Моя свадьба была, как теперь говорят, «традиционной». Много гостей, бесчисленное число родни с обеих сторон, тамада, крики «горько» , и «доедалки» на второй день — словом, обычная провинциальная русская свадьба. Поскольку с мужем, Лешей, мы познакомились в институте, то его родню я знала довольно плохо — он был родом из небольшого соседнего городка, и хоть мы и были у его родителей и сестер в гостях пару раз, однако суета поездки мешала мне хоть сколько-нибудь изучить их семейный уклад.
Поэтому на свадьбе я очень смутилась, когда его мама обняла меня, и долго и горячо говорила о том, что я им с Петром Алексеевичем (это Лешин отец) теперь родная дочка. У меня как-то язык не поворачивался называть свекров «мамой» и «папой» , но я отнесла все это за счет торжественности момента (и свекровь, и моя мама не раз смахивали слезы, когда тамада произносила особенно проникновенные тосты) .
Поженились мы сразу после окончания института, и как-то само собой получилось, что жить мы перебрались к Лешиным родителям. Там ему нашлась работа, да и с собственной квартирой, в перспективе, они обещали помочь. Я немного нервничала, что придется жить у чужих людей, однако того, что последует за этим я, и вообразить себе не могла.
Спустя пару недель, когда все понемногу освоились друг с другом, я допустила первую промашку. В комнате, которую нам с Лешей отвели, не убрала постель. Свекровь, надо сказать, всегда бесцеремонно заглядывала к нам, иногда даже когда мы уже лежали в постели, ни крючка, ни замка на двери не было. Увидев смятую постель, она покраснела, как-то странно хватанула ртом воздух, и изменившимся голосом очень проговорила:
Ты что же это такой свинарник развела деточка? Ты приберись сейчас же, стыдно же!
В отличие от Ольги Степановны я не была чистюлей, у которой «ни соринки, ни пылинки» , однако от ее замечания стало так неловко, что я тут же прибрала постель. Однако привычку так просто не перебьешь, и каждый день я слышала от свекрови замечания, что вещи неубраны, в комнате беспорядок… Через неделю мама (я через силу, но называла свекров мама и папа) , зашла в нашу комнату, и вместо того, что бы сделать очередное замечание, тихо, почти ласково произнесла:
Ну ложись, доченька, я тебя учить буду…
Я непонимающе взглянула на нее, и только тут заметила, что в руке она сжимает широкий потрепанный ремень! Сказать, что я была шокирована — это ничего не сказать. Нет, дома в детстве мама иногда шлепала меня, но ремешком — нет, такого не было. Слова застряли у меня в горле, и все на что я оказалась способна, это жалкое «мама, вы что, так шутите?».
Да куда уж тут до шуток — как-то буднично сказала свекровь, — я обоих своих дочек так воспитала, и тебя к порядку приучу. Ты ж мне не чужая!
Я вскочила на ноги, собираясь бежать, куда глаза глядят. Однако Ольга Степановна, женщина еще не старая, крупная, как-то ловко перехватила меня в дверях, и шепотом стала уговаривать «ложись, дочка, позора меньше будет!». Не дождавшись послушания, закричала «Леша, Петя!» , подзывая мужа и свекра, которые смотрели новости на кухне.
Неряха оказалась наша доченька! — заявила она, толкнув меня в кресло. Я не удержалась на ногах и села, а они стояли надо мной втроем — спокойные, невозмутимые. Леша продолжал что-то меланхолично пережевывать, видно доедал бутерброд.
Не убирает, постель не стелит, меня не слушает, посуду вчера в раковине бросила — принялась перечислять свекровь.
Ну что ты разволновалась, Ольгуша, давление же поднимется! — Ласково проворковал свекор. — Молодая еще, ума нет, ты ее поучи ремешочком, все на место и встанет!
Так их высочество не желают под ремешок ложиться! — с сарказмом заявила свекровь. Я обратилась к единственному возможному защитнику — мужу:
Леша, они что, с ума сошли? — жалобно проскулила я. Леша, наконец, дожевал и мотнул головой
Ленусь, у нас наказаниями всегда мама ведала. Это ваше, женское дело, вы и разбирайтесь. Так что ты ложись, а мы с батей пойдем, там сейчас сериал ментовский начнется.
Нет сынок, — произнес более проницательный свекор, — надо мамуле помочь. Давай, ты за руки, а я ноги подержу.
Не успела я опомниться, как Леша с отцом уложили меня животом прямо на нашу разобранную кровать. Одной рукой Леша держал обе мои руки, а другой крепко прижимал к кровати. Но тут произошло нечто, что заставило меня забыть о предстоящем избиении — я почувствовала, как свекор задрал мой халат и до колен стащил мои плавочки! Боже мой, я думала, я с ума сойду! А что сказать?»
Папа, прекратите немедленно!»? Не успела я придумать достойный ответ, как по моей попе полоснул ремень. Сейчас я понимаю, что порола меня свекровь не сильно, да и не долго, ударов 10-12, но тогда, растянутая на кровати двумя здоровыми мужиками, я чувствовала себя в застенках гестапо, не меньше. От того, что мне, как маленькой, заголили попу, я так растерялась, что совершенно не была подготовлена к удару. Я заорала во весь голос, только к третьему или четвертому шлепку вспомнила, что кроме голоса наделена еще и речью.
Не надо меня пороть, я все поняла, я поняла! — Мне казалось, что чем громче я буду кричать, тем убедительней будет мое заявление. Однако уже на следующий день я имела возможность убедиться, что достигла неожиданного эффекта — о моей порке узнала вся пятиэтажка- «хрущевка». За моей спиной хихикали молоденькие соседки и ухмылялись подружки Ольги Степановны. Впрочем, все это было только завтра.
Порка кончилась также неожиданно, как и началась. Я внезапно ощутила, что мои руки никто больше не держит, и осторожно подняла лицо над подушкой.
Лен, ты это… извинись перед мамой-то! — посоветовал мне муж. Было заметно, что его не особо взволновало происходящее, и ему не терпится вернуться на кухню, к бутербродам и сериалу.
Одевайся доченька, и за работу! Приберись как следует! — послышался голос свекра. Ему происходящее явно доставило больше удовольствия. Я вскочила, натянула трусы, и враждебно косясь на свекровь принялась наводить порядок с такой скоростью и тщательностью, которая мне, вообще говоря, был не свойственны. Все то время, что я потратила на уборку, свекровь стояла в дверях комнаты с ремнем в руках, и только убедившись, что в комнате царит чистота и порядок, гордо удалилась.
Трудно сказать, почему я не сбежала из дома в тот же день. Скорее всего, сказалось то, что в критических ситуациях я вообще впадаю в ступор, и не могу ни связно думать, ни быстро действовать. А на следующий день оказалось уже поздно. Где бы я ни была, что бы я не делала — спиной я ощущала пристальный взгляд свекрови. Дотошные придирки следовали одна за другой, и стоило мужчинам уйти на работу, как она заявила:
Спуска трусы доча, задирай халатик, у мамы ремешок тебя уже заждался, пока ты заголишься!
В ее тоне было что-то настолько убедительное, что я тут же, где была, нагнулась, спустила трусы и задрала халат.
Шлепала она меня, конечно, болезненно, но скорее это было обидно и унизительно. Всю неделю она ходила за мной, не выпуская ремня из рук, не давая мне ни на минуту расслабиться сосредоточиться на плане бегства или мести. Через неделю слежки я настолько отупела и привыкла к команде «снять трусы, подать ремень» , что когда в субботу свекор недовольно заметил после обеда «суп совсем несоленый был, ты что доча, соль как краденную кладешь!»
Я непроизвольно, вместе со словами «простите, папа, я так больше не буду!» , спустила трусы и задрала сзади халат, заголив попу. И только спустя мгновение до меня дошло, что я, собственно делаю. Я покраснела, онемела, и, как всегда в критических ситуациях — впала в ступор. Свекор хмыкнул, и спросил жену: «Ты не перестаралась, Ольгуня?»
Тут перестараться нельзя — равнодушно отозвалась свекровь, — заголилась — значит виновата. Поди к отцу доча, он тебя поучит… кулинарии! — не выдержала и съязвила она в конце. Все еще в шоке я, зажав трусы коленями, зажмурилась и двинулась к свекру. Единственное, что было у меня в тот момент в голове — какое счастье, что Леша ушел к приятелю и не видит этого абсурда! Свекор еще раз хмыкнул и, не вставая с кресла, рукой притянул меня за талию к себе, легко уложив к себе на колени попой кверху.
Петенька, ремень дать? — поинтересовалась свекровь.
Да ладно, Ольгуня, я легонько! — и я почувствовала, как он несильно, но ощутимо шлепнул меня по заду ладонью. Я вздрогнула. Петр Алексеевич задержал ладонь, ласково погладил мой зад, заставив меня сжаться от ужаса, и вдруг шлепнул еще раз, резче и злее. Сколько он меня так шлепал, я не помню, да это уже и неважно.
Именно в тот момент, когда по мою попку шлепала сильная шершавая ладонь свекра, в моей душе что-то надломилось и с хрустящим звоном лопнуло. Я молча глотала слезы, испытывая странные противоречивые чувства унижения и успокоения одновременно. Я впервые естественно и легко подумала о родителях мужа, как о собственных, и с тех пор даже про себя называла их «мама и папа».
С этого момента непрерывная слежка свекрови за мной прекратилась, да в ней и не было нужды. Я всегда лопатками чувствовала ее взгляд, все мои мысли были заняты домашней работой, поркой, тем как успеть одно и по возможности избежать другого.
И хотя пороли меня уже не каждый день, я так боялась и так много думала об этих моментах, что мне казалось, что все дни проходят в непрерывной экзекуции. Моя готовность к немедленному наказанию была так велика, что достаточно было одного взгляда брошенного в мою сторону, что бы я с готовностью подставила свою оголенную попу под мамин ремень или пристроилась к отцу на колени. Если мама могла отшлепать меня за всякую провинность, то для папы это стало своеобразным ритуалом выходного дня.
После обеда, я так привыкла получать от папы порцию шлепков, что уже не он, ни я не задумывались о моей существующей или мнимой вине, а просто оба воспринимали это как естественное выражение почтения с моей стороны, и заботы — с его. Сперва я стеснялась Леши, но вскоре мне уже стало все равно, видит он мое унижение или нет — мама в любой момент, за любым занятием могла подойти ко мне и отшлепать. Она как-то приловчилась брать меня подмышку, когда я наклонялась, обхватив левой рукой мою талию, ну а в правой был ремень, разумеется.
Однако один случай запомнился мне особо — мы с Лешей уже легли в кровать и я потянулась к ночнику погасить свет. На ближайший час у Леши были определенные планы, все-таки мы были молодожены. Но тут, как всегда без стука зашла мама, которая осталась недовольна тем, в каком виде я оставили после себя ванну. Впервые Леша недовольно заворчал, вроде «мам, ну, сколько можно-то!» , на что мама ему сказала — не нравится, как я воспитываю — пори сам.
Первая заминка с наказанием произошла спустя месяца три после этого. К маме и папе приехала погостить на неделю младшая Лешина сестра с детьми — трехлетним сыном и четырехлетней дочкой. Спустя пару дней свекровь застала на кухне прелестную картину — внуки, расшалившись, усыпали весь пол крошками от печенья.