Дорогие читатели. Пришло время выложить еще одну историю, которая волновала меня. Это не выдуманная история, которые я писал раньше, эта история основана на реальных событиях, невольным свидетелем которых я стал. На этот раз я изменю имена главных героев, чтобы скрыть их личности, а не потому, что я их забыл. Я обещаю вам точно передать события, которые я знаю, я обещаю восстановить события, о которых мне не известно по фактам, которые я знаю.
Я вам могу гарантировать, что рассказанное имело место происходить в реальности, совсем недавно, они еще свежи в памяти, но точную дату я не буду называть. Если кто-то узнает эту историю, да это она. Мне эта история запала в душу, как и написанная ранее «Золотая игла».
Я так же предупреждаю, что история довольно жесткая и сейчас самое время остановиться и не читать её. Тех, кто будет перепечатывать историю, я настойчиво прошу сохранить вступление, это часть истории и мне важно, чтобы люди знали, что это было на самом деле.
Женщина в полицейской форме вещала с экрана официальным тоном, а я не мог поверить, что это правда: «…нанес ножом не менее одного удара по лицу и не менее пяти по телу. От полученных ранений потерпевшая скончалась на месте происшествия».
Ужасные кадры оперативной съемки, показывающие окровавленный коридор знакомой мне квартиры, сменили женщину-полицейского. Сомнений быть не могло, но как же так, как мать его, это могло произойти? Я взял трубку и набрал номер, я уже знал, что это правда, но всё еще отказывался верить.
Паша был трудным ребенком. Его мать Катерина, связалась с уголовником-рецидивистом, несмотря на то, что об этом думали все родственники. Ей не просто нравился отец Паши Стас, она была без ума от него. Никто не понимал, что она нашла в нём, почему она бросила мужа, ради этого отброса общества.
Но она похоже реально текла от его жесткости, резкости, от его непредсказуемости. Наверное, он по-своему любил её, возможно, он давал Катерине то, чего ей не давал ей её муж, то, чего она, наверное, хотела. Стас частенько избивал её, даже, когда она ходила с животом на поздних сроках, но все же он заставлял её глаза светиться от счастья, когда дарил ей свою жесткую любовь.
Когда родился Павлик, Стас в очередной раз сел. Её бывший муж умер, а ребенок от первого брака уже уехал учиться в другой город и не собирался возвращаться. Катерина осталась одна с новорожденным сыном.
Нет, её не бросили, ей помогали многочисленные родственники, у неё был брат, мать, но она постоянно жаловалась, на то, как тяжело растить ребенка одной. Все понимали это и помогали как могли, но всё же у всех были семьи, да и Катерину предупреждали, чем все кончится, когда она бросалась в омут с головой.
Когда Паша подрос, всем открылась его гнилая натура. Поговаривали, что это гены его непутёвого отца, скорее всего так и было. С другой стороны, возможно сказывалось отсутствие отца в воспитании ребенка. Как бы то ни было, маленький Паша всё делал наоборот. Если его звали есть, он отказывался, даже, если хотел.
Если его укладывали спать, он отказывался, даже если глаза слипались. Ему просто говорили, что есть или спать ему сейчас нельзя и он назло, делал то, чего от него на самом деле ожидали. Но ребенок рос, умнел и вскоре понял, как им манипулируют и для Катерины всё стало сложнее.
Я знал Катерину Семёновну не очень хорошо, но с первых секунд общения с ней, она произвела на меня неприятное впечатление. Это была худая, пожилая женщина, мелочная, считавшая себя умнее других. Возможно это её профессия – школьный учитель в школе для умственно отсталых детей, наложила на ней свой отпечаток, но общаться с ней было крайне сложно. Многие задавались вопросом, чему может научить детей такой человек, она даже своего собственного сына не может воспитать.
Паша рос, стал подростком. Я видел его несколько раз мельком, даже общался с ним и каждый раз задавался вопросом, как то, что я о нем слышал, соотносилось с тем, что я видел. Передо мной стоял, худой симпатичный ребенок, в форме лицеиста, опрятный, вежливый. Я бы никогда не поверил в то, что про него говорили. А говорили про него многое. Говорили, что он избивает свою мать. Говорили, что он начал требовать с неё деньги за посещение туалета, за поход на кухню. Не знаю, насколько это правда, но все были в этом уверены.
Время от времени у матери появлялись ухажеры, но долго они не задерживались, то ли скверный характер Катерины их отваживал, то ли скверный характер Павла, но скорее и то, и то. Так они и жили год за годом. Родственников становилось все меньше, помощи больше не было. Старший сын, Володя, иногда заглядывал, но жил он в другом городе, у него уже давно была своя семья, он никак не мог повлиять на положение вещей и, хотя Павел и уважал своего старшего брата, отношения с матерью оставались теми же.
На самом деле я почему-то думаю, что мать заслуживала такого отношения к себе до последней капли. Уверен, сейчас вы наброситесь на меня со словами: «Да разве можно так говорить, она же мать!», но поверьте мне, то, что говорила она, то, что я описал выше – это лишь её точка зрения. Я знал про неё вещи, которые она предпочитала не замечать. Например, когда умер её брат, оставив малолетних детей, она во всеуслышание заявила, что они и не родственники.
Все дело было в небольшом наследстве, на которое она поспешила наложить руки, т.к. часть имущества брата было оформлено на их с братом мать. Позже ей удалось наложить руки на него окончательно, когда после смерти матери выяснилось, что Катерина каким-то образом заставила её написать завещание на своего старшего сына, жившего в другом городе. Да, я не зря говорил, что она мелочная.
Павел вырос и уже не просто избивал мать, а часто выгонял её из дома. Я не знаю, но вероятно, если бы я с ней жил под одной крышей, я бы тоже рано или поздно выгнал бы ей взашей. Оставаясь один, Павел, будучи почти взрослым, отрывался как мог. Говорят, он организовал притон у себя дома, что там устраивали оргии, что полиция наизусть знала этот адрес.
Но есть люди, которые отзывались о нем иначе, они говорили, что он помог им в том момент, когда все отвернулись от них, что он приютил их, когда им было труднее всего. Как по мне, так истина, как всегда посередине: да, он был трудным подростком, оставшимся без контроля взрослых, со свободной квартирой.
Как большинство подростков в таких обстоятельствах, он часто перегибал палку, часто нарушал спокойствие соседей, как и все в его годы, просто у него была возможность делать это часто и без страха получить леща от бати.
Но время шло, он перестал был подростком, стал взрослее. Старший брат предложил ему работу, и он уехал к нему. Но Павел не привык к дисциплине и не удержался там долго. Он не вернулся в родной город, а стал скитаться с одного места работы до другого. По сути он искал себя и не хотел иметь ничего общего с матерью. Павел даже ударился в неоязычество, возможно, чтобы досадить своей матери, с её показной набожностью.
Всё изменилось, когда он попал в ДТП. Я не знаю подробностей, знаю, что о поломал практически все кости. Он несколько месяцев провел в больницах. За ним ухаживала мать. Она всем рассказывала, какой он непутёвый, что ей приходится сидеть с ним теперь, но она была единственной, кто за ним ухаживал.
Когда он выписался, ему предстоял долгий курс реабилитации и мать как могла помогала ему и ухаживала. Павел просил у неё прощенья за все, что делал с ней, она говорила, что прощает, но всем рассказывала, как она себя изводит, ухаживая за ним.
Павел поправился, но он был зол на весь мир, ведь в момент нужды, ему помогал лишь тот человек, от которого он меньше всего ожидал помощи. Он был благодарен матери за это. Во время реабилитации он сошелся с местной группой молодых людей, загнанных по трансцендентным опытам, по йоге, здоровому образу жизни, по неоязычеству. Именно там он познакомился с девушкой. Её звали Настей. Она была молода, красива, добра. Как-то я видел её на пляже и могу сказать, она выгодно выделалась среди отдыхавших там людей.
Честно говоря, я не знаю, как Павел смог заполучить такую девушку. Хотя с другой стороны он, и сам был недурён собой. Он был высок, строен, когда-то красивый мальчик, стал мужчиной. Он был крепко сложен. Он не был качком, но обладал телом с рельефом мышц. Он был покрыт шрамами после ДТП, которые, как известно красят мужчину. Да, вероятно, он был красив и мужественен.
Настя по сути была второй женщиной после матери, которая спасла Павла. Если мать выхаживала его физически, Настя выхаживала его духовно. Она подарила ему любовь к жизни, он впервые в жизни почувствовал, что нужен кому-то, что его кто-то любит без претензий, без требований чего-то взамен.
Они быстро сошлись вместе и стали жить в той самой неблагополучной квартире Павла. Катерина Семёновна жила отдельно, но часто навещала молодых. Она жаловалась, что те не работают, что им нечего есть и она их подкармливает, нося им продукты питания, а они нов воротят: это они не едят, то не любят.
На самом деле работа у них была. Может она не была высокооплачиваемой, возможно Катерине не нравилась, но все же это была работа. Кто-то вкалывает у станка, а кто-то рисует картины. Кто-то строит дома, а кто-то играет музыку. Да, они были гуманитарии, люди искусства, без денег, без стабильности, со случайными подработками. Всё, что у них было – это они друг у друга. Была любовь и поддержка, ну и конечно же был шалаш, казавшийся им раем.
Шли дни, дни склеивались в месяцы. Месяцы становились годами, их любовь только крепла, несмотря на то, что денег постоянно не хватало. Влюбленные планировали пожениться. Были бы деньги, они бы уже закатили свадьбу, но они копили. Казалось бы, в райском шалаше была идиллия, но всегда есть это мерзкое «но».
Друзья и знакомы Павла стали замечать, что он вновь стал замкнутым. Все реже приходил на вечеринки. Стал раздражительным. Никто не догадывался об истинных причинах, изменений в поведении. Многие читатели знают, что изменение поведения одного из супругов – это один из признаков измены. Но мало кто задумывается, что реакция на измену супруга, тоже вызывает изменение поведения.
Павел что-то почувствовал, он не мог выразить словами что, но это его глодало изнутри. Он не отдавал себе в этом отчета, он не задумывался о происходящем, он просто реагировал на невербальные знаки Насти. Было что-то, что было незаметно для окружающих, но Павел уже чувствовал это, хотя и не понимал, что.
Это была редкая поездка с компанией друзей за город. Павел решил всё же развеяться и отметить в лесу на природе Сварогов день. Их было человек 8-10. Они проводили старославянские обряды. Просто отдыхали и общались.
Ребята разожгли костер, устроили вокруг огня место для отдыха. Вокруг поставили факелы, в честь бога-кузнеца Сварога. Девушки приготовили похлебку из курицы, которую тут же и забили по традиции. Все были в приподнятом настроении. Не подумайте, никакого спиртного не было. Не в сварогов день. Да и вообще тут мало, кто пил, включая Павла. На него плохо влиял алкоголь, и он не пил уже несколько лет.
— Насть, — позвала Катя подругу, — ты же знаешь, что девушки в сварожье делают?
— Предлагаешь заманить его к себе домой? Так мы два года вместе живем, куда манить.
— Ну-у-у, тебе виднее, куда его еще можно заманить? – дружно захихикали девушки.
По традиции девушки могли заманить избранника в свой дом, чтобы тот понял, что он не безразличен. Это был прямой намек на свадьбу. Катя понимала, к чему клонят девушки.
— Паш, а чего ты стесняешься? –толкнул его в плечо сидевший рядом Сеня. – Такая девушка, а ты жениться не хочешь.
Паша промолчал, лишь насупился. Да он планировал. Да сегодня был один из самых подходящих дней, но что-то давило.
— Паш, — не унимался Сеня, — если ты не позовешь, я позову! – пошутил приятель.
Павел зло сверкнул на него глазами.
— Знаешь, что про рот на чужой каравай говорят? – Арсений перестал улыбаться, — Вот и захлопни его, пока тебе его кулаком не заткнули.
Все замолчали, повисла неловкая пауза, лишь поленья в костре потрескивали, взмывая искрами ввысь.
— Паш, ну, ты чего, он же пошутил, — приобняла Настя Пашу.
— А ты чего за него заступаешься? Может быть ты тоже хочешь ему дать куснуть?
Павел психанул, встал и начал уходить. Арсений попытался его остановить, но Павел отшвырнул его в сторону. Все были в шоке, и никто не посмел остановить Павла, когда тот уходил. Настя было бросилась за ним, но увидев, как падая Арсений ударился головой о полено, кинулась к нему с извинениями за Пашу. Когда она помогла ему подняться, отряхнуться, когда она осмотрела его голову и предложила приложить мокрую тряпку, Павла уже не было видно, он скрылся в лесу.
Побродив по округе Паша, расстроился, его девушка так и не пошла за ним. Он стоял за деревьями и смотрел, как она вместе со всеми сидит рядом с Арсением, как она часто шепчется с ним и смеётся вместе со всеми. Не над ним ли смеются его друзья? Им весело, а он тут. Да он сам ушел, но он уходил не чтобы она осталась с НИМ! Он заметил, как Настя часто кому-то пишет.
То, что раньше было неосознанным, сейчас сформировалось в четкую мысль: Настя была не верна. Он еще не знал, как это было часто, как давно, но уже догадывался с кем. Павел стоял за деревьями и, глядя на ребят, пытался вспомнить, с кем ещё и когда она флиртовала. Может он просто не обратил внимания? Вспомнились маленькие лампочки, которые вспыхивали в мозгу в тот или иной период, вспомнились звоночки. Нет, вроде бы ничего явного не было, но что-то было.
Кулаки Павла сжались в ярости, но он глубоко вдохнул и выдохнул. Возможно еще ничего не случилось, просто она увлеклась кем-то. Им нужно будет поговорить. Он взял себя в руки и вернулся к ребятам. Остаток вечера он сидел молча, смотрел на извивающиеся языки пламени костра и слушал его треск.
Настя чувствовала себя виноватой. Когда Паша вернулся, она прижималась к нему, просила прощения, пыталась обнять его, поцеловать, но Паша был холоден. Когда они ехали в машине домой, она пыталась шептать ему на ухо милую чепуху, но он лишь коротко сказал ей: «Дома поговорим». Оставшуюся часть пути он был задумчив и молчал. Настя отстала от него, просто приобняла, положила голову ему на плечо и ехала.
— Я всё знаю! – сказал Павел, глядя ей в глаза.
— Что ты знаешь? – удивилась Настя.
— Как долго? – спросил Павел, игнорируя её вопрос.
— Паш, я не понимаю, о чем ты?
— Не держи меня за дурака! Я всё прекрасно вижу, я не слепой!
— Да, о чем ты?
— Ты с ним спишь, или еще не успела?
— Паша!
Павел посмотрел ей в глаза. Она была явно напугана. Чего она боится? Того, что он все узнает?
— Дай мне свой телефон! – скомандовал Павел
— Паш!
— Я видел. Я видел, как ты переписывалась с Сеней.
Настя побледнела. Она действительно переписывалась с Арсением у костра, когда Паша уходил, но они делали паузы, прежде чем отвечать, это не должно было броситься в глаза. Да и Паши не было.
— ДАЙ МНЕ СВОЙ ТЕЛЕФОН! – четко выговаривая слова потребовал Павел и в его глазах сверкнул огонь.
Настя не шевелилась, тогда он подошел к ней и сам достал его из кармана её джинс. На глазах у Насти выступили слёзы.
— Паша, пожалуйста!
Павел проигнорировал её. Он разблокировал телефон и полез проверять сообщения. Чем больше он смотрел, тем краснее становилось его лицо.
— Вот же ШЛЮУ-У-УХА, – протянул он, — ты давно мне с ним изменяешь?
— Нет, Паша, нет!!! – запротестовала Настя. — Мы только чатились с ним пару раз! Я клянусь тебе, ничего не было!
— Не было? — Он повернул к ней экран телефона. – Ты посылала ему свои сиськи! Ты это называешь не было?
— Прости, Паша…
— Он прислал тебе свой хуй, — ты это называешь не было?
— Пашечка, прости меня, милый!
— Сколько раз ты с ним ебалась? – Павел терял контроль.
— Я клянусь тебе, ничего не было, только переписка.
Павел быстро листал страницы переписки, там были откровенные фотки, там были интимные сообщения, были жалобы на Пашу, но он не находил подтверждения их физической связи, похоже все только начиналось, пока это была лишь романтическая связь с эротическо-порнографическим уклоном.
— Ну, и шлюха же ты! И я хотел жениться на тебе!
— Паша, прекрати! Паша!
— Пиздуй нахуй!!! Вали отсюда и не возвращайся!
Настя бросилась к нему, пытаясь обнять его. Он оттолкнул её от себя. Она бросилась к нему снова, но он вновь оттолкнул её. Слезы текли по щекам, тушь размазалась. Падая Настя опрокинула табуретку. Это был старый легкий ажурный стул бабушки на тонких круглых слегка изогнутых ножках, у которого давно отломали спинку.
— Паша, пожалуйста, Паша, прости меня! Я что угодно сделаю, паша, ну, ничего не было, прости!
— Ничего не было? – Он споткнулся об упавшую табуретку, поднял её и швырнул в Настю, попав ей в лицо. Табуретка отскочила назад к Павлу.
— Пашечка, Паша, прости меня, — девушка не обращала внимания на удар. – Пашечка, я клянусь тебе, я тебе не изменяла. Прости меня, я дура, Паша!
Паша верил ей, но гнев кипел внутри. Он схватил табуретку и несколько раз стукнул Настю. Он старался больше не бить по лицу. Выплеснув свой гнев, он бросил табуретку на пол. Настя плакала, стоя на коленях и закрыв лицо ладонями.
Она посмотрела на него заплаканными красными глазами. Паша сел на кровать. Настя уже хорошо знала Пашу и понимала, что теперь он её простит, ему надо немного побыть одному, выдохнуть и переварить остатки гнева. Настя встала и пошла в ванную, умыться и привести себя в порядок.
Паша лежал на кровати. Он успокоился. Он знал, что она не успела ему изменить и уже не изменит, не с Сеней. Он верил своей любимой. Павел не мог представить себе жизнь без неё. Простит. Конечно он её простит. Сейчас она выйдет, попросит прощения ещё раз и обязательно его получит. Он уже простил её, ведь он иначе не мог.
А потом они будут лежать в кровати, и уже он попросит прощения за каждый удар, который нанёс ей в порыве гнева. За всю боль, которую он ей причинил. Он поцелует каждую ссадину и подарит ей столько любви, сколько сможет. А потом он сделает ей предложение. Пора. Дальше тянуть нельзя. Хрен с ними с деньгами, прорвутся, нахер свадьбу, просто распишутся.
Настя все не возвращалась. Павел уже начал дуться на неё, почему она так долго. Прошло уже минут двадцать как она ушла. Может она решила… Вдруг она что-то недоговорила? Павел посмотрел на часы. Уже полчаса, как она ушла. Снова вспыхнуло чувство, но на этот раз это была тревога. Он встал с кровати и пошел в ванную.
Настя сидела на полу и держалась за живот.
— Пашенька, — тихо сказала она, — мне так больно.
Павел бросился к любимой. Он помог ей встать, поднял на руки и отнес на кровать.
— Настюш, что с тобой, где болит?
— Ты попал мне куда-то ножкой стула в живот. – Настя с трудом говорила.
– Дурак чтоль? Зачем людей беспокоить. Сейчас все пройдет, мне только полежать надо.
Он расстегнул ей блузку. На её золотистой загорелой коже живота били лишь мелкие ссадины. Сейчас принесу холодное что-то. Настя улыбнулась.
— Я люблю тебя, Паша.
— Я тоже тебя люблю, солнышко. Знаешь, я тут подумал, к черту эту свадьбу, возьмем и просто распишемся. Ты согласна?
Глаза Насти сияли счастьем.
— Пашенька. Конечно я согласна. Я такая счастливая. – сказала она и слабый стон сорвался с её губ.
— Я сейчас, холодный компресс сделаю!
Паша бросился в ванную. Он схватил полотенце и стал спускать воду, чтобы пошла похолоднее. Он намочил полотенце, отжал его и бросился назад, расправляя его на ходу.
— Паша, — позвала Настя и улыбнулась. – Мой милый. Прости меня.
Павел положил полотенце на живот насте.
— Настён, кто старое помянет. Я не злюсь, больше не злюсь, всё пустое. Я знаю, что ты не изменяла. Это ты прости. Я не сдержался, я не должен был бить тебя. – На его глазах выступили слезы.
— Я посплю немного, мне вроде получше. – сказала Настя, закрывая глаза.
Паша сидел рядом, держа ее за руку. Он охранял её сон. Он смотрел, как спит Настя и строил планы. Он не увидел, скорее почувствовал, что что-то не так. Настя больше не дышала.
Павел сидел перед кроватью обхватив голову руками. Его жизнь была кончена. Всё, что было светлого, ушло вместе с его любимой. Он не знал, что делать. Впрочем, ему было уже все равно. Это был конец и точка.
Павел взял себя в руки. Его жена ушла. Они не раз уже обсуждали это, он знал, что она, как и он сам, хотели бы уйти по языческим обрядам и ритуалам. Павел достал её самое красивое платье, которое она любила, он тоже любил её в этом платье.
Павел снял с неё одежду, обмыл покойницу, положил её головой на запад. Он одел её в приготовленные одежды, достал её украшения. Затем он прочел необходимые молитвы. Его любимая была готова перейти на ту сторону, но он не хотел отпускать её одну.
Паша сел за компьютер, вошел на страничку жены в соцсети и стал выкладывать её фотографии. Её друзья, её родители должны были запомнить её такой счастливой, как на этих картинках из её жизни. Павел просматривал фото за фото, выбирая самые счастливые моменты их совместной жизни.
— Дача, — сказал он сам себе и улыбнулся, — ты помнишь, что мы там делали летом?
Он выложил несколько фоток.
— А вот колокольня, ты была так счастлива позвонить в колокола.
Было около трех часов ночи, когда он сменил пароль и закрыл страницу жены, открыв доступ к фотографиям для всех. Пусть все видят, но никто не сможет ничего изменить.
Он встал и выключил компьютер. Затем, Павел написал письмо и оставил его на столе. После он принял душ. Одеваться не стал, это было лишним. Теперь он был готов последовать за женой. Да, отныне Настя – его жена.
Павел налил воды в таз и поставил его на пол. Он прочел несколько молитв над собой. Несколько длинных глубоких разрезов вдоль всей руки отдались в мозгу острой болью. Но что была эта боль, по сравнению с болью душевной. Сначала левая рука, потом правая.
— Я иду к тебе, Настенька. – сказал Павел, встал на колени и опустил руки в таз с водой.
В голове стоял звон. Дикий ужасающий звон. Павел открыл глаза и застонал. Он лежал на полу в луже крови. Павел попытался вспомнить, что произошло и это тут же упало на него стотонным грузом, практически раздавив его снова. Насти больше нет. Он убил её.
А сам все еще жив. Это была уже седьмая попытка за последние двое суток. Двое суток он приходил в себя раз за разом, после каждой попытки суицида. И каждый раз он резал вены заново, лучше, глубже надежнее, обязательно руки в воду, чтобы кровь не свернулась, но каждый раз он приходил в себя.
Все тело болело. Сил не было. Павел пополз на кухню. Он включил газ, но вдруг понял, как это безответственно, он уже унес одну жизнь, стать причиной трагедии в результате взрыва газа в дополнение к уже содеянному он не собирался. Газ был выключен. Павел добрался до окна.
— Глупый, ну что ты делаешь? Я не пущу тебя. – услышал он шёпот любимой в своей голове.
— Милая, я не могу без тебя. Я люблю тебя. – простонал он.
— Я знаю, я тоже тебя люблю. Поэтому я не пускаю тебя сюда. У тебя ничего не получится. Ты серьёзно хочешь спрыгнуть? Тут второй этаж. Ты же замерзнешь там внизу, на улице холодно.
— Милая, прости меня! – по его щекам текли слезы.
— Я давно тебя простила. Я люблю тебя. А сейчас живи и помни меня. Я буду тебя ждать.
Павел рыдал. Он пополз назад. Добрался до телефона, чтобы позвонить родителям Насти. Это будет очень трудный разговор, но он должен был это сделать. Это его крест. Он набрал номер.
Затем были звонки друзьям. Он честно все рассказал, чтобы не было недомолвок и кривотолков, они имели право знать правду.
Потом он набрал номер с надписью МАМА. Ему нужна была помощь, чтобы одеться до прихода полиции. Катерина Семёновна пришла. Ей было тяжело, здоровье было уже не то, но она пришла. Она плакала.
— Дурак, что же ты наделал. – только и повторяла она. – ой, дурак.
— Я знаю, мама.
Полиция, опера, скорая… все мелькало. Ему задавали вопросы, но сил отвечать не было. Потом была больница.
— Зарезал свою жену! — шептались медсёстры.
— Вот же сука! Еще под шизика косит, вены себе порезал, типа хотел умереть. – отвечала ей подруга.
— Пойду вкачу ему укол побольнее.
— Ага, ковырни ему там внутри посильнее. Суки, напьются и за нож хватаются.
— Я читала про него на форуме, говорят с детства был живодером.
— Да ты что? И чего она только с ним связалась?
— Любовь зла, вот каких козлов любят.
Все еще не придя в себя после первого шока, я набрал номер.
— Крапива? Привет!
Ответом мне были рыдания. Да, это было правдой. Вот только СМИ и полиция приукрасила и исказила факты, приняв видимое за действительное. Увидев лужи крови, все решили, что это её кровь, что он зарезал её. Когда он без сил отвечал на вопросы следователей, он честно сказал, что ударил её раз пять, в том числе один раз по лицу. Все решили, что ножом. Ну как иначе? Столько крови. Девушка мертва.
Уже позже, вскрытие показало, что был разрыв селезенки в результате травмы тупым предметом. Ножка стула неудачно попала в живот. Блин, я ведь сидел на том стуле когда-то. Тогда у него еще была спинка. Я не думал, что таким легким стулом можно кого-то убить. Вот же как оно случается.
Полистав свежевыложенные фотографии, почитал комментарии. Все проклинали мразь, сотворившую такое. Его называли больным, ведь по его роже это было видно. Его называли трусом, за то, что он инсценировал попытку самоубийства. Кто-то написал про то, что он газ пытался пустить, за что снова получил кучу проклятий, что чуть не угробил кучу народа. Были те, кто описывал, как он подрочил на фотки убитой. Люди не меняются.
Я налил вискаря на два пальца и молча выпил за упокой.