насытившийся член выскользнул из ее расширенного отверстия, за которым последовал поток горячей спермы, затем я перевернулся, поднял Синди на руки и почувствовал, как меня охватывает полное удовлетворение.
В классическом вестерне «Маленький большой человек» есть такой момент в снежном рассвете, когда Джек Крэбб только что познакомился со своим новым сыном, после того как провел ночь с тремя сестрами своей жены по лучшему шайенскому обычаю.
Это был момент, когда все в его жизни было идеальным, когда у него была прекрасная жена, новорожденный ребенок, удовлетворительная жизнь с индейцами — за несколько минут до того, как на лагерь обрушились Кастер и Седьмая кавалерия и уничтожили все на своем пути, включая его жену и новорожденного ребенка.
Примерно так разворачивались для меня следующие несколько мгновений.
Я лежал в постели, получив, наконец, женщину, в которую был влюблен долгие годы, получившую, наконец, свободу — юридическую свободу — от своего жестокого мужа. Я собирался иметь ее и двух очаровательных дочерей, которых всегда любил, как своих собственных, как я всегда мечтал.
Жизнь была идеальной.
И тут прибыл Кастер в образе моего брата.
Я лежал в потном послевкусии секса, когда услышал шум из передней комнаты. Я встал и взял с тумбочки пистолет. Я не собирался рисковать.
Я едва переступил порог своей спальни, как почувствовал, что что-то твердое ударило меня в живот. Я согнулась пополам от боли, и мне едва удалось откатиться назад в спальню. К счастью, я удержал пистолет и сумел избежать удара, который Гордон нанес алюминиевой бейсбольной битой.
Синди вскрикнула, увидев Гордона, появившегося в дверном проеме.
— Ты — лживый мешок с дерьмом! — кричал он. — Вы двое даже не смогли подождать, пока высохнут чернила, прежде чем начать жить вместе. Ах, ты, маленькая дрянь! Думал, что сможешь победить меня? Но всегда побеждаю я!
— Гордон, пожалуйста, уходи! — крикнула Синди. — Я больше не твоя жена и могу делать все что захочу.
— Думаешь, мне есть дело до того, что скажет какой-то развратный судья? — бушевал Гордон. — Ты думаешь, что можешь просто уйти от меня, забрать моих детей и не столкнуться с последствиями? Ты — моя жена, пока я не скажу иное, и теперь я собираюсь взять то, что муж берет у своей жены.
Он направился к кровати, но остановился, когда я встал, держа перед собой пистолет.
— Гордон, убирайся из моего дома, пока я тебя не пристрелил, — тихо сказал я.
— Скотти-Бой, ты не выстрелишь в меня, — сказал Гордон. — У тебя не хватит духу нажать на курок. Ты — просто слабак, либерал, обнимающий деревья, который не выносит насилия. Разве не это ты всегда говорил? Видишь? Я собираюсь тебя избить до потери сознания, как делал это, когда мы были детьми, собираюсь трахнуть свою жену… МОЮ ЖЕНУ!.. а потом заберу ее домой, где ей самое место. Мне плевать, что вы двое думаете, что думает какой-то либеральный судья. Синди принадлежит мне! И я точно не собираюсь терять ее из-за тебя.
— Плохой ход, Гордон, — сказал я и нажал на курок.
Первый выстрел попал ему в правое плечо, он отшатнулся назад, и на его лице появилось шокированное выражение, словно он не мог поверить, что я действительно выстрелил в него. Затем его лицо потемнело, он поднял биту левой рукой и накинулся на меня.
Но он успел сделать всего пару шагов, потому что я спокойно нажал на курок еще раз и на этот раз свалил его выстрелом в сердце. Он был мертв еще до того, как упал на пол.
Понимаете, я не просто купил пистолет и держал его при себе. Я с ним практиковался, много практиковался. Одним из преимуществ жизни в деревне было то, что я мог выйти через заднюю дверь и пострелять по мишеням в любое время, когда захочу, и у меня было много времени для тренировок.
Все-таки стрельба по дереву и стрельба по живой мишени — это две совершенно разные вещи, особенно когда живая мишень — твой собственный брат. Тем не менее, я сделал то, что должен был сделать, и при необходимости сделал бы это опять.
Казалось, время остановилось, пока мы с Синди смотрели друг на друга, а затем на тело, лежащее на полу. Я понял, что каким-то образом Гордон сделал копию ключа от моей хижины и сумел проникнуть внутрь. Я твердо уверен, что он был готов убить меня, и Синди тоже, как только изнасилует ее.
— Боже мой, — прошептала она. — Скотт, что мы будем делать?
— Осторожно отойди от кровати, надень какую-нибудь одежду и дай мне позвонить в 911, — сказал я. — Ничего не трогай.
Прибыли шериф, криминалисты и следователи, и детективы допрашивали нас довольно интенсивно и враждебно.
Едва увидел прибывшего шерифа, я понял, что у нас будут проблемы, потому что он был приближенным Гордона, таким же республиканцем, как и он, и я должен был понять, что он собирается придать случившемуся как можно более худший оборот.
Сразу они меня не арестовали. Но им не потребовалось много времени, чтобы решить, что я совершил преступление, независимо оттого, что я им говорил, что им говорила Синди. Примерно через неделю после стрельбы они пришли в дом, арестовали меня, и мне было предъявлено обвинение в убийстве первой степени.
Оказалось, что у Гордона все еще есть влиятельные союзники в Республиканской партии, которая контролировала законодательное собрание, офис губернатора и окружного прокурора, и они хотели, чтобы убийцу представителя Люка обвинили в убийстве, тем более что убийца был братом-«хиппи» представителя.
Политически я не обязательно являюсь либералом по всем вопросам, но я уже давно выступаю за те цепи, которые мне близки, и некоторые из этих цепей были либеральными. Мне казалось очевидным, что мое преступление заключалось не столько в убийстве брата, сколько в противостоянии тому, за что он якобы выступал.
Хотя штат хотел, чтобы я был заключен под стражу без права выхода под залог, судья на предварительном слушании уступил и назначил мне залог в размере полумиллиона долларов. Синди потребовалось три месяца, чтобы собрать пятьдесят тысяч, необходимых для освобождения меня из тюрьмы, но это были хорошо потраченные деньги.
По сей день не могу понять, как опытные следователи могли осмотреть сцену в моей спальне и прийти к какому-либо выводу, кроме самообороны. Однако я имел дело не с городскими детективами, а с окружными, и те купились на то, что им сказали приятели Гордона.
Очевидно, Гордон рассказал нескольким своим друзьям, что я пригласил его прийти в тот вечер, и сказал им, что мы собираемся уладить наши разногласия.
Все это было явной ложью и было доказано в суде. Но этого оказалось достаточно, чтобы убедить шерифа и окружного прокурора, которому предстояли перевыборы всего через несколько недель, что я — мятежный брат черной овцы, подставивший Гордона под роковое падение.
Обвинители также много говорили о том, что мы с Синди переспали через два дня после окончательного развода, намекая на то, что у нас все это время был роман. Но никто не смог представить никаких доказательств того, что до вечера стрельбы у нас был секс.
Конечно, моя покупка пистолета и последующая тренировка в стрельбе по мишеням были важным элементом в их деле. Но я никогда не отступал от своего утверждения, что боялся за свою жизнь и что, живя в деревне, где я жил, было бы хорошей практикой владеть огнестрельным оружием.
Сначала штат предложил мне сделку: от пяти до десяти лет за признание вины в непредумышленном убийстве первой степени. Я посмеялся над ними и сказал, что ни в чем не виноват.
Однако в этом было больше бравады, нежели уверенности. Я знал, на что способны власти в этом штате, и знал, что они могут задействовать против меня множество ресурсов. И как только я отклонил их предложение о признании вины, они стали непреклонны в своем намерении судить меня за убийство первой степени.
Но у меня много друзей, и они помогли оплатить услуги Сюзанны Яворски, лучшего адвоката по уголовным делам в штате. Глория Миллер, моя старая подруга, помогавшая Синди в ее разводе, также присоединилась к моей команде защиты на общественных началах.
Я также получил широкую поддержку со всей страны: друзья, которых я завел в музыкальном бизнесе, друзья, которых я завел в процессе создания инструментов, и другие люди, бывшие просто возмущены тем, что они считали несправедливым судебным преследованием.
И с самого начала меня поддерживали СМИ, особенно ежедневная городская газета, назвавшая мое преследование «политически мотивированной вендеттой».
Мне реально повезло, что у меня были хорошие адвокаты, потому что штат каким-то образом собрал воедино множество предположений, намеков и обрывков фактов, чтобы составить довольно убедительное косвенное дело, если вы уже были склонны думать обо мне плохо.
Но Сюзанна и Глория взяли каждую улику, каждый маленький вопрос, выдвинутый штатом против меня, и разобрали их в деле по кусочкам. Кроме того, они привлекли своих экспертов по местам преступления, показавших, что все было так, как я говорил следователям тем вечером.
Особенно убийственными были фотографии Синди, которые я сделал в ночь, когда она сбежала от Гордона, и доказательства его внеклассной деятельности, которые я собрал. Они нарисовали картину Гордона, которую мы хотели, чтобы увидели присяжные, — неуравновешенного лицемера, вполне способного ворваться в мой дом и напасть на меня.
Мы пошли на большую авантюру, когда я решил выступить в свою защиту. Сюзанна сказала, что это риск, потому что я могу подвергнуться агрессивному перекрестному допросу, но я возразил, что если я не верю в себя, то как могу ожидать, что двенадцать незнакомцев поверят в меня?
Было несколько моментов, когда обвинение немного взволновало меня, но в основном я сохранял спокойствие, рассказывал свою историю и никогда не отклонялся от нее. Меня так и не смогли поймать на лжи, потому что я знал, что правда на моей стороне.
Когда пришло время для заключительных выступлений, Сюзанна говорила очень четко. Она взяла каждый вопрос, который штат привел в поддержку убийства первой степени, и свела его в прах, по крайней мере, по моему мнению.
Помощник окружного прокурора, ведущий дело, напротив, пустился во все тяжкие. Он говорил присяжным, что я безумно завидовал успеху Гордона, что я жаждал его жены и инсценировал ее травмы, что я заманил брата к себе домой под предлогом примирения, а затем застрелил его.
Не обращая внимания на бейсбольную биту, которую Гордон сжимал в руке, умирая, и которую, по абсурдному предположению обвинения, он взял с собой, потому что якобы боялся меня.
Наши свидетели характера практически уничтожили этот аргумент, приведя парад старых школьных знакомых, которые заявили, что это Гордон терроризировал меня на протяжении многих лет, а не наоборот.
Я стоял, уверенный в том, что мы сделали все что могли, но все еще опасаясь вердикта. Присяжные заседали полтора дня, и мы не могли судить об этом. Они не пришли к быстрому заключению, но и не затягивали процесс обсуждения.
Когда председатель суда начал зачитывать приговор, я зажмурил глаза, гадая, позволят ли мне жить дальше, с женщиной, которую я любил, или я проведу остаток жизни в тюрьме.
— Мы, народ, признаем обвиняемого Скотта Люка невиновным, — сказала женщина.
Сначала я не мог осознать, что она на самом деле произнесла те два слова, которые вернули мне жизнь. Затем я услышал, как зал суда взорвался абсолютным хаосом, и на мгновение мне показалось, что сейчас начнется бунт.
У Гордона были горячие защитники среди галерки, но и у меня была их своя доля, и было некоторое опасение, что приверженцы Гордона нападут на моих сторонников и начнется полномасштабная драка.
Посреди этого бедлама я повернулся к Синди, и мы обнялись со страстью двух только что освобожденных людей.
Мы жили врозь, но проводили вместе много времени, и нам стало комфортно друг с другом во всех отношениях. Мы действительно любили друг друга, и тот факт, что она и девочки поддерживали меня, был огромным знаком в мою пользу.
Это было долгое, напряженное испытание, но теперь мы могли пожениться, чего хотела она, а я мог удочерить Сару и Мэри, чего хотел я.
Я повернулся, чтобы поискать маму и сестру, но они молча отвернулись и ушли. Я решил, что потерял их навсегда, но это меня вполне устраивало. Они никогда не были мне нужны, так что, я не собирался терять сон из-за их чувств.
Позже, на пресс-конференции, организованной моими адвокатами, несколько членов жюри присяжных решительно высказались о слабости версии штата. Один из присяжных даже сказал, что не может поверить, что дело вообще попало на рассмотрение большого жюри.
А старшина присяжных, которая так строго смотрела на меня на протяжении всего процесса, рассказала о том, что перевернуло для нее дело. Широко улыбаясь, она отдала должное дочерям Синди.
— Когда они выступили в защиту мистера Скотта, — сказала она, — это сказало мне все, что я хотела знать о его характере. Дети скажут правду, если не давить на них. И эти девочки сказали правду, когда назвали Скотта Люка своим настоящим папой.
В тот вечер Сюзанна и Глория пригласили нас на ужин в ресторан в центре города, и он превратился в вечеринку в честь победы, так как многие мои друзья и сторонники пришли поздравить меня. Это было приятно, но все же, я чувствовал себя слегка опустошенным.
Наконец-то я смог вернуться домой, но моя жизнь по-прежнему была разрушена. Мне удалось сохранить свой дом, но пришлось продать многие свои инструменты, чтобы собрать деньги на защиту. Кроме того, я снял небольшую однокомнатную квартиру, чтобы жить в городе во время суда, что съело большую часть моих сбережений.
Конечно, в течение полутора лет, которые потребовались, чтобы дело прошло через систему, я не мог много работать. В результате мой бизнес рухнул, так что, на тот момент единственным источником дохода были выступления, а я не был достаточно хорош, чтобы зарабатывать на жизнь пением и исполнением музыки блюграсс.
Хотя я был свободным человеком, суд обошелся мне дорого, но у меня все еще была любовь Синди и ее дочерей.
В последние дни суда девочки жили у другой сестры Синди, той, что живет в городе, поэтому дом Синди был пуст, когда мы приехали после окончания вечеринки. Она пригласила меня войти и поставила вариться кофе, потому что видела, что я неспокоен.
Мы сидели вместе на ее диване, молча потягивая кофе. Я так много хотел сказать, так много хотел сделать, но Синди меня опередила. Она допила свою чашку, отставила ее в сторону, наклонилась и притянула меня к себе. Сначала она целовала меня нежно, но с все нарастающей страстью.
В тот момент меня охватила дикая похоть, требовавшая разрядки. Я был так напряжен из-за исхода судебного процесса, что в предшествующие недели страдал от импотенции. Мы с Синди не были вместе в сексуальном плане уже несколько месяцев, и у меня даже не было желания — или возможности — мастурбировать, если бы я был к этому склонен.
Я поцеловал ее в ответ, крепко, позволяя своему языку вступать в бой с ее языком, пока мы боролись на диване. Теперь, будучи свободен, я чувствовал, как жизнь возвращается в мой пах, возрождая мою мужественность. Наконец, после нескольких минут яростных ласк, Синди отстранилась и встала.
— Расслабься, приляг и наслаждайся, — сказала она. — Это для тебя.
С этими словами она потянулась и распустила волосы, рассыпавшиеся по плечам пурпурными волнами. Она медленно расстегнула блузку и отбросила ее в сторону, затем расстегнула брюки и позволила им упасть на пол.
Я просто наслаждался прекрасным зрелищем, представшим передо мной: ее высокая, стройная фигура, одетая лишь в одинаковые голубой лифчик и трусики. Она потянулась за спину и расстегнула лифчик, отбросила его в сторону, затем вылезла из трусиков.
Синди похотливо покачивалась, стоя передо мной обнаженной. Я уставился на ее прекрасную грудь, высоко и гордо сидящую на ее груди, плоский живот, чудесную попу, длинные ноги и копну волос цвета ржавчины, обрамляющую ее половой орган.
Я был тверд как сталь, тверже, чем когда-либо, даже в ту первую роковую ночь в моей хижине. Она встала на колени между моих ног, потянулась вверх и начала медленно расстегивать пуговицы на моей рубашке. Она провела своими длинными ногтями по моей груди и слегка ущипнула мои соски.
Затем взялась за мои ботинки, потом за носки, после чего потянулась вверх, чтобы расстегнуть ремень и снять брюки. Она стянула с меня боксеры вместе с брюками, и мой член подпрыгнул вверх, твердый и готовый. Я лежал обнаженный, готовый позволить этой женщине делать со мной все что она захочет.
— Мммммм, выглядит неплохо, — ворковала она, беря мой член в обе руки
— Это приятно, — тихо ответил я. — Боже, как хорошо быть с тобой, когда над нами не висит облако.
— Ш-ш-ш-ш, — наставляла меня Синди, — не хочу сейчас ни о чем говорить. Просто хочу любить тебя. Поговорить мы сможем позже.
Синди приблизила свое лицо к моему члену и провела носом вверх и вниз по стволу, вдыхая мою сущность. За ней быстро последовал ее язык, скользя по нижней стороне моего члена и заканчивая большим движением по шарику спермы, вытекшей из кончика.
Она несколько раз провела языком по головке, затем открыла рот и втянула меня внутрь. Она обхватила губами ствол моего члена и забрала в рот все, кроме пяти сантиметров. Она удовлетворенно мурлыкала, работая ртом вверх и вниз по моему багровому стояку.
Я чувствовал, как от меня исходит мощный поток спермы, и мог сказать, что Синди сама сидела на пороховой бочке, по тому, как она одной рукой надрачивапа свой клитор, а другой держала мой член.
Я сделал себе мысленную пометку, что собираюсь хорошенько распробовать эту сочную писечку до конца ночи, но сейчас нас интересовала только физическая близость.
Это — показатель того, насколько мы с Синди были созвучны, потому что в тот же момент она оторвала свой рот от моего члена. Я почувствовал толчок в животе, когда увидел толстые нити слюны и спермы, оставшиеся после того, как она выпустила мой член из своих губ.
Синди просто смотрела на меня с горячим выражением лица, когда она забралась обратно на диван, устроилась на моих бедрах и нанизала свою горячую, болотистую киску на мой член. Когда головка моего члена оказалась в ее отверстии, она отпустила мой член и опустилась на меня.
Мы оба сильно застонали, когда ее горячие стенки обхватили меня. Синди обхватила мои плечи обеими руками, а я обвил руками ее спину и притянул ее к себе. Пока она двигала бедрами вверх-вниз на моем пульсирующем члене, мы крепко целовались, наши губы и языки яростно боролись.
За это время я трахал ее довольно много раз, но этот случай был особенным. Мы были свободны, совершенно свободны, свободны быть вместе, не беспокоясь о Гордоне, не беспокоясь о возможности тюрьмы.
Я мог бы довольствоваться поцелуями сочных губ Синди вечно, но у меня было кое-что еще, чего я хотел. Я немного приподнял ее, так что ее сиськи оказались над моим ртом, и стал сосать ее соски, облизывая, целуя, покусывая твердые розовые кончики.
Синди издала довольный стон, и ее движения стали более активными, пока я работал руками и ртом над ее сиськами размером с ладонь. Ее глаза были закрыты, она позволяла чувствам омывать ее, чувствам любви, похоти и преданности.
Когда наступила кульминация, из ее рта вырвались короткие вздохи, что означало, что она действительно чувствует это, потому что она не очень громко говорит во время секса. Когда она приближается к кульминации, шум издает ее тело, а она тряслась и билась, скача на мне.
— Ммммм, да! — кричала она. — Пожалуйста, Скотт, кончи вместе со мной. Дай мне кончить, дай мне почувствовать в себе твою сперму.
И я был готов дать ей то, что она хотела, так как я сильно двигал бедрами, глубоко вгоняя свой член в ее дергающуюся пизду. Как раз в тот момент, когда Синди сильно дернулась и ее тело забилось в конвульсиях кульминации, я почувствовал сильный хляск спермы, вытекающей из моей мошонки.
С резким задыхающимся криком я крепко прижал Синди к себе, извергаясь вулканом горячей, густой спермы. Я позволил фонтану спермы омыть ее лоно, наполнив ее таким количеством горячих сливок, что те вытекали из пизды и попадали на мои яйца.
Мы дико целовались, и в разгар нашей страсти я не мог сдерживаться. Я начал всхлипывать, наконец-то выпустив все так долго сдерживаемые эмоции.
Я убил человека — своего родного брата — и в результате мне грозила жизнь в неволе. Хотя я знал, что был прав, защищая себя и свою возлюбленную, как это сделал бы любой мужчина, с этим все равно было трудно смириться.
К тому же, я был настолько влюблен в Синди, женщину, которую так долго хотел. Я терпеливо ждал все эти годы, поступая правильно, держа руки от нее подальше, несмотря на свои чувства. Наконец, я ее получил, после чего мне пришлось столкнуться с возможностью того, что мне, возможно, придется прожить жизнь без нее, если меня осудят.
Пока я все выплескивал, Синди молча меня обнимала, нежно целуя мой лоб, глаза, щеки, нос, везде, куда падали мои слезы.
— Прости, — тихо сказал я, окончательно придя в себя. — Думаю, мне просто требовалось выпустить кое-что наружу.
— Не извиняйся за то, что плачешь, — сказала Синди. — Одно из того, что я в тебе люблю, — то, что ты не боишься плакать. Последние несколько месяцев я за тебя волновалась, потому что ты был таким… тихим, таким замкнутым. Я ждала, когда ты откроешься и выпустишь все наружу вот как сейчас.
— Дорогая, мне требовалось держать себя в руках, потому что, если меня осудят, я знал, в тюрьме из-за такой эмоциональности у меня будут проблемы, — сказал я. — Будучи в тюрьме, перед тем как выйти из нее, я видел, что делают с нытиками и сопляками. Это… некрасиво. В тюрьме требуется хотя бы выглядеть сильным, потому что любой признак слабости будет использован против тебя.
— Но тебя оставили в покое, не так ли? — сказала Синди.
— Это потому, что они знали, что я сделал, и это вызывало у них уважение, — сказал я. — Тюремное правосудие — забавная штука. Я убил человека, напавшего на меня и женщину, которую я любил, а в тюрьме такое уважают. Но также я постарался не показывать страха, независимо от того, насколько на самом деле был напуган, и был дружелюбным с самым плохим парнем в этом месте.
Мы молча сидели, потом я предложил принять душ. Мы вошли под теплые струи и просто обнялись, позволяя успокаивающей воде снять с нас напряжение. Вода была достаточно теплой, чтобы нам было комфортно, потому что мы хотели, чтобы горячей воды хватило надолго.
Густые, влажные пряди волос Синди падали на ее лицо и плечи, придавая ее великолепным глазам еще больше жизни, пока я целовал ее шею и груди. Я посасывал каждый из сосков, чувствуя, как они отвечают мне.
В то же время я просунул пару пальцев между ее ног, одновременно проводя большим пальцем по ее твердому клитору. Синди тихо задышала, когда я ввел два пальца в ее киску, и я сам задрожал от ощущения слизи моей спермы, все еще покрывавшей ее внутреннюю поверхность.
Пока я работал над Синди одной рукой, вторая начала легонько поглаживать мой член, снова доводя его до полного возбуждения. Но я еще не был готов им воспользоваться.
Я встал перед Синди на колени на пол ванны и прижался лицом к ее промежности. В ответ она раздвинула ноги и уперлась одной ногой в бортик ванны. Я просто уставился на ее красивую розовую киску, обрамленную мокрым кустиком.
Я провел языком по внешней стороне половых губ, а затем кончиком обвел клитор. Она опять задышала, на этот раз громче, и я понял, что нахожусь на правильном пути. Я обхватил ее попу обеими руками и притянул к себе, яростно работая губами и языком над ее пиздой.
Руки Синди обхватили мой затылок, в то время как я использовал все свои оральные навыки, накопленные за долгие годы. Ее бедра дергались в такт, когда я проникал языком в ее глубины и сосал ее. С губ ее срывались слабые лепечущие звуки, когда я сосал, лизал и даже слегка жевал ее кипящую горячую киску.
Она была совсем рядом, и я знал, что заставит ее переступить через край. Я отстранил свое лицо от ее лица и развернул ее так, чтобы она оказалась лицом к стене напротив душевого патрубка.
Я наклонил ее так, что ее попка торчала наружу, а горячая розовая киска была открыта для меня. Я потянулся вверх и раздвинул ее ягодицы, а затем с превеликим наслаждением погрузился внутрь. Я проложил влажную дорожку от ее ануса к киске и обратно.
Я раздвинул языком ее попку и просунул его за ее тугое колечко, затем скользнул ртом вниз и обсосал ее киску. Я варьировал свои атаки так, что она никогда не знала, в какой момент я буду работать с ее киской, а в какой стану вылизывать ее попку.
Подняв глаза, я увидел, что Синди прислонилась головой к стене, ее глаза были плотно закрыты, так как кульминация достигла своего пика.
Как раз в этот момент она напряглась и застонала:
— Ооохххххх! Скотт!
Затем ее тело сильно задрожало от оргазма. Я дал достаточно времени, чтобы ее тело успокоилось, а затем встал на шатающиеся ноги. Мой член был как железный прут, я крепко сжимал его одной рукой, а другой удерживался, когда одним сильным толчком скользнул прямиком в ее затопленный канал.
Теплая вода каскадом пилась на нас, в то время как я быстро набирал скорость, трахая свою любовницу сзади со всей силы. А Синди снова двигала бедрами мне навстречу с таким же пылом, с каким я входил в нее.
Если этой связи и не хватало прежней интенсивности, то ее с лихвой компенсировала огромная радость, которую мы испытывали в тот момент. Я блаженно трахал любовь всей моей жизни под быстро остывающей струей воды, наплевав на все на свете.
Когда закончилась последняя порция горячей воды, я вышел из киски Синди, потянулся и выключил воду, затем мы выскочили из ванны.
Мы не потрудились вытереться или пойти в спальню, а просто положили на пол полотенца, Синди встала на колени, перегнувшись через борт ванны, выгнув тело, чтобы открыть свои набухшие половые губы, и умоляла меня трахнуть ее, и трахнуть сильно.
И я сделал именно это. Снова погрузил свой член в ее горячую киску и начал интенсивно двигать им вперед-назад в ее содрогающейся пизде, чьи сладкие стенки сжимались, когда я вытаскивал и вводил член, работая в устойчивом ритме.
Трахая Синди мощными толчками, я прижался к ее спине, обхватил руками болтающиеся груди и сжал их достаточно сильно, чтобы заставить ее стонать и извиваться.
Мы оба стремительно приближались к действительно потрясающему оргазму, и я хотел гарантировать, что мы достигнем его одновременно. Когда почувствовал, что тело Синди начало напрягаться, я вытащил член из ее киски, пару раз провел им между ягодицами, а затем снова вогнал в пизду.
Я сделал так несколько раз, пока Синди не взорвалась. Стоя передо мной на коленях, она оглянулась ко мне с таким выражением чистой похоти, какого раньше на ее лице я никогда не видел.
— Хочу попробовать тебя на вкус, — выдохнула она. — Кончи мне в рот, пожалуйста. Хочу почувствовать вкус твоей спермы.
Я был почти у цели, и сделал еще около дюжины толчков, сильно вводя свой член глубоко в ее киску, пока не почувствовал, что мой оргазм набирает неудержимый темп. Задыхаясь, я выхватил член из пульсирующей киски Синди и быстро встал, а Синди слегка повернулась ко мне и открыла рот.
Я пристально смотрел ей в глаза, несколько раз вздрочнул, прежде чем извергнуть череду сильных струй спермы на ее вытянутый язык. Первыми несколькими струями мне удалось попасть в цель, но парочка долетела до ее щеки, а несколько других размазались по подбородку.
Я получил огромное удовольствие от того, как Синди глотала мою горячую сперму, и от того, как она засунула головку моего члена в рот и высосала из него последние сочащиеся капли спермы.
Окончательно опустошившись, я притянул к себе Синди, и мы поцеловались, горячо и крепко. Я получил еще один маленький похотливый толчок от вкуса моей спермы на ее губах, когда мы томно обнимались в ее ванной.
Затем обхватили друг друга за плечи и неспешно отправились в постель.
Эпилог
С того рокового дня, когда двенадцать присяжных заседателей решили, что я убил своего брата действительно в цепях самообороны, а не просто хладнокровно убил, прошел год.
Как только у девочек закончился учебный год, через несколько недель после окончания суда, мы с Синди поженились на тихой маленькой церемонии в часовне на территории одного из колледжей города.
Мы пригласили лишь несколько близких друзей и членов семьи Синди. Некоторые из них сомневались в наших отношениях, но быстро убедились, что я сделал Синди счастливой, намного счастливее, чем она когда-либо была с Гордоном.
Того, что появится кто-то из моей семьи, я не ожидал, поэтому был приятно ошеломлен, когда за несколько минут до начала службы вошла моя сестра Карен и села сзади. Позже, на приеме, она отозвала меня в сторону, и мы поговорили, впервые за почти два года.
— Скотт, ты ведь знаешь, что мама никогда не простит тебя за то, что ты сделал, — сказала она. — Она всегда думала, что Гордон ходит по воде.
— Я так и думал, — сказал я. — А что насчет тебя? Ты меня все еще ненавидишь?
— Мне просто жаль, что все случилось так, как случилось, — со вздохом сказала она. — Но я не могу провести остаток жизни, ненавидя тебя за то, что ты защищался. Я видела, что к этому все идет, и все время говорила ему, чтобы он оставил все как есть, но он был одержим идеей тебя уничтожить. В конце концов, он и впрямь тебя возненавидел.
— Как Каин и Авель, — тихо сказал я.
— Знаешь, во многом я должна винить Синди, — сказала она, и это меня удивило, потому что я всегда считала, что они хорошо ладят.
— Почему ты так говоришь? — спросил я.
— Если бы у нее хватило смелости отменить свадьбу с Гордоном, после того как она встретила тебя, ничего бы этого не случилось, — сказала Карен. — Я знала, что вы оба любите друг друга с самого начала, и думаю, Гордон тоже. Я видела это в тот день в душе, как вы смотрели друг на друга. И видела противоречивые эмоции в том, как она пережила тот день и следующие несколько недель. Если бы поступила тогда правильно, она бы могла избавить всех нас от большого горя.
— Это все вода под мостом, Карен, — сказал я. — И ты слишком многого требуешь от застенчивой молодой женщины, всегда делавшей то, что хотят ее родители. А они уже выложили кучу денег на свадьбу и хотели, чтобы она вышла замуж за Гордона.
— Ну, в любом случае, я рада за вас обоих и за девочек, — сказала Карен. — Не жду, что мы с тобой станем приятелями, но хочу, чтобы ты был в моей жизни, Скотт. Не думаю, что мама протянет слишком долго, а ты – единственный член семьи, что у меня остался.
Мы обнялись и расстались друзьями.
На медовый месяц мы с Синди поехали на Ямайку, и это было все, на что мы надеялись. Когда вернулись, меня ждало судьбоносное письмо.
Письмо было от известной звезды кантри-музыки, в нем был чек на двадцать тысяч долларов. Похоже, он читал о моем деле, читал о трудностях, которые я испытывал со своим бизнесом, пока боролся за свою свободу, он поговорил обо мне с некоторыми людьми и хотел, чтобы я приехал к нему в Нэшвилл.
Я встретился с ним в его офисе на Мьюзик Роу, и он предложил построить мне мастерскую в холмах за Нэшвиллом, если я перееду туда и буду делать для него инструменты на заказ. Он также сказал, что передаст мое имя своим друзьям, и пригласил меня принять участие в нескольких сессиях звукозаписи.
Я поговорил об этом с Синди, и мы согласились, что начать все сначала в новом месте — это лучшее, что мы можем сделать.
Я не хотел расставаться со своим домиком, но Синди никогда в нем не было комфортно, с ее горькими воспоминаниями, поэтому я продал его, и мы переехали в Нэшвилл.
Это было все, на что я мог надеяться. Сейчас у меня больше работы, чем я могу себе представить, чтобы справиться, я играю с некоторыми из самых больших звезд в бизнесе, а Синди помогает вести бухгалтерию. Мы проводим вместе и с девочками как можно больше времени.
Несколько месяцев назад я официально удочерил Сару и Мэри, так что, теперь я на самом деле их настоящий папа.
А на прошлой неделе Синди вернулась домой с сюрпризом. Вскоре после нашего переезда в Нэшвилл она решила сделать операцию по перевязке труб, и в тот же день принесла домой радостную новость: она беременна.
Наконец-то у меня будет собственный ребенок от женщины, которую я люблю с тех пор, как впервые ее увидел.
Мы с Синди прошли через ад, чтобы оказаться там, где находимся сейчас, имея все, о чем всегда мечтали. Но теперь мы можем смотреть вперед, и, надеюсь, у нас будет долгая, счастливая совместная жизнь.
Я думаю, мы это заслужили.