Был самый теплый день за последние несколько недель. Снаружи было около минус одного градуса, и я почти все время находился на улице. Честно говоря, это до смерти меня беспокоило. Когда живешь в Мичигане, температура в районе минус одного означает только одно: СНЕГ.
Отсутствие места жительства или независимо от него, как мне нравилось это называть, привело меня к совершенно иному взгляду на снег. Видите ли, в отличие от людей, которым есть куда пойти, снег для меня не просто досадная помеха. Это не значит, что я должен просыпаться раньше, чтобы успеть на работу. Не значит, что мне придется доставать лопату и чистить подъездную дорожку и тротуар. И уж конечно не значит, что я буду потягивать гребаный чай перед проклятым Богом камином.
Снег может меня убить. Я – сорокашестилетняя женщина. По статистике, я бы уже умерла в середине среднего возраста. Это значит, что в приютах для бездомных для меня обычно нет места. Есть два типа приютов. В приютах для несовершеннолетних, где обслуживают подростков и беглецов, не только нет места для меня, но они даже в экстренных случаях не смогут меня приютить, потому что их финансирование специально рассчитано на детей.
Обычные приюты для бездомных не возьмут меня, потому что, во-первых, я – женщина, а поскольку подавляющее большинство бездомных – мужчины, им не нужны проблемы. Обычно мне предлагают обратиться в женский приют.
Женские же приюты, как правило, отдают предпочтение более молодым женщинам с маленькими детьми. И хотя у меня где-то там есть ребенок, он – двадцативосьмилетний мужчина с женой, одним ребенком, о котором я знаю, и своими собственными проблемами.
Женские приюты также пытаются найти место для очень пожилых женщин или женщин с психическими проблемами или проблемами с наркотиками и алкоголем. У меня ничего из этого нет. Чаще всего мне пытаются найти работу.
Даже если им это и удается, трудно сохранить работу, когда тебе негде остановиться. Негде остановиться – значит, негде спать, негде принять душ. Это означает часто носить одну и ту же одежду, а значит – вонь. Есть и другие проблемы, о которых не стоит упоминать.
Наверное не стоит, но у меня есть гордость. Я отказываюсь просить деньги, хотя было время, когда я их раздавала. Я всегда чувствовала себя хорошо, давая доллар или два бездомному, и никогда не думая в своих самых смелых мечтах, что когда-нибудь стану одной из них.
Одеваюсь я как можно теплее. Подбираю и храню все выброшенные предметы одежды, которые могу найти. Каждый слой между холодом и моим телом может спасти мне жизнь.
Как правило, мне нравится мужская одежда больших размеров. Не потому, что я крупная женщина, а потому, что большая одежда скрывает изгибы моего тела. Для женщины на улицах это очень опасно.
Не хотелось бы говорить вам об этом, но реальный мир не похож на мир Оливера Твиста. Здесь нет бродяг с золотым сердцем, которые делятся едой, как маленький бродяга Ред Скелтон. Одна из самых больших опасностей для бездомных – другие бездомные.
Прожив на улице меньше месяца. я познакомилась с еще одной женщиной. Она взяла меня под свое крыло, потому что знала, что я новичок в этом деле. Сказала, что это видно по тому, что моя одежда – в хорошем состоянии, и от меня еще не воняет.
И она была права. Меня выселили из дома всего за две недели до этого, и я все еще была уверена, что это – временное состояние. У меня было то, что я считала самым необходимым: несколько смен нижнего белья и лифчиков, пара легких нарядов, еще одна пара обуви, банковская карта, телефон и т.д., упакованные в большой рюкзак.
Она показала мне несколько безопасных мест для ночлега и рассказала, каких мест следует избегать. Также показала мне, как определить качественный ресторан или магазин. Качественные заведения важны, потому что делают то, чего не делают дешевые, дерьмовые заведения – выбрасывают еду через регулярные промежутки времени. И пока вы не создаете неудобств, они не возражают, если вы забираете еду из их мусорки. Некоторые из них даже упаковывают ее для вас.
Она также добавила немного лжи к тому, что рассказала мне. Одной из них было то, что якобы нельзя спать в обуви. Сказала, что спя в обуви, я не только увеличиваю их износ, но и еще больше ухудшаю их состояние, а также носки и ступни, не позволяя им проветриваться и избавляться от следов влаги, которые образуются при ходьбе в них весь день. Звучало логично, и я попробовала.
На третье утро, когда мы были вместе, я проснулась и обнаружила, что она исчезла. Так же как и мой рюкзак, несколько других вещей и даже туфли, которые она настояла, чтобы я сняла.
Она оставила мне записку. В ней говорилось, что она только что преподала мне самый ценный урок, который только может быть. Будучи на улице, не доверяй никому. Она, конечно, упомянула, что передает информацию по цепочке точно так же, как сама усвоила ее всего несколько месяцев назад.
Больше недели я ходила босиком, пока мне не повезло, и я не нашла в мусорном баке за многоквартирным домом почти изношенную пару теннисных туфель, бывших как минимум на размер меньше. Я была так счастлива, что не знала, что и делать.
С тех пор со мной происходило много всего, и большинство из это было плохим. Поэтому в тот день, почувствовав приближение снега, я была в состоянии повышенной готовности.
В идеале я искала место для ночлега на ту ночь и на то время, пока будет идти снег. Мичиган – очень забавное место в некоторых отношениях. Погода может измениться в мгновение ока. И люди столь же переменчивы.
Этот день был ужасным. Ранее тем утром мне просигналила женщина с большой машиной и большими сиськами. Я посмотрела в ее сторону. Внутри своей теплой машины она сняла куртку, так что ее грудь была выставлена напоказ.
Она поманила меня к себе и протянула горсть мелочи, а как только я приблизилась к ее машине и увидела ее сиськи, она ее уронила. Мне стало интересно, не думала ли она, что демонстрация сисек и есть настоящее вознаграждение, или просто дразнила быка. В любом случае, она вела себя как сука, а я этого не терплю.
Во-первых, потому что, я – женщина, и ее сиськи ничего для меня не значат. А во-вторых, у меня много гордости. Я не собиралась унижаться в пробке на опасно оживленной дороге за кучку пенни, никелей и десятицентовиков.
– Подними, – сказала она.
– Пошла ты, сука! – был мой ответ, когда я повернулась и пошел прочь.
Я шла по дороге Восьмая миля – широкому пространству, прославленному одноименным фильмом Эминема, когда увидела их. Ко мне быстро направлялись двое бездомных мужчин, и у меня с ними была своя история. Я не видела их около месяца и не горел желанием видеть их снова. В первую нашу встречу они вдвоем узнали, что я – женщина, после чего два дня неоднократно подвергали изнасилованию. В конце концов, они решили стать моими сутенерами, чтобы заработать денег.
Они зашли так далеко, что свели меня с клиентом. Я должна была съехать с парнем в его машине с проспекта на боковую улицу. Там должна была А: взять деньги. А затем Б: сделать ему минет. После чего он вернет меня моим потенциальным сутенерам.
Едва дверь машины захлопнулась, я заключила еще одну сделку. Мы заехали за угол, как и было запланировано. Я сделала парню минет бесплатно, а он выпустил меня через милю. Для нас обоих это была лучшая сделка. И, надеюсь, никто из нас больше никогда не увидит моих предполагаемых сутенеров.
Так что, в тот день, увидев, что они направляются ко мне, я поняла, что приятного воссоединения у нас не будет. Как минимум, меня опять изнасилуют. В худшем… Я не хотела этого знать.
В конце концов, это – Детройт. Тело еще одной бездомной женщины даже не попало бы в заголовки газет. Я огляделась во все стороны в поисках места, куда можно спрятаться, и поняла, что выбора у меня нет. Я бросилась в стремительный поток машин на просторах Восьмой мили.
Несмотря на несколько сердитых гудков, я добралась до островка, отделявшего восточное движение от западного.
Двое мужчин, следовавших за мной, посмотрели друг на друга. Они, как и я, осознавали опасность того, что я только что сделала. Люди, не живущие в этом районе, не понимают, что опасность, которая заставила мужчин остановиться, исходила не от движения транспорта.
Дорога Восьмая миля – это не просто крупная автомагистраль. Восьмая миля – это граница между Детройтом и его пригородами, а это гораздо больше, чем просто линия на карте.
Как только вы пересекаете Восьмую милю, правила меняются. На детройтской стороне дороги у полицейских слишком много дел и слишком много серьезных преступлений. Они совершенно не обращают внимания на бездомных, а проститутки для них – просто раздражитель.
Но если перейдете дорогу и попадете в Ферндейл или Хейзел Парк, бездомных там не терпят, а проституток немедленно привлекают к ответственности. Для двух таких маленьких городов, которые на самом деле не настолько велики, чтобы расценивать их как города, их полицейские департаменты чрезвычайно бдительны.
И пока ждала, когда движение рассосется, и я смогу уверенно войти в опасную зону, я заметила, что патрульная машина, стоящая в квартале от меня, чтобы ловить нарушителей скоростного режима, проезжающих по эстакаде, заметила переполох, который устроила.
Я быстро откинула капюшон и убедилась, что видны мои длинные грязные волосы. В кои-то веки то, что я женщина, может меня спасти.
Когда машина остановилась напротив меня, я молилась, чтобы полицейский оставался в своей машине. Он взвыл сиреной и опустил окно.
– Простите, офицер, – сказала я своим самым вежливым голосом. Мой голос был хриплым и скрипучим. Я редко разговариваю с людьми, поэтому у меня нет практики в разговорах. – Мне нужно на автобусную остановку вон там. Нужно попасть в «Крогер» до того, как начнется буря. Моя машина в мастерской, и мне кажется, пойдет снег. Конечно, вы сможете меня подвезти, – сказала я.
– В следующий раз подождите, пока переключится свет, мэм, – сказал он. Затем он уехал, не сказав больше ни слова. Включил сирену и зажег фары. Я поняла, что он поймал кого-то, кто ехал со скоростью сорок одна миля в час. Ограничение скорости на Восьмой миле – сорок.
Я быстро начала идти по улице Джона Р в сторону «Крогера», находящегося в миле отсюда. Садиться в автобус очень не хотелось. Проезд стоит доллар семьдесят пять, а у меня – всего четыре. Эти четыре доллара могут спасти мне жизнь, поэтому я не хотела их тратить.
При необходимости я могла зайти в круглосуточный ресторан «Кони-Айленд» в миле в другую сторону и купить за доллар чашку их прогорклого кофе. Могла пить эту чашку кофе больше часа и находиться внутри ресторана в холод, во время сильнейшего шторма, если бы он начался.
Когда я рассеянно переходила улицу, меня об опасности предупредил звук визжащих шин. Не осознавая этого, я почти шагнула прямо в более спокойное движение по Джону Р. Здесь было не так оживленно, как на Восьмой миле, но машин все равно было много.
Я повернула голову и заметила машину, чуть не сбившую меня. Синий «Мустанг». Я узнала машину, потому что ее водитель несколько раз останавливался и давал мне деньги.
– Господи, леди! Я мог бы вас сбить, – сказал он. Он посмотрел на меня, заметив пальто и мешковатую одежду. Я видела, что он, как и большинство других мужчин, видевших меня, был потрясен, обнаружив, что под шевелящейся грудой дурно пахнущей одежды находится женщина.
– Я знаю вас, – сказал он.
– Простите… Я просто расстроился. Вы шли прямо в движение. Вам надо быть намного осторожнее.
Он полез в карман и подошел ко мне, дал пятерку и сел обратно в машину.
На секунду мне показалось, что моя жизнь налаживается. Потом я заметила, что в свое укрытие вернулась полицейская машина. Я не могла позволить себе снова разговаривать с этим полицейским.
Парни, от которых я убегала, тоже ждали на другой стороне Восьмой мили. Их послание было ясным: «Ты скоро вернешься, сучка, и уж когда ты вернешься…»
По дороге в «Крогер» мимо меня проехало много машин. Погода внезапно стала прохладной, и я увидела, как начали падать первые снежинки, которых, вероятно, будет много.
Через некоторое время я оказалась на парковке перед большим магазином и сразу же начала смотреть в тележки, стоящие у входа в магазин. Вы удивитесь, как много людей случайно оставляют в своих тележках вещи. Есть также люди, что оставляют в тележке товары для возврата и так и не уносят их в магазин, чтобы вернуть.
Однажды я нашла тележку с двумя пластиковыми мусорными пакетами, полными бутылок и получила за них почти десять долларов.
На другой стороне парковки я заметила пластиковый пакет, выглядевший несколько полным, в тележке рядом с новым внедорожником.
Я поспешила. Если заборщики тележек магазина доберутся до него раньше меня, это будет равносильно тому, что у меня вытащат деньги из кармана.
Как только я подошла к тележке, из внедорожника вышел мужчина и забрал тележку. Я стояла, затаив дыхание и злясь. Он повернулся и посмотрел на меня. Выражение удивления на его лице уступало только моему.
Это был мой «Мустанг».
– Вы тоже делаете покупки здесь? – спросил он. – Надеюсь, не используете деньги, что я вам дал, для покупки спиртного.
– Я не пью, – сказала я.
– Это хорошо, – сказал он.
Я посмотрела на машину. Внутри она выглядела мягкой и теплой. Я никогда не рассматривала машины вблизи. Но сиденья и ковры в этой машине были привлекательными. В этой машине я могла бы переждать любую бурю. Черт, да я могла бы в ней жить.
– Сколько у вас машин? – спросила я.
– Всего три, – сказал он. – «Мустанг», на котором езжу, «Мустанг», который переоборудую, и эта штука.
– Она действительно хороша, – сказал я.
– Я купил ее только для того, чтобы защитить свой «Мустанг», – сказал он. – С этой штукой мне не придется ездить на нем, когда выпадет снег или пойдет дождь.
– Но сегодня же вы ездили на своем «Мустанге», – сказал я.
– Да, это была почти катастрофа, – сказал он. – Всю зиму у нас было довольно сухо, поэтому я на нем и ездил. А в обед увидел прогноз погоды, где говорилось, что к вечеру выпадет от пятнадцати до двадцати сантиметров свежего снега или даже больше. Я поспешил после работы домой и понял, что могу остаться дома на все выходные, а мне нужно кое-что, если собираюсь укрыться от непогоды.
Я кивнула. Он повернулся и пошел внутрь магазина. Только когда он ушел, я заметила это. Оба наших разговора были прерваны, и он был каким-то раздраженным.
Он вежливо поздоровался с охранником на входе, так что, возможно, дело было только во мне. Есть много людей, что не любят бездомных. Но у меня не было времени размышлять о таких вещах. Мне нужно было разобраться в ситуации, причем быстро. Снег вокруг меня падал все активнее и быстрее. Он уже начал образовывать хрустящий белый ковер на поверхности парковки и дороги.
Мне нужно было вернуться на другую сторону Восьмой мили, где я знала о нескольких заброшенных домах, в которых могла бы в случае необходимости переночевать, а это выглядело чертовской необходимостью. Проблема заключалась в том, что два моих преследователя, вероятно, знали о тех же местах. Мне придется держать глаза открытыми, оставаться незамеченной и положиться на удачу.
Я оставалась в магазине так долго, как только могла. Охранник уже посматривал на меня. Я снова вышла на холод и начала идти в сторону Восьмой мили. Не пройдя и квартала, я увидела полицейский крузер, припаркованный возле заправки, мимо которой мне пришлось пройти. Номер на боку машины был другим, значит, в ней – другие полицейские. Но они все равно бы удивились, почему я иду пешком в городе, где почти все ездят на машинах.
Я повернулась и пошла в другую сторону. Единственной надеждой было сделать большой квадрат и повернуть обратно на Восьмую милю. Снег падал еще быстрее. Что говорил старый ворчливый парень из «Мустанга»? Ожидается по меньшей мере пятнадцать-двадцать сантиметров снега. Возможно, и больше.
Когда я прошла несколько кварталов и начала поворачивать, рассчитывая пройти два-три квартала перпендикулярно своему первоначальному направлению, а затем повернуть к дому, я услышала звук подъезжающей сзади машины. Я перешла на тротуар, когда она проезжала мимо меня и засмеялась, заметив, что это – мощный внедорожник «Мустанг». Такое только в Америке, – подумала я. – Мне даже негде жить, а этот ублюдок покупает машину, чтобы другая его машина не выезжала под дождь или снег.
Пройдя несколько кварталов, я столкнулась с новыми проблемами. Мои руки замерзли, даже в дешевых перчатках. А от мокрого снега моя одежда начала промокать через все слои. Кроме того, уже темнело.
Мимо проехало еще несколько машин, и вдруг передо мной возникла стена. Не очень хорошо зная пригородный район, я забрела в поселок с улицей. Я пошла обратно по длинной улице, ноги начали болеть.
С каждым шагом мне приходилось тратить все больше энергии, потому что я должна была поднимать ноги выше, чтобы расчистить снег. А мои ботинки, чьи-то изношенные кроссовки, не были предназначены для топтания снега.
Дойдя до конца квартала, я увидела еще одну полицейскую машину и поняла, что это – та же машина, что уже останавливала меня возле Восьмой мили. Он не поверит в мою брехню о том, что я дважды делала покупки в «Крогере». У меня также нет документов, так что, у меня – проблемы. Я остановилась и спряталась за машиной, припаркованной на чьей-то подъездной дорожке.
Поверьте судьбе, это была машина, которую я узнала. Это был внедорожник «Мустанг». Полицейский включил свой поисковый фонарь. Думаю, он видел, как я шла, и то, что я просто исчезла, вызвало у него подозрения. Как и преступники, полицейские подозревают всех.
Пока свет был направлен в мою сторону, я быстро выскочила на крыльцо, надеясь, что массивные перила прикроют меня. Мне повезло, потому что так оно и случилось. Полицейская машина медленно проехала мимо дома, свет ее поисковой фары перемещался с одной стороны улицы на другую.
Вдруг дверь открылась, и я снова оказалась лицом к лицу с мужчиной-мустангером. Что еще хуже, у него в руке было какое-то оружие. Он посмотрел на меня, потом на полицейскую машину, доехавшую до конца улицы и начавшую разворот.
***
Алан
Это был один из тех дней, когда радуешься, что сегодня пятница. День, когда почти каждая ситуация, в которую попадаешь, заставляет тебя менять свои планы. День, когда все на работе становятся глупыми или растерянными, и тебе приходится выручать их настолько часто, что начинает страдать твоя собственная работа.
Что еще хуже, это был один из тех дней, когда я просто плохо себя чувствовал, день, когда мои сорок пять лет казались намного старше. Мне действительно нужен был заряд бодрости. Поэтому я решил пригласить на свидание свою малышку.
Мою малышку, а не жену; разница между ними гораздо больше, чем свидетельство о браке и кольцо. Моя малышка красива, хорошо сложена, классическая, но в то же время современная, и всегда заставляет меня улыбаться, когда я ее вижу.
Моя жена – лживая, интригующая, коварная, беспардонная сука, заставляющая меня улыбаться каждый раз, когда я ее не вижу. А это происходит очень часто, с тех пор как она ушла от меня чуть больше двух лет назад.
Я узнал, что у нее был роман с одним из мудаков, с которым она работала. До сих пор помню тот день, когда столкнулся с ними.
В любом случае, моя малышка незаменима… Серьезно. Таких как она, дома больше нет. Сейчас ей два года, и она буквально одна из последних в своем роде.
Моя малышка сошла с конвейера 20 июня 2014 года. И хотя она – не последний выпущенный S197 Mustang, ее VIN-номер доказывает, что она – одна из последних пяти.
И для меня это делает ее одним из последних настоящих «Мустангов», когда-либо сделанных. Я знаю, что «Мустанги» все еще выпускают, если вы хотите их так называть. Но для меня эта машина не «Мустанг».
Это даже не совсем мускул-кар. Ford решил продавать Mustang по всему миру. Поэтому им пришлось изменить дизайн, чтобы сделать автомобиль более современным и более приемлемым для европейских покупателей.
Теперь в автомобиле больше технических наворотов, чем когда-либо прежде. В нем есть множество приложений для отслеживания, таких как акселерометр и блокировка контура тормозов. А еще у него наконец-то есть то, о чем мы так долго просили. У «Мустанга» наконец-то появилась независимая задняя подвеска.
У него практически тот же двигатель, но доработанный, чтобы придать ему больше мощности. Конечно, она ему нужна. Автомобиль стал длиннее, шире и тяжелее. Поэтому ему нужна дополнительная мощность, чтобы тащить свою толстую задницу по трассе на той же скорости.
Я проехал на нескольких из них и просто почувствовал… ни о чем… о них. Я не смог развить в себе достаточно энтузиазма, чтобы купить эту машину. Поэтому, вместо того чтобы потратить примерно тридцать пять тысяч на GT 2016 года, я порылся в Интернете и нашел фастбек 68 года за чуть больше двадцати.
Думаю, что потрачу еще пятнадцать тысяч на двигатель и доработки, но у меня будет единственный в своем роде автомобиль, выглядящий как классика, но способный потягаться с чем угодно, что выпускается сейчас.
При этом я должен хорошо заботиться о своей малышке, потому что таких машин больше не делают. И когда-нибудь она станет классикой.
Но я решил, что поскольку вероятность дождя или снега минимальна, это будет хороший день, чтобы позволить моей малышке поднять мне настроение.
Поездка на работу была очень веселой. В моей машине мне нравится все. Нравится, как она едет, как звучит и даже то, как проходит повороты. В машине повороты проходятся без усилий. Как будто мы связаны друг с другом, и все что мне нужно, это подумать, а машина сделает все сама.
Я даже полюбил пони-хоп (прыжок пони), это то, как подпрыгивает зад автомобиля, когда вы проезжаете кочку. У меня есть пара друзей-гонщиков, говоривших мне, что на самом деле они предпочитают старую подвеску. Они утверждают, что она быстрее при прохождении неровностей.
В общем, я приступил к работе с улыбкой на лице и быстро утратил ее. Честно говоря, не из-за работы… или моих коллег, ответственных за мое дерьмовое настроение, а из-за календаря. Проснувшись утром, я понял, что прошло ровно два года три месяца и четырнадцать дней, с тех пор как исчезла Шэрон.
Это значит, что с того дня я – свободный человек… Ну, почти. Я ждал три месяца и четырнадцать дней после ухода Шэрон, чтобы подать на развод. В качестве основания использовал уход из семьи. Мой адвокат сказал, что документы нельзя подавать в течение двух лет. Я ему заплатил, чтобы он все оформил.
Он позвонил мне за две недели до этого и сказал, что подаст документы, и через тридцать дней или меньше я стану свободным, независимо от того, объявится ли Шэрон через столько времени или нет.
За последние два года я мало что сделал. Сдал свой старый «Мустанг» и купил тот, на котором езжу сейчас. Я купил 68-й и начал работать с местным реставратором, чтобы сделать из него то, что хочу. Но кроме этого я погряз в своих страданиях, задаваясь вопросом, что я сделал не так.
У меня также развилась здоровая неприязнь и недоверие к большинству женщин. Среди моих знакомых есть несколько женщин, рыскавших вокруг меня, как собаки во время течки, когда я давал им возможность приблизиться на расстояние плевка. Но я старался свести эти случаи к минимуму.
С женщинами, с которыми работаю, я профессионально вежлив. Но мягко пресекаю любые попытки пообщаться вне работы.
Прогноз погоды был лишь завершением и без того дерьмового дня. Мне нужно было выбраться оттуда и отвезти ребенка домой до того, как посыплются снежные хлопья. Мне также нужно было заехать и купить кое-что, чтобы пережить выходные, когда есть вероятность, что меня занесет снегом.
По правде говоря, проблемой это не было, я только что купил новый Ford Escape с полным приводом, чтобы заменить джип, на котором ездил зимой последние восемнадцать лет.
Я изучил новые джипы, и они мне не понравились. Jeep слишком старался сделать их более сложными и тем самым сделал их менее неубиваемыми. За последние пять лет на джипы было выпущено больше нареканий, чем за предыдущие двадцать.
Новые джипы также было не так просто обслуживать. На старых можно было починить практически все что угодно, в гараже или на подъездной дорожке. Я помню, как заменил генератор, водяной насос, поликлиновой ремень и провел диагностику своего Cherokee 1999 года в субботу днем. На следующий день я поехал на нем в лес на утреннюю воскресную пробежку.
Современные джипы проводят больше времени в ремонтной мастерской, чем на трассах. Вот вам и прогресс.
Я вышел из офиса немного раньше обычного и почти чувствовал, как снежинки попадают на краску моей малышки. Когда выехал на шоссе, направляясь домой, я решил, что слишком близок к цели и решил заехать домой и поменять машину, прежде чем делать покупки.
Я едва съехал с шоссе и повернул на Джон Р., когда заметил бездомного, несколько раз виденного в этом районе, сошедшего с обочины прямо передо мной.
Мои огромные тормоза Brembo усмирили пони, прежде чем мы его сбили. Я вышел из машины, чтобы высказать парню все что думаю, и заметил, что парень был женщиной. Она была грязнее чем полный мешок с землей, и от нее ужасно пахло, но это точно была женщина.
В итоге я дал ей несколько баксов, потому что почувствовал себя виноватым за то, что раньше не заметил, что она – женщина.
Я добрался до дома как раз в тот момент, когда снежинки, которые я себе представлял, начали падать всерьез.
Я поставил свой «Мустанг» в гараж и сел в «Эскейп», поехав в магазин «Крогер» в своем районе. Несколько минут я возился со спутниковым радио в «Эскейпе» и вышел из машины. Снег начал падать быстрее.
Я потянулся к тележке с покупками, стоявшей рядом с местом, где я припарковался, и столкнулся лицом к лицу с бездомным па… эээ… женщиной. От этой женщины было так же трудно избавиться, как от таракана. Куда бы я ни повернулся, везде была она.
У нас состоялся короткий и неприятный разговор, и я пошел в магазин. Купил гораздо больше, чем было нужно, но так бывает всегда.
Я поехал домой и, несмотря на то, что только что ходил за продуктами, заехал за пиццей. Я протопал по снегу и убрал еду. Проверил «Мустангов» и убедился, что гараж закрыт и наглухо заперт.
Проверил свой ящик кабельного телевидения и решил посмотреть фильм «Бэтмен против Супермена», который пропустил в кинотеатре. Он не задержался там надолго, и менее чем через полгода его уже показывали по телевизору. Был уверен, что Аффлек не получит за этот фильм «Оскар», но хотел увидеть все своими глазами.
Это был вечер, который я запланировал. Я уже собирался включить фильм, когда услышал, как о мое крыльцо что-то ударилось. Несколько секунд спустя сквозь шторы пробился яркий свет. Я подошел к двери и открыл ее, чтобы увидеть полицейскую машину в квартале, луч прожектора которой двигался по домам, как будто что-то искал.
В углу моего крыльца сидел… О, черт! Бездомный таракан.
– Пожалуйста, – умоляла она. Страдание в ее голосе подействовало на меня. Полицейская машина закончила свою проверку и разворачивалась, чтобы ехать обратно.
Я открыл дверь, и она вползла за мной. Я продолжал смотреть на полицейскую машину. Когда та проезжала мимо, офицеры, находившиеся в ней, заметили меня и остановились.
– Что случилось, офицер? – спросил я.
– По району ходит подозрительный человек, – сказал он.
– Он вооружен? – спросил я. – Опасен?
Мои вопросы были направлены на то, чтобы создать у него впечатление, что я не имею ни малейшего представления о том, что происходит. Не зная, что человек, которого ищут, – женщина, он создавал впечатление, что я не видел ее и ничего не знаю.
– Не волнуйтесь, сэр, – сказал он. – Это женщина, и думаю, что она бездомная.
– О… Так вы, ребята, собираетесь отвезти ее в приют? – спросил я.
– В этом городе нет никаких приютов, сэр, – сказал он. – Мэр проводит политику против бездомных в черте города. Если она будет сотрудничать, мы выбросим ее обратно в Детройт. Там смогут решить вопрос с ее жильем. Если же сотрудничать не будет, бросим ее в тюрьму.
– Так вы говорите, что быть бездомным в пригороде незаконно? – спросил я. – Хотите сказать, что если кому-то не повезло, и он потерял работу и дом, то он – преступник?
– Нет, – с язвительностью сказал он. – Я говорю, что быть им отстойно. Но если не займусь этой проблемой, я потеряю свою работу и стану одним из них. У мэра – свое видение этого города, и он не представляет его с кучей бомжей, живущих в картонных коробках на каждом углу и под эстакадами автострад. Спокойной ночи, сэр!
Я вернулся в дом и наблюдал за ними через окно. Они медленно доехали до конца квартала и встали там с включенными фарами.
Я был уверен, что в машине у них наверняка есть Netflix и дюжина пончиков. Они пробудут там довольно долго.
– Как только они отъедут, я уйду, – сказала она. – Спасибо.
– Уверены, что не хотите просто поехать с ними? – спросил я. – Они лишь высадят вас в Детройте или, на худой конец, посадят в тюрьму, в любом случае вы выберетесь из этой бури.
– Когда это началось, я убегала от двух мужчин в Детройте. Хотели меня изнасиловать или еще что похуже.
– Откуда знаете? – спросил я.
– Потому что именно так они поступили со мной в последний раз, – сказала она. Страх в ее голосе был ощутимым. – И я не сделала ничего плохого. Почему меня должны посадить в тюрьму?
– Вы меня не знаете, леди, – сказал я. – Я могу быть убийцей с топором. В тюрьме вам будет лучше.
– Вы давали мне деньги каждый раз, когда я вас видела, – сказала она с намеком на улыбку. – Я вижу, что вы злитесь. Думаю, что кто-то вас обидел… сильно, но вы – хороший человек.
Может быть, в ее голосе прозвучали жалобные нотки, а может, – отчаяние в ее глазах.
– Можете остаться, пока не уедут копы, – сказал я. – А потом убирайтесь отсюда.
– Спасибо, – тихо сказала она.
– Послушайте, – сказал я. – Я не пытаюсь вас обидеть, но от вас воняет. Вон там – ванная. Идите в нее и примите душ.
Не говоря ни слова, она пошла в ванную. Через несколько мгновений я услышал, как работает душ, и у меня появилась мысль. Отчасти это была необходимость, а отчасти я пытался быть хорошим парнем.
Я понял, что запах должен был оставаться и в ее одежде. Так что, принятие душа, а затем надевание той же самой одежды на задницу не принесет почти никакой пользы.
Я пошел в свою комнату и взял запасной халат. Не очень люблю халаты, но у меня их несколько. Один я купил, другой случайно попал в мой чемодан во время командировки.
Это был очень хороший халат. Именно его я и достал из-за таракана.
Я открыл дверь, ожидая, что занавеска в душе будет закрыта, а там была она…
Она стояла в очень глубокой ванне с включенными обеими душевыми насадками на полную мощность и яростно отмывалась.
Она стояла ко мне спиной и напевала. Я был поражен. Это было похоже на произведение искусства. Глядя на нее, я вспоминал картину Венеры, выходящей из моря.
Ее кожа была бледной, молочного цвета, когда с нее удалили грязь и копоть. А волосы, должно быть, были грязными, потому что то, что я принял за тусклый коричневый цвет, оказалось насыщенным рыжим.
Для невысокой женщины ее ноги казались очень длинными. Бедра были узкими, но задница имела красивую форму. У меня возникла мысль, что если в нее впихнуть несколько порций еды, то задница станет впечатляющей.
Она повернулась, и тут я увидел их. Они были не очень большими. Но аппетитными. Когда мой взгляд продолжил подниматься вверх, я заметил ее лицо, и до меня вдруг дошло, что она смотрит на меня.
– Тебе понадобилось много времени, чтобы добраться до моего лица, не так ли? – спросила она сердито.
– Я… – пролепетал я.
– Как раз когда я сказала себе, что в мире на самом деле остались хорошие люди, ты сделал это, – сказала она. – Думаю, теперь я знаю, почему ты хотел, чтобы я приняла душ. Что случилось, извращенец? У тебя что, не было времени просверлить в стене дырку для подглядывания?
Она стояла и ругалась на меня, но не делала абсолютно никаких попыток прикрыться. Я почувствовал, что начинаю злиться.
– Пошла ты, как и лошадь, на которой приехала, – прошипел я. – Никто не просил тебя приходить сюда. Я уж точно не просил. Если хочешь, можешь просто маршировать со своей задницей обратно в бурю. В последний раз, когда я проверял, копы все еще были там. Наслаждайся тюрьмой.
– Подожди, – сказала она. Она опустила руки, как будто это ее мучило. – Можешь посмотреть.
– Аррррргхххх, – в разочаровании крикнул я.
– Ты извращенец и пират? – спросила она.
– Слушай, некоторое время назад я предупреждал тебя, что я могу быть убийцей с топором или что-то в этом роде. Но клянусь, что пялиться на тебя не было моим намерением, когда я вошел сюда. Я стучал, но ты меня не слышала. Я принес тебе халат. – Я поднял его. – Хотел постирать твою одежду. Тебе не пойдет на пользу, если ы будешь чистой и красивой, а потом снова наденешь грязную одежду.
– Тогда почему стоял и смотрел на меня? – спросила она.
– Потому что я – парень, – сказал я. – Когда мы видим голых женщин, мы глупеем.
– Но я старая и уродливая… – начала она.
– И, видимо, слепая, – сказал я. – Так что, я просто заберу одежду и оставлю тебе халат.
– Я использовала немного твоего шампуня, – сказала она. – Ну, вроде как, много использовала.
Акцент был чем-то таким, чего я раньше не замечал. Может быть, он был лишь только тогда, когда она не кричала. Это был мягкий южный акцент. Он не был таким тяжелым для ушей, как «громкий грубый», «фермерский», «глубоко южный», но все равно это был южный акцент.
– Я вроде как это заметил, – сказал я. – Оно того стоило. Я положу твою одежду в стиральную машину.
Выходя из ванной, я тяжело вздохнул. Мне требовалось выбраться из этого помещения, пока она не заметила, насколько твердым был мой член. На самом деле я и сам был несколько удивлен.
После отъезда Шэрон я практически не интересовался женщинами, по крайней мере, женщинами вне порно. Я считал, что женщины – это как Феррари. На них приятно смотреть, и о них можно думать чисто теоретически, но они – слишком дороги, чересчур сложны в обслуживании и недостаточно надежны, чтобы я хотел иметь такую машину.
Я сложил ее одежду в стиральную машину и засыпал немного «Тайда» и смягчителя ткани, стоявшие у меня на полке с тех пор, как стиркой занималась Шэрон. Понятия не имею, что, черт возьми, должен делать смягчитель ткани, но женщинам он, похоже, нравится.
В редких случаях, когда стирал я, когда мы были вместе, Шэрон всегда знала, использую я его или нет. Я решил, что это хороший шанс от него избавиться, пока он не испортился.
Как только я включил машину, мне пришла в голову мысль. А что, если смягчитель ткани уже испортился? Что, если химикаты разрушились, превратились в кислоту и съедят ее одежду?
Я вернулся в гостиную и выглянул на улицу. Снег валил еще сильнее. Утром мне предстоит сделать очень трудный выбор.
Я могу либо достать снегоуборщик, залить в него бензин и уговаривать мотор завестись, либо просто потащу туда свою задницу с лопатой.
Это было похоже на тяжелый снег для сердечного приступа. Но на самом деле мне не нужно было об этом беспокоиться. Даже в сорок пять я выглядел и чувствовал себя моложе. Это связано с ежедневными пробежками, тренировками в домашнем спортзале и, конечно, с моими «Мустангами».
Все эксперты говорят, что улыбающиеся люди живут дольше. А каждый раз, видя свою машину, я улыбался.
– Полицейская машина все еще там? – спросила она.
На самом деле я не смотрел.
– Я ее не вижу, – ответил я. – Но они могли просто выключить поисковые огни. Из-за такого плотного снега я ничего не могу сказать. Но ты все равно пока не можешь уйти. Я только что положил твою одежду в стиральную машину. На стирку уйдет минут сорок, а на сушку – еще сорок пять, не меньше.
Казалось, она не возражала против этого, на самом деле, она почти улыбалась. Полагаю, она думала о том, что мокрая одежда даст ей немного больше времени внутри, прежде чем ей придется выйти в эту адскую погоду.
– Так, что же мне делать до тех пор? – спросила она тихим голоском.
– Я хотел посмотреть фильм и съесть немного пиццы, – сказал я.
Я сел, нацелился пультом на телевизор и нажал кнопку «play».
– Съешь тоже пиццу и выпей пива.
Она посмотрела на меня с очень забавным выражением лица.
Я нажал на паузу.
– Ладно, что случилось? – спросил я.
– Я не пью пиво, – сказала она. – Ты, наверное, не помнишь, но я тебе говорила об этом в магазине.
– Пойдем, – сказал я.
Она прошла за мной на кухню и огляделась. Я видел, что кухня произвела на нее впечатление. Я открыл холодильник, и она просмотрела ассортимент напитков.
– Можно мне немного вот этого? – спросила она, указывая на персиковый сок. Я кивнул.
– Мне нужен стакан, пожалуйста, – сказала она.
Я подошел к шкафу и принес ей стакан. Когда повернулся, чтобы вернуться в гостиную, услышал это.
– Э-э-э…? – сказала она таким тихим голосом, что я едва расслышал его.
– Что? – спросил я.
– Мне нужна тарелка, – сказала она, – и салфетки.
Я закатил глаза к небу.
– Это пицца! – сказал я. – Ешь прямо из коробки.
– Она жирная, – сказала она. – И ешь ее из коробки САМ. А мне нужна тарелка и салфетки. У тебя очень красивый диван. Не хочу оставлять на нем жирные пятна.
Я принес ей тарелку.
Она набросилась на пиццу так, словно давно не ела. С первого глотка сока ее глаза загорелись. Она пила его экономно, смакуя.
– Ты ведь понимаешь, что можешь выпить сока еще… да?
– Спасибо, – сказала она. Я повернулся, чтобы посмотреть на нее. Она была одной из самых вежливых, с кем я сталкивался.
Повернуться, чтобы посмотреть на нее, было ошибкой. Еда и питье придали ей сил. Ее бледная кожа, казалось, светилась.
– Кажется, я услышал сигнал стиральной машины, – сказал я. – Пойду и переложу твои вещи в сушилку.
Когда я вернулся, она сидела на полу, подтянув ноги и засунув их внутрь халата. Я недоуменно посмотрел на нее, и она нахмурилась.
– Мне тепло, – сказала она. – Но ноги у меня холодные, и меня начало клонить в сон. Не думаю, что за долгое время я так много ела. Ты сказал, что у меня есть минут сорок – сорок пять, чтобы высохла одежда. Так что, я собиралась немного вздремнуть.
– Почему бы просто не растянуться на диване? – спросил я.
– Я не знала, как ты отнесешься к тому, что я поставлю ноги на твою мебель, – сказала она.
Я покачал головой и побежала вверх по лестнице к бельевому шкафу. Принес ей одеяло и подушку.
– Не понимаю, с чего ты вообще хочешь спать, когда идет этот потрясающий фильм, но пусть будет так, – сказал я ей.
– Возможно, когда проснусь, мы обсудим твой потрясающий фильм, – сказала она. – Спасибо за все.
Я досмотрел фильм до конца, время от времени поглядывая на нее. Она была очень вежливой и даже симпатичной, вся ухоженная. вечер Был действительно приятный, поэтому я не стал ее беспокоить, когда сушилка остановилась.
Снег на улице был почти в тридцать сантиметров глубиной, и у меня были очень недобрые мысли.
Я дал ей поспать, пока она не проснулась. Сложил ее одежду в аккуратную стопку и сунул в карман ее потрепанных джинсов полтинник.
Она проснулась, потянулась и посмотрела на часы. Была почти полночь, и она проспала чуть больше трех часов.
Она посмотрела на меня и улыбнулась.
– Думаю, ты – не убийца с топором, – сказала она. – Если бы ты был им, я бы не проснулась живой. И на мне все еще есть вся моя одежда, так что, возможно, ты не такой большой извращенец, как я думала.
Я лишь покачал головой.
– Полагаю, ты хочешь посмотреть, как я одеваюсь, – улыбнулась она.
– Пожалуйста… Переоденься в ванной, – сказал я.
Она вышла через несколько минут, и выглядела уязвимой. Возможно, слои грязи и хмурое выражение лица были своего рода броней.
– Откуда у меня в кармане деньги? – спросила она.
– Не мои, – сказал я. – Может быть, твои штаны были настолько грязными, что ты не знала, что они там.
Мы молча смотрели друг на друга некоторое время.
– Там ужасно, и я… – начал я.
– Спасибо тебе за все. Ты очень хороший че… – сказала она в тот же момент.
– Нет, мэм, это не так, – сказал я. – Я, наверное, хуже, чем ты думала сначала, намного хуже. Если хочешь… Ну, то есть, я знаю, что ты беспокоишься о копах и тех парнях, что, как ты сказала, преследуют тебя. У моего эм… Эскейпа полный привод. Я мог бы отвезти тебя куда-нибудь, где ты будешь чувствовать себя в безопасности…
– Слишком мило с твоей стороны. Ну, то есть, для пирата-извращенца, убивающего топором, – улыбнулась она. – Я… Эм…
Я посмотрел на нее. Я знал, что она хочет о чем-то меня спросить. А также знал, что ей будет трудно это сделать. Я вспомнил, что из всех бездомных, с которыми я сталкивался, она никогда не просила денег. Возможно, именно поэтому я всегда давал их ей. То, что она собиралась попросить, причинило бы ей боль.
– Я думаю, что нет никакой возможности остаться здесь?.. Только на ночь?.. – спросил ее голос.
– Ты меня возненавидишь, – сказал я.
– О нет, – весело сказала она. – Ты накормил меня. Дважды за день дал мне денег. Позволил мне принять душ и помыть голову, и даже постирал и высушил мою одежду. Я никогда не смогу тебя возненавидеть. Я понимаю. По правде говоря, я бы тоже не позволила незнакомцу провести ночь в моем доме. Ты ведь знаешь, что я могу быть убийцей с топором, каким себя считаешь ты.
– Есть способ, – тихо сказал я. Она подняла глаза.
– Ты хочешь, чтобы я спала в гараже или в машине, чтобы ты был в безопасности от меня, да? – с надеждой в глазах спросила она. – Я с радостью это сделаю…
– Я бы хотел, чтобы ты спала со мной, – сказал я.
– О! – внезапно сказала она.
– Послушай, прости, что я это сказал, – сказал я ей, – но с тех пор, как я вошел к тебе, я думал об этом.
– Этого я сделать не могу, – сказала она. – Я – бездомная. К следующей неделе я, наверное, снова буду вонять. Но я – не шлюха. Вот твои деньги обратно.
– Оставь деньги себе, – прошипел я. – Деньги были подарком. Они не имеют ничего общего с… с тем, что я только что предложил. Прости, что я это предложил. Это… Я перегнул палку. Ты – первая женщина, к которой я испытываю влечение после моей… За долгое время.
На мгновение, показавшееся нам часами, никто из нас ничего не сказал.
– Прости меня за это, – сказал я. – Мое предложение отвезти тебя куда-нибудь остается в силе.
– Не мог бы ты… – начала она. – Мы могли бы поехать в Детройт?
– Конечно, – сказал я. – Люди в этом городе ненавидят бездомных. Ты больше не в моде.
Я достал из шкафа куртку и заметил тяжелую парку, которую никогда не носил. Я взял и ее и протянул ей.
– Что… я… – пролепетала она.
– Тебе она нужна больше чем мне, – сказал я. Она посмотрела на меня так, словно не могла меня понять. Я открыл дверь и высунулся через ширму. Снег налип на нижнюю часть двери.
– Оставайся здесь, – приказал я.
Я пробивался сквозь снег, создавая подобие следов, по которым можно было пробираться по снегу глубиной по щиколотку. Снег все еще обильно падал, и ветер дул с завихрениями. Я включил в машине отопление, проклиная себя за то, что не установил дистанционный стартер, и вернулся к крыльцу, стараясь идти по тем же следам, что и в первый раз.
Я открыл дверь и поднял ее, она почти ничего не весила. Она посмотрела на меня, но ничего не сказала. Ее было очень трудно прочитать.