Весна в этом году, выдалась, необычайно теплая и ранняя. Еще совсем недавно, нашу зону, заметало, колючим, холодным снегом, а сейчас от сугробов, наметенных за зиму, не осталось и следа.
Повсюду на асфальте блестели лужи, а «петухи» сменили лопаты, которыми всю зиму чистили снег, на метлы и вовсю мели плац, перед зданием администрации, колонии.
Эта весна, была последней, для нас с Пашкой на зоне, ровно год назад, также мы загремели в тюрьму за кражу водки и сигарет, в магазине и теперь, отмотав срок, от звонка, до звонка, через три дня, должны были «откинуться» выйти на свободу. Попались мы с Пашкой по глупому, ночью вскрыли магазин в провинции, в надежде найти заначку, которую обычно продавцы, оставляют в кассе. Но денег не было, тогда мы стали набивать, рюкзаки куревом, водкой и жратвой.
А чтобы водки больше влезло, Пашка предложил использовать, двухлитровые бутылки из под пива, которое мы с ним выливали, прямо на пол магазина а вместо пива, заливали в них водку. Таким макаром, набили целый рюкзак водки, а другой куревом и жратвой. И только собрались уходить, как в магазин, нагрянули менты и нас с другом повязали.
Как потом оказалось, один из местных, жителей, молодой парень, возвращялся домой с блядок и увидел в окне магазина, свет фонаря. Это мы с Пашкой светили, когда водку переливали в пластиковые бутылки. А парень, оказался щицы этого магазина и тут же, позвонил ментам.
Судья, учитывая наш возраст, нам было по 18 лет, и первую судимость, дал по году, колонии, общего режима. Что вообще — то, было не так плохо, другие парни, чалились на зоне, по аналогичной статье и по 3 и по 4 года.
Срок, мотали мы с другом, вместе на зоне под Тулой, не так далеко от Москвы, где жили. Время пролетело быстро, зима, лето и домой, отсидеть год, не десять лет, на зоне такой срок считался детским. Правда в последнее время, как то муторно было на душе, ночами не спалось, все думалось об воле. На зоне всегда так, самые тяжелые дни это когда попадаешь в лагерь, сразу с домашних пирогов, на тюремную баланду. Полгода проходит пока привыкнешь и последнее время, когда до свободы остаются, считанные недели.
Первым делом, думал я лежа на жесткой, зоновской шконке, как только откинемся с Пашкой с зоны, так сразу в кабак, душу отведем. На зоне с бухлом туго, да и баланда лагерная в виде, ежедневной пшенной каши с растительным маслом, надоела до чертиков, желудок ее уже не принимал. А после кабака, по бабам, целый год воздержания, как ни как. «петухов» мы с Пашкой не ебли, у нас с другом к «голубым» было, стойкое отвращение. Хотя на воле, бытует мнение, что зеки, чуть ли не поголовно, удовлетворяют, свое половое желание, с другими, опущенными зеками. На самом деле, это не так, «петухов» ебут, не так много заключенных, в основном блатные, » воры» , да и то не все.
У нас в отряде, их ебли, человека три из блатных, а остальные зеки, предпочитали, заниматься онанизмом, в рабочей зоне в каптерке или в укромном уголке в цеху. Да и «петухов» нормальных у нас в отряде не было, все какие то, зачуханные, не молодые, их было пять человек, они жили в бараке в отдельном проходняке и питались в столовой, тоже отдельно, за «петушиным» столом.
Даже очко в туалете у «обиженных» было отдельное, с самого края, садится, срать на него, другим нормальным зекам, было нельзя, а иначе сам «петухом» станешь. Новичкам, которые поступали в зону, бывалые зеки, сразу показывали, » петушиное» очко в туалете и объясняли что к чему.
Чтобы молодой зек, по не знанию не сел, на него срать, и не попал в проходняк к «обиженным». У » петухов» ничего нельзя было брать из рук, даже здороваться с ними было нельзя. Иначе, попадешь сразу к ним в их «голубой» проходняк. Им можно было только давать, обычно чай или сигареты за секс с ними. А вот брать что — то, было запрещено, если конечно не хочешь сам, оказаться среди них. Вообщем, последние дни в колонии, тянулись, мучительно долго, даже не верилось, что мы с другом, скоро выйдем на свободу.
Вечерами я ходил к Пашке в соседний барак, играть в нарды, и чифирить. На зоне, мы с ним подсели на «чифир» крепко заваренный чай, который зеки, пьют обычно без сахара, горячим, мелкими глотками. Когда привыкаешь к «чифиру» то утром встаешь как с похмелья и пока не чифирнешь, состояние муторное. А как только выпьешь, пару глотков то сразу, становится легче. Как от бухла, когда похмелишься. Забавно было смотреть, как зеки, словно алкаши на воле, соображают на троих, чтобы заварить «чифир» . У одного есть чай, но нет банки, у другого есть банка и чай но нет кипятильника. И вот они ходят, по бараку, кучкуются и договорившись, заваривают, вожделенный чифир.
Так было и у нас с Пашкой, у него был кипятильник и банка а я доставал чай. На воле, я неплохо рисовал и в рабочее, делал «макли» различные поделки. В виде, авторучек из оргстекла, внутри которых, плавали рыбки или наконечники на рычаги коробок, передач, в машинах. Тоже из оргстекла с розочками внутри. Все это загонялась, вольняшкам, вольнонаемным мастерам, которые работали у нас в цеху. Они выносили изделия зеков на волю, где продавали или брали себе а в обратку на зону, шел чай, сигареты и деньги.
Так что насчет, чая и сигарет у меня проблем не было, да и деньги, хоть небольшие но имелись. Имея наличку, на зоне, можно было тоже неплохо жить, купить жратвы в столовой, не баланды, а мяса с белым хлебом, бухнуть, покурить анаши, и даже женщину, за деньги можно было получить. К примеру на свиданке или с вольнонаемными мастерами и учителями. На зоне не только мужики, мастерами работали но и женщины. Была у нас одна такая, мастер в швейном цеху, Зоя Владимировна, женщина средних лет, худая, страшная, нос как у буратино. Но на зоне она считалась красавицей, и пользовалась у зеков, повышенным спросом.
Эта, Зоя Владимировна, на зоне ее звали Зося, еблась с зеками за деньги. Лагерное начальство конечно знало об этом, но опера, закрывали на ее проделки глаза. Так как сами » доили» богатых зеков, ведь ментам на зоне, платили мало а кушать и хорошо жить, все хотят.
Слышь, Паштет, ты че не веселый сегодня..?
Спросил я у друга, придя к нему вечером в отряд, с пачкой цейлонского чая.
Свобода скоро, через два дня, баб с тобой будем ебать…
Радоваться надо а ты грустишь…
Сказал я корешу, с недоумением смотря на его печальный вид. Пашка, сидел в проходняке на шконке, понурив голову, в руках у друга был конверт с письмом.
Ну да Костян, если и будем мы с тобой баб на воле ебать, то бомжих на Курском вокзале…
Бомжи мы теперь и выйдя с зоны, станем на вокзале жить…
На вот почитай, » маляву» мамаша прислала…
Петровна, красивым, почерком, как ни как она у него, учительница русского языка и литературы. Сообщала сыну, что он теперь стал бомжем, по ее вине.
Да и не только он, но и я и моя мать с сестрой, тоже бомжи. Татьяна Петровна, писала что она и моя мамаша со старшей сестрой. Решили заняться бизнесом, чтобы поправить свое материальное положение. Но бизнес решили делать на торговле, так как это дело, было знакомо, моей мамаше. Она с дочерью, моей старшей сестрой Ольгой, работали, продавщицами в частном магазине у азербайджанца Али, который по слухам, поебывал их обеих.
Я частенько видел, как Али, подвозил мою мать и сестру, на своем подержанном мерседесе. Инициатором, всего выступила Ольга, как писала Татьяна Петровна в письме, именно она подбила их на открытие своего магазина. Ольга и раньше жаловалась матери, что Али, платит мало, и им нужно открывать свой магазин.
Но мамаша тогда не поддавалась на ее уговоры, денег то на магазин у них не было. Но Ольга, через подругу которая работала в «Альфа-банке», кассиром, договорилась взять кредит в 3 миллиона рублей. Но банк такой большой кредит давал, только под залог собственности и сестра уговорила мою и Пашкину мать. Заложить банку свои квартиры в обмен на 3 миллиона рублей. Навешав им » лапшу» на уши, что в этом нет ничего страшного, и они будут выплачивать деньги в банк с продаж товара в их собственном магазине.
Язык у Ольги, был подвешен, не зря Али ее ценил как продавщицу, она могла самый гнилой товар, втюхнуть покупателю и тот не сразу поймет что его обманули. Вообщем, уговорила она Пашкину мать, учительницу Татьяну Петровну, чтобы та стала поручителем в банке, и заложила свою однокомнатную квартиру на Пресне, где она жила с сыном. Ольга ей сказала что платить она сама будет в банк а Татьяне Петровне, только придется считать прибыль. На первых порах, у них все пошло гладко, Ольга и моя мать, ушли от Али и открыли свой магазин.
Вбухав в него почти все деньги полученные в банке, ведь место в Москве, стоит дорого. А магазин они взяли в аренду, да еще «Газель» грузовую пришлось купить, Ольга имела права и сама водила машину. Да и Пашкина мать тоже, умела водить у них был старый фольксваген, на котором они с Пашкой, даже на Юг, ездили отдыхать. Но Ольга не подумав, открыла свой магазин неподалеку от магазина Али, и тот стал терпеть убытки, мало того что, он потерял в лице моей сестры и матери. Двух хороших работниц и бесплатное порево по вечерам в подсобке, так еще эти две смазливые москвички, стали отбивать у него покупателей.
Этого Али им простить не мог, и однажды ночью у Ольги со стоянки возле дома угоняют «Газель» и в это же время загорается их магазин. Там как раз была крупная нереализованная партия товара, за который нужно было платить поставщикам. В итоге магазин сгорел вместе с товаром, то что это было дело рук Али, сестра сразу врубилась. У того постоянно ошивались его земляки, наркоманы и уголовники, которые за дозу, мать родную убьют, не то что «Газель» угнать и магазин сжечь. . Но доказательств против Али не было и виновных в поджоге магазина и угона машины, так и не нашли.
Без магазина, Ольге нечем стало платить в банк проценты и в итоге, банк забрал соглсно договору, наши с Пашкой квартиры. В счет, погашения долга а сестра с моей и Пашкиной матерью, оказались на улице. Хорошо что у Татьяны Петровны, осталась машина, в которую они загрузили вещи из дома. А мебель и бытовую технику, пришлось продать, да и то те деньги ушли хозяину магазина, у котрого они его арендовали.
В конце письма, Пашкина мать, писала, что они нас ждут на Курском вокзале, где в последнее время живут. Ведь родни к которой можно было поехать пожить, ни у моей ни у Пашкиной матери, поблизости не было. У Татьяны Петровны, родня жила на Дальнем Востоке, куда хрен доберешся а у моей мамаши, вообще все родственники поумирали. А подруги, все от них отвернулись, узнав о том что они стали бомжихами.
Ну сука эта Оля, убью паскуду как выйду…
Сказал я Пашке, когда прочитал письмо до конца, и достал пачку сигарет, хотел от волнения, закурить прямо в расположении отряда.
Погодь, Костян в ШИЗО захотел напоследок…?
А там тубик можно поймать, и выйдешь на волю больным.
Мало того что бомж, так еще и туберкулезный будешь.
Пошли лучше в курилку на улице покурим, и заодно обмозгуем что делать..?
Сказал мне Пашка и мы пошли с ним курить во двор отряда. Друг был прав, за курение в отряде, могли упечь на трое суток в изолятор а там, сидели туберкулезные зеки, от которых можно было заразиться.
Слушай Костян, это даже хорошо что наши мамки проебали квартиры…
Теперь мы сможем им засадить, и твоей сестре Ольге тоже.
Ведь я раньше и подумать не мог чтобы свою мать выебать…
Только в мечтах, а сейчас, наши мечты станут реальностью…
Ведь сам посуди Костян, они сделали нас бомжами, и плата за это, будут их ссаные дырки…
Да и куда наши матери, денутся без нас..?
Кто их защитит на улице..?
Пашка, закурил сигарету и дал мне прикурить от своей зажигалки. Затягиваясь, крепкой «явой» я смотрел на друга, переваривая в голове слова и у меня встал колом хуй в штанах. Только от одних мыслей что я выебу свою и Пашкину мать и сестру в добавок. И у Пашки и у меня, отцов не было, вернее они были когда то, но с нами не жили. Моего мамаша выгнала за пьянку, когда я еще был маленьким а Пашкин долбанутый папаша, сам ушел к другой женщине от его матери. Я не понимаю таких мужиков, как можно такую женщину бросить, как Пашкина мать?
Она не пьет, курит только, характер у Татьяны Петровны, спокойный и на вид красавица, симпатичная, крашеная блондинка, с веселой смешинкой в синих глазах, очень приятная на лицо, даже не накрашенная, обладательница в меру отвислых для ее возраста средних, может даже чуть больше средних грудей, размера 3+ и небольшой но сексуальной попки.
Ноги у его матери, обыкновенные, стройные, до колен, красивые сексуальные ляжки, ну вот и все пожалуй. Мать Пашки, работала учителем русского языка и литературы и одевалась и красилась соответственно. Мини юбки и джинсы она не носила, минимум косметики на лице и юбка до колен, белая блузка, поверх которой одет строгий, костюм, шла в школу.
Но даже в таком виде, она выглядела сексуально, особенно сзади, когда Пашкина мать, шла по тротуару на работу, то ягодицы ее небольшой но пухленькой попки, так призывно играли у нее под юбкой, что мужчины и молодые парни, бросали вслед его матери, похотливые взгляды.
Моей матери, Людмиле Ивановне, было 43 года, и она была женщиной в теле, брюнеткой с длинными волосами, забранными в хвост, большими сиськами и широкой выпуклой жопой, но и животик был при ней. Сестра Ольга, она была старше меня на три года, копия моей матери, тоже брюнетка, с волосами забранными на голове в хвост, красивая, всегда ярко и со вкусом накрашенная. Только жопа и сиськи у сестры были поменьше чем у матери и живота у Ольги не было.
С шестого класса с Пашкой, мы стали нюхать трусы наших матерей и дрочить на них. Пашка приходил ко мне домой и мы с ним доставали из корзины с грязным бельем, большие, белые труселя, моей матери Людмилы Ивановны, смотрели на желтую от ссак и выделений, промежность женских трусов и нюхали их, вдыхая волшебный запах женщины. Пашкина мать, вставляла прокладки в трусы и они не пахли, но однажды друг принес в школу, две прокладки, из трусов своей матери, училки Татьяны Петровны. Мы нюхали их и дрочили в школьном туалете, закрывшись в кабинках.
Прикольно было, я сидел на уроке, который вела, Пашкина мать, Татьяна Петровна а в кармане моих брюк, лежала ее, ссаная прокладка, на которую я дрочил на перемене.
Но где мы их будем ебать, Паштет..?
Ведь эти бляди, наши матери и моя сестра, лишили нас жилья, и я даже незнаю где мы будем жить.
Я не хочу свои молодые годы, провести с бомжами на вокзалах Москвы…
Сказал я другу, не понимая, что нам делать, когда через пару дней откинемся из зоны. Да засадить нашим матерям и сестре, это дорогого стоит, но лето пройдет — Ты меня удивляешь Костян..?
Найдем жилье, все в наших руках, лишь бы мамашки нас дождались и никуда с Курского вокзала ни делись…
Откинемся, цепляем на Курском наших мамок, с твоей сестрой и все вместе на машине, поедем в Орел…
К Толяну, поедем, он говорил как то, что у него есть дача в деревне…
Этот козел, нам с тобой по понятиям должен, так пусть должок свой отдает…
Сказал Пашка, туша окурок в самодельной пепельнице, сделанной зеками в рабочее. Пашка обозвал, Толика козлом, вполне справедливо, он и был по тюремным понятиям «козлом». Этот Толик, был » шнырем» у нас в отряде, дневальным на вольный расклад. Мыл полы и выполнял поручения завхоза, а еще этот Толян, был «кружевным» не хуже моей сестры Ольги. Он ввязывался в разные аферы и часто в них прогорал, однажды его чуть не отъебали блатные, за его кружева. Толян, подрядился собирать простыни и постельное белье у нас в отряде, на обмен.
А блатным он пообещал вообще достать вольное постельное белье. Типа у него, были связи на расконвойке. Собрал со всех зеков по две пачки сигарет за свои услуги а в отряде 100 человек. И этот Толян, навел кружева, еще куда то влез, в итоге блатные не получили обещанного вольного постельного белья а сигареты он с них взял .
Его воры поставили на деньги и дали срок до вечера, не найдет, они его ведут в свою каптерку и там отъебут за кидалово. Толян обратился ко мне, мы с ним не то что бы кантовались, но иногда вместе чифирили в каптерке дневальных. Толян как и я увлекался раскопками в местах боев в ВОВ и мы часто вели с ним беседы на эту тему.
Мне стало жалко парня и я одолжил ему денег, чтобы он расплатился с блатными. А Толян в свою очередь, пообещал, что отдаст долг, мне на воле, он так е как и мы с Пашкой, сидел за кражу с небольшим сроком и вскоре вышел на свободу.
Во блин, а я про него и не подумал, точняк к нему поедем…
Толян мне как то базарил, про дачу в деревне под Орлом…
Типа, он у него пустует и он туда на раскопки ездил…
Бои там шли с немцами сильные, в ВОВ и Толян, хвастался, что там можно даже оружие найти…
А деревня эта в лесу находится, местных там практически не осталось…
Сказал я Пашке, от волнения закуривая, новую сигарету, как только представил что мы будем с Пашкой, одни с тремя женщинами в этом лесу. Да еще с какими женщинами со своими матерями, и моей сестрой. Вся троица из них была блядовитой, особенно Татьяна Петровна, мать моего кореша.
Она с виду такая тихая и степенная, учительница, никогда даже матом не ругалась в отличии от моей мамаши, которая поливала трехэтажными матюками, алкашей в магазине. Но как говорится в «тихом омуте, черти водятся» Так и в случае с Пашкиной матерью, эта тихая училка, была блядью, в десятом классе, мы с другом в этом убедились.
Его матери той весной исполнилось 39, но годы ее не меняли. Она была все той же сексуальной учительницей Татьяной Петровной. В конце августа чуть похолодало, но дожди ещё не начались, у соседей была свадьба, выдавали замуж дочь, которая была старше нас лет на пять. Собралось множество гостей, человек 50, не меньше. Первый день гуляли в заводской столовой, Татьяна Петровна не выпивала, несмотря на уговоры, — была за рулём. На второй день, когда гулянка продолжилась уже под навесом во дворе у соседей, пить начали прям с утра.
Многие собравшиеся там мужчины смотрели на Пашкину мать, с вожделением — ещё бы, посмотреть там было на что: она одела обтягивающее красное платье по колено, так красиво очерчивавшее ее грудь и попу, чёрные почти прозрачные, как я тогда думал, колготки с мелкой сеточкой и рисунком, и чёрные туфли на шпильке. За столом мы сидели, справа от неё и то и дело поглядывали на ее оголившиеся коленки. Она то закидывала ногу за ногу, отчего ее платье задиралось чуть повыше, то вновь ставила их вместе.
Слева от неё сидел гость соседей, какой-то их дальний родственник, парнишка лет 20, Виталик, как выяснилось в разговоре, дембель, приехавший на свадьбу троюродной сестры откуда-то с Урала. Он увлечённо рассказывал Пашкиной матери, о службе где-то на юге, не забывая периодически наполнять ее стопку водкой, а она слушала и время от времени искренне смеялась. Я никогда раньше не видел, чтобы его мать, пила водку, и вскоре лицо ее довольно сильно раскраснелось.
Нас позвали играть в картишки наши, немногочисленные ровесники, которые там находились, и мы расположились на лавке недалеко от стола. Мы с другом все смотрели, на Татьяну Петровну и дембеля Виталика, и казалось, что они не замечают никого вокруг, до того им хорошо вместе. Начались танцы, сначала быстрые, на которых отжигала молодёжь, а потом объявили медленный, и Пашкина мать с Виталиком присоединились к танцующим парочкам.
Мы смотрели на них не отрываясь, видели как в танце они прижимались друг к другу, она повисла у него на шее, а он сначала держал ее за талию, а потом спускался к попке и в конце концов, не стесняясь, сжимал ее ягодицы в руках. Народ подпил, остальные танцевали и, наверно, не замечали ничего вокруг. Как же мы с Пашкой, хотели тогда оказаться на месте этого наглого Виталика!
Вскоре танец закончился, и гости стали возвращаться к столу. Из дома вышли моя мать, Людмила Ивановна, с какой-то подругой, навстречу им попались возвращавшиеся к столу Виталик с мамой Пашки.
Люсь, а вы где пропадали, ушли и минут 40 вас не было? — спросила мама Пашки у моей матери.
Да там столько народу, целая очередь в туалет, и похоже, кто-то опять пошёл надолго, — ответила она, засмеявшись, и пошла садиться за стол. ТатьянаПетровна, что-то шепнула на ухо Виталику, он кивнул в ответ, она повесила себе на плечо сумку, стоявшую во время танцев на лавке у стола, где они сидели, и нетвёрдой походкой пошла в дальнюю часть двора, за сараи. «По ходу, ссать», — подумали мы с Пашкой и решили за ними проследить, благо, к тому моменту вышли из игры, оставляя двух своих друзей на выяснение, кто же в этот раз дурак.
Между сараем и забором было метра два, Пашкина мать, зашла за него с ближней стороны и мы угадав направление ее движения, зашли с другой. Правда, это было нелегко, потому как с той стороны между сараем и забором были сложены доски, старые окна и прочий строительный мусор. Но нам удалось пролезть под доски, наклонно прислонённые к сараю, они были накрыты клеенкой, и край ее свисал так удачно, что мы могли, видеть маму друга, а она нас нет.
Не обошлось, конечно, без небольшого происшествия — одна из досок издала предательский треск, пока мы пробирались к своему месту наблюдения, и Пашкина мама, которая почему-то все это время стояла там и кажется, не собиралась писать, повернула голову в нашу сторону.
Благо, с досок спрыгнула соседская кошка и побежала в сторону Татьяны Петровны , и она, видимо, подумала, что причиной шорохов и треска стала именно кошка. Мы сидели не шелохнувшись, а мама так и стояла с сумкой на плече. Может, ей плохо и надо помочь — подумал я, но тут же с той стороны, откуда пришла мама, показался Виталик. Она аккуратно сняла с плеча сумку, прислонила ее к стенке сарая и сделала шаг ему навстречу.
Обняла его за шею, они начали сосаться, а руки Виталика внаглую стали сжимать мамочкины ягодицы. «Ну и кино!» — подумал я, Тем временем Виталик уже задрал мамкино красное платье выше задницы, и я увидел, что на ней были ее кружевные белые трусики, а то, что я думал, было колготками, оказалось чулками! Блядскими чулками в сеточку с рисунком в виде цветов и широкими резинками! Вот это да — никогда раньше я не видел, чтобы мама Пашки, носила чулки, что ж это получается, она специально готовилась снять кого-то?
Может, ее киска так истосковалась по мужскому члену, что она решила во что бы то ни стало с кем-то перепихнуться? Виталик трогал ее киску между ног спереди одной рукой, а другой шлепал по ягодице, да и мамка друга, не отставала — расстегнув ширинку, достала его член и вовсю надрачивала готовый к бою болт молодого дембеля. Я заметил, что Виталика был на вид чуть поменьше чем у нас с Пашкой.
Наконец, он развернул Татьяну Петровну, попой к себе, она нагнулась, задрала платье ещё выше на спину, приспустила до колен свои трусики и уперлась ладонями в стенку сарая. Виталик тем временем пристраивался к ней сзади.
По приглушенному стону мамы Пашки, я понял, что ему удалось войти в ее столь желанную для нас с другом, дырочку, и он стал медленно входить и выходить из неё, мацая при этом ее сиськи через платье и лифчик. Мама друга, периодически издавала стоны, и вскоре стала сама двигаться навстречу молодому члену. Они все ускоряли темп, а мы сидели в своём укрытии, не шелохнувшись.
Стоны мамы Тани и вздохи Виталика издавались все чаще, и через какое-то время он наклонился к ней и что-то спросил, я не расслышал, что именно, она на выдохе сказала «Да», дембель ускорил темп до предела и стал кончать в ей дырочку, через какое-то время вытащил из неё вой член, иони стали одеваться. А Пашкина мама, тем временем натянула трусики и расправила платье.
Ты иди, я сейчас, — и Виталик, застегнув ремень, скрылся из вида. Татьяна Петровна, заглянула за угол сарая, убедившись, что там никого нет, снова задрала платье, спустил а трусики до колен и присела на корточки, полубоком к нам . Секунд через 10 из ее волосатой киски брызнула короткая струйка и прекратилась, но мама друга, не спешила вставать. Нам с Пашкой была видна вся ее пизденка, я заметил, что из неё вышла сопля спермы и повисла на волосах.
Татьяна Петровна, внимательно смотрела вниз, после чего достала из стоявшей у стенки сарая сумки бумажку, аккуратно подтерла свою писечку и трусики с внутренней стороны — прокладки в них почему-то тоже не было — затем встала, сжала бумажку киской и не спеша натянула трусики, поправила платье, достала зеркальце и помаду из сумки, подкрасила губы, поправила причёску, повесила сумку на плечо и как ни в чем не бывало пошла обратно.
Мы с Пашкой, был в шоке от увиденного и дрочили, смакуя все подробности быстрого секса его мамочки и дембеля, молодого парня, который был всего на каких-то 4 года нас старше, и кончили 2 раза подряд. Выбравшись из своего укрытия, мы обнаружили, что все уже перепили, и мамки Пашки, среди гостей не было. Попрощавшись со всеми, мы с Пашкой, пошли к нему, домой. Хоть и время было ещё раннее, начало восьмого вечера, его мама лежала у себя в комнате и кажется, спала. Возможно, алкоголь и секс на неё так подействовали.
Зайдя в ванную, Пашка обнаружил в корзине для белья те самые ее трусики, которые были нетипично грязными с внутренней стороны, они пахли ее выделениями и — вполне отчётливо — спермой. Татьяна Петровна спала пьяным сном а мы с Пашкой, нюхали ее ссаные трусы и дрочили на них, забрызгивая промежность, грязных трусов училки, своей молодой спермой
А уже после школы, перед тем как нам залететь на зону, Пашка едва не выебал мою мать, продавщицу Людмилу Ивановну. Хозяин магазина, Али помешал, не вовремя зашел в свой ларек под вечер. Может он сам в этот день, хотел засадить моей толстожопой мамаше, чурки, любят таких баб, ебать в очко. Но факт остается фактом, если бы не этот Али, мой друг бы, реально засадил моей пьяной мамаше. Она даже ссала перед ним выставив напоказ, свою черную пиздень.
В тот день мы бухали в парке за школой, я с Пашкой и Антоха, еще наш один друг. Как обычно в самый разгар, бухло кончилось и курево тоже и за добавкой, выпало идти Пашке. А дальше пишу с его слов: Часы на моей Нокии показывали 21:08, когда я подошёл к магазину. Дверь была закрыта, и я постучал. Прождав так минуты три, я заметил заезжающую на задний двор магазина Газель, и пошёл туда. Тётя Люда стояла на пороге чёрного входа в магазин и курила сигарету, заметила меня:
О, а чего это ты один?
Да ваш Костя, нажрался, Антон его домой провожать пошёл, ну а я к вам на помощь.
Молодец, Пашка, ты настоящий друг мужчина, — сказала она улыбаясь, кинула окурок на землю и наступила на него.
Водитель поздоровался с нами, вручил тете Люде какие-то документы, и мы с ним вдвоём стали таскать ящики в подсобку. Через 40 минут я почувствовал дикую усталость, благо, перетащить нам осталось всего 2 ящика, после чего я вышел из магазина, сел у порога и закурил. Вскоре из магазина вышел водитель с документами, сел в свою Газель и укатил. Из магазина вышла тётя Люда:
А чего это ты тут сидишь? У меня уже все готово! — сказала она и пошла обратно в подсобку.
Я докурил и вошёл вслед за ней.
Давай только дверь закроем, чтоб никто не мешал, — сказала она, — поверни там замок на 2 оборота.
Я закрыл дверь на замок и увидел накрытую тётей Людой поляну на низком столике, стоявшем около дивана. Наверно Али, на нем тебя и дерёт, — подумалось мне, — а иначе зачем вам диван в подсобке магазина?
Тётя Люда сняла передник и жестом пригласила меня присесть на диван и угощаться. На столе стояла запотевшая бутылка «Путинки», два пластиковых стаканчика, и закуска — банка консервированных магазинных огурцов и мясная нарезка.
Мать Костяна села рядом:
Ну наливай, мужчина, хорошо потрудился, теперь настало время хорошо отдохнуть.
Я плеснул нам водки на дно стаканов.
Да давай по полному, чего мелочиться, — предложила она.
Я послушно наполнил стаканы до краев.
Мы чокнулись, отпили, закусили.
А ты как, куда на работу, идти собираешься?
Я рассказал о своих планах, тётя Люда меня похвалила и мы выпили ещё по одной. Я смотрел на ее грудь и коленки, ее платье чуть задралось, и она слегка захмелела.
А у вас хорошая работа, денежная…
Сказал я матери Кости.
Да разве ж это работа? — возразила она, — пашешь тут за копейки по 12 часов, все калдыри вон постоянно бухло в долг просят, да и условия — ни поссать сходить нормально, да и хозяин все норовит под юбку залезть… Ой,
осеклась она, — Что-то, Паш, я захмелела, лишнего тебе ещё наговорю, пошли лучше покурим?
Я согласился, накинул ветровку и помог одеть куртку Людмиле Ивановне:
Ой, ну прям джентльмен, — расплылась она в улыбке.
Признаться, выпитое возымело на меня действие, и я уже был не прочь трахнуть толстую мамку моего друга. Мы вышли и молча закурили. Не знаю, что на меня нашло, но я приобнял тётю Люду за талию:
Все будет хорошо, теть Люд.
Ты правда так считаешь? — повернулась она в мою сторону.
Ну конечно.
Докурив, мы растоптали бычки, и тётя Люда сказала:
Ты иди, налей нам пока, а я щас…
Что такое, вам нехорошо?
Да нет, иди же, — смущенно сказала она.
Но…
Пожурчать мне надо, — перебила она меня, я понимающе кивнул и вошёл внутрь, но не стал плотно закрывать дверь и стал наблюдать за мамкой друга в щель, где были петли.
Мать Кости, встала попой к стене, задрала платье, спустила свои колготки вместе с простыми кремовыми трусами, отставила жопу назад и наклонилась, не присаживаясь, пустила струю, которая у неё почему-то лилась немного назад и поливала нижнюю часть стены магазина. Ее жопа была поистине огромного размера, и мой хуй встал колом. Я приоткрыл дверь и выглянул из-за неё, но тётя Люда тут же заметила мои движения, повернулась в мою сторону улыбнувшись, выдала:
И не стыдно за ссущей бабой подглядывать?
Я ничего не ответил, но она продолжила — Ладно, смотри, мне не жалко, но тут она закончила и тут же натянула трусы с колготками и поправила платье.
Зашла внутрь, я помог ей снять куртку, а она все не унималась:
Ты что, никогда не видел ссущих баб? Может, ты и пизду никогда не видел?
Нет, — соврал я, — мне было очень интересно. И что ж вы, постоянно на работе туда ходите? Я б каждый день приходил посмотреть!
Да щас, у меня вон ведро стоит, — кивнула она на стоявшее в дальнем углу ведро, — но я его уже ополоснула сегодня, а до завтра оставить так все тут ссаниной провоняет. Так что ж ты, хочешь рассмотреть бабскую пизду?
Да, — честно признался я, — А вы мне правда покажете?
Налей нам ещё по стакану, — сказала она.
Мы выпили, и тётя Люда продолжила:
Значит, говоришь, хочешь увидеть, что у меня в трусах? И не дожидаясь моего ответа, встала с дивана, — Ну ладно, смотри!
Она встала с дивана, задрала своё платье и спустила колготки с трусами до
колен.
Любуйся! — сказала она и стала покачиваться из стороны в сторону, слегка расставив свои полные ноги.
А посмотреть было на что! Лобок тёти Люды зарос курчавыми чёрными волосами, как и ее пизда, которая источала сильный запах.
А потрогать можно? — робко спросил я.
Не наглейте, юноша, — сказала она, выпив ещё немного водки, а потом добавила, — Да трогай, я ж вижу, что ты хочешь, — и кивнула на мой стояк, который был заметен и в джинсах. Я поднёс ладонь к ее лобку и вёл ее между пухлых ляжек, нащупал губки, которые казались мне огромными и как-то широко расставленными, в отличие от маминых, которые слегка приоткрывались, когда она писала, и тетя Люда текла.
Потом она убрала мою руку, сняла полностью колготки с трусами, кинула их на пол и села на диван, широко раздвинув ноги и прижав ступни к заднице, так что ее сочащаяся пиздища как будто призывала войти в неё. Я гладил ее снаружи, чувствуя как она намокает ещё сильнее, потом засунул палец внутрь, там было очень мокро и горячо, но пальцу было там очень просторно, и я вспомнил, как было в порнухе, и вставил второй, затем третий. Тётя Люда закатила глаза и постанывала, а я расстегнул джинсы свободной рукой и достал свой стоящий член. Она обратила на него внимание:
Вот это агрегат ты себе отрастил! Я хочу, чтобы он был во мне! — и прилегла на диван, раздвинув ноги, — Ложись на меня сверху!..
Сказала мне мать моего кореша, Костяна и было только, хотел на нее залезть, как в входную дверь магазина, сильно забарабанили и раздался кортавый голос Али, хозяина ларька.
Люда, открой, ты что закрылась..?
Вопил за дверью азербайджанец и Костину мать, как ветром сдуло с дивана, она мигом, натянула трусы а колготки сунула в карман фартука, встала одернула юбку и выпроводила меня через заднию дверь, подсобки. Пообещав, встретиться в другой раз, но вскоре нас замели менты.
Два дня до конца срока, мы с Пашкой были как на иголках. Сна у нас практически не было, даже в ночь мы с другом вставали, чтобы покурить и обсудить, как мы будем, трахать своих матерей и мою сестру Ольгу. Обсуждали правда втихаря, чтобы никто не знал, на зоне мать святая и за секс с ней, даже в рассказах, можно запросто угодить в «петушатник» Это на воле, инцест популярен а в тюрьме нет. Ну разве что можно рассказывать про секс с тещей, это допускается а остальное табу.
— Знаешь Паштет, а мне больше хочеться Ольге засадить, чем матери…
— У мамаши уже все отвислое а у сестры, тело обалденное, молодое а сиськи еще не размяты сильно…
Говорил я другу, мысленно представляя, как буду ебать Ольгу на глазах у матери. Хотя раньше до зоны, я дрочил только на мать и на мамашу Пашки, училку, Татьяну Петровну. А на Ольгу у меня не стоял. Ну не нравилась мне раньше моя старшая сестра. К тому же Ольга, никогда не оставляла свои ношеные трусы в ванной, как это делала моя мать. И я с юных лет, был воспитан, на запахе ссак и выделений, своей бляди мамы, Людмилы Ивановны, у которой, такая большая жопа и по ходу, разъебанное очко.
Ведь она частенько задерживалась на работе, «принимая товар» а ее по ходу, там дрючил, хозяин ларька Али. А азеры как и армяне, прямо помешаны на ебле в жопу, ну я точно зуб давал. Что этот похожий на большую, черную обезьяну Али, не мог не отказаться от искушения, чтобы не засадить, смазливой москвичке, в очко. Тем более с такой большой и пухлой жопой, как у моей мамаши.
— Да мне тоже твоя сестра Костян нравиться, и тетя Люда…
— Как только воспинаю тот случай в магазине, когда когда она ссала при мне, выставив свою черную пиздень…
— Но больше всего Костя, я свою мать, Татьяну Петровну, хочу выебать и дать ей за щеку…
— Хочу ебать эту блядь и смотреть ей в глаза…
Пусть она стонет подо мной, как стонала тогда на свадьбе когда ее этот дембель Виталик ебал…
Вообщем с такими мыслями, вышли из ворот лагеря общего режима. Обернувшись мы с другом посмотрели в последний раз на сторожевые вышки, колючую проволоку и на надпись на воротах зоны. «Помни сам — скажи другому — честный труд — дорога к дому» . Для нас эта дорога уже началась ровно в 9 часов утра, когда мы с Пашкой, получили на вахте, ксивы, справки об освобождении. Потом зашли в бухгалтерию, где нам выдали на руки, зарплату за год.
Вернее часть от нее, что осталось после вычетов за питание и походов в лагерный арек. На зоне, мы работали в цеху, где собирали электроплитки и разный ширпотреб, вплоть до шитья тапочек. Платили там не много, но за год у нас накопилась сумма достаточна, для похода в кабак и на один заход к проституткам. Зоновскую робу, мы скинули прямо на вахте, получив назад свои вольные вещи, которые хранились в каптерке при зоне.
Мои джинсы, которые до посадки, были мне тесноваты, сейчас сидели мешком да и на Пашке тоже. За год на тюремной баланде, мы с другом, похудели. И тесноватая раньше одежда, сейчас стала просторной. Но носить дальше свои шмотки, ни я ни Пашка не собирались, так как они пропахли нафталином и зоной. А от этого мерзкого запаха, мы решительно избавились, купив в ближайшем магазине, спортивные костюмы и футболки.
Наши старые шмотки, полетели в мусорку а на нас с другом, были одеты два одинаковых, спортивных костюма, черного цвета с белыми полосками по бокам. И белые футболки, парни мы молодые, коротко стриженные, спортивного телосложения и костюмы нам шли. В одном из ларьков в Туле, мы купили бутылку водки, выпили ее прямо из горлышка на двоих, без всякой закуски, не отходя далеко от ларька. Закусив сигаретным дымом, мы с Пашкой взяли в привокзальной кассе билеты на электричку в Москву и поехали в столицу, навстречу своей судьбе.
За окном, бушевала весна, на перронах станций, стояли девушки в коротких юбках, грея на весеннем солнце, свои длинные ножки. Целый год, мы не видели женщин, и у нас с Пашкой вставали члены, когда по проходу электрички, шла молодая девчонка, в короткой юбке. На Курском вокзале, нас встретила толпа народу, с сумками, чемоданами и другими вещами.
Найти в этой толпе, наших мамок, было не реально. Хотя, Пашкина мать, в своем письме писала , что они будут ждать нас в день нашего освобождения. На Курском вокзале, возле билетных касс на Тулу, но там их не было. Походив с полчаса по заллу вокзала, мы с другом вышли на улицу покурить в отчаянии найти своих мамок. Как вдруг за спиной, услышали до боли знакомый голос. Этот голос я слышал в школе на протяжении десяти лет и не мог его спутать ни с каким другим.
— Мальчики я здесь…
Мы с Пашкой обернулись и увидели его мать, Татьяну Петровну, она шла к нам со стороны стоянки такси, пробираясь черз толпу на входе.
— Мама иди сюда…
Пашка замахал, рукой матери и мы с ним незговариваясь пошли к ней навстречу.
— Ой, а я все ждала вас возле касс с утра, как договаривались но в туалет захотела и отошла на минутку…
Виновато говорила Пашкина мать, поправляя прическу на давно не мытых, крашеных волосах. Видок у Татьяны Петровны, был неважным, она всего две недели жила на улице и за это время, сильно постарела. Вокзальная жизнь, быстро ломает людей, чаще всего тех кто стал бомжем, как мужчины так и женщины. Быстро теряют свой облик, ведь на вокзале ни поспать, ни помыться по человечески нет возможности. Да и постоянный стресс, делает свое дело.
Вот и Пашкина мать, которую я до зоны, знал как красивую, крашеную блондинку с аппетитными формами.
Сейчас как то постарела, осунулась и под глазами у Татьяны Петровны, появились темные круги. Видно от переживаний.
— Здравствуй мама, я тебя не узнал, ты постарела здорово…
Пашка обнял мать, целуя ее в щеку.
— Да на этом вокзале, день за два идет, уже две недели, ни поспать ни по есть нормально нельзя…
— Угостите что ли сигаретой, мальчики я курить сильно хочу а денег нет даже на пачку сигарет…
— Бомжиха я теперь, бомжиха…
Сказала Пашкина мать и заплакала, слезы катились по ее прекрасным щекам и у меня заныло сердце.
— Да не плачьте вы Татьяна Петровна, слезами горю не поможешь…
— Держите сигарету и успокойтесь, мы теперь с Пашкой, будем с вами и что нибудь придумаем на счет жилья уже в ближайщие время…
Пашкина мать взяла сигарету, я дал ей прикурить и она глубоко затянулась, выпуская дым из своих красивых губ, со следами поблекшей помады. На вокзале особо не покрасишся.
— Правда..?
— А то у меня уже тело чешеться, две недели не мылась и спать жутко хочу…
— Ведь в машине нам сидя приходится спать, все тело уже болит…
Татьяна Петровна, затягиваясь сигаретой, виновато смотрела на меня и на сына, потупив глаза. Она осозновала, что по ее вине сын и его друг, стали бомжами и ей было стыдно.
— Да правда, правда, Татьяна Петровна…
— Я думаю что уже сегодня вечером, вы ляжете спать на нормальную кровать и помоетесь.
— У нас есть друг он в Орле живет а у него дача свободная, нам он с вашим сыном должен и я думаю что на время мы поселимся на его даче под Орлом.
Сказал я Пашкиной матери и приобнял ее целуя женщину в щеку, чтобы она успокоилась. Через одежду, я ясно почувствовал огонь ее тела, теплоту грудей матери друга и запах, тяжелый запах, вокзала и женского пота. Не ужели я скоро буду ебать эту красивую блядь.? Пулей пронеслось у меня в голове, когда я обнимал свою бывшую, школьную училку.
— Да правда мам, давай, веди нас к машине и поехали в Орел…
— Что время терять…
— А где Людмила Ивановна и Ольга…?
Спросил Пашка у матери, осматриваясь вокруг.
— Да они в машине на стоянке сидят, мы по очереди возле касс дежурили, вас ждали и сегодня как раз, моя очередь была…
— Идем мальчики к машине…
— А там твоя мать Костя и сестра уже с утра без курева сидят, да и поесть бы нам всем не мешало.
Сказала нам с Пашкой его мать и повернувшись повела нас к стоянке, где находился ее старый, видавший виды фольксваген. Татьяна Петровна, была одета по весеннему легко в юбку, по колено и в блузку, поверх которой на женщине, был надет, тонкий серый полувер. Правда одежда на ней, была уже затертой, сзади на юбке у Пашкиной матери, были складки, ведь погладить ее было нечем.
Когда она шла, то мы заметили с Пашкой, как у нее под юбкой, плавно перекатывались ягодицы, пухлой попки. Если на лицо Татьяна Петровна и изменилась то ее шальные формы, остались прежними. Мы с Пашкой переглянулись глядя на ее жопу и сжали кулаки, в знак того, чтобы наши мечты, выебать его мать, сбылись.