Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь…
Ну да, ну да учились… чему-нибудь и именно как-нибудь… Одним повезло, их природа одарила светлой головой и крепкой памятью — таким учится легко и просто. Они схватывает все на лету. Вторым природа подарила терпение и упорство. Они чахнут над кучей учебников — упорно забивая голову знаниями. Ничего не понимая, они вгрызаются в гранит наук. Третьим же, которых природа обделила и светлым умом и упорством приходится изворачиваться, находя разные обходные пути для достижения своей заветной цели –диплом!
Окончив школу, я благополучно сдала вступительные экзамены поступив на первый курс одного из престижных вузов, где и познакомилась с двумя подружками -Леной Янковской и Ирой Котиковой. Янковская, приехала из Самары или как она тогда называлась — Куйбышев. Крепенькая, с большой грудью и крутой попой на таких же крупных, но стройных ногах. Жизнерадостная и через чур активная девушка, с пышной шевелюрой выгоревших на солнце волос. Котикова же была полной противоположностью своей энергичной соседки по комнате в институтском общежитии. Ирина приехала учиться из Калинина, который теперь называется Тверь. Была она тихой, уравновешенной, немногословной и застенчивой девушкой. Среднего роста, стройной, изящной, и настолько худой, что даже прозвище Щепка, которым окрестили её наши соученики, звучало для нее слишком толстым словом.
С первых дней учебы подружки активно включились в общественно-политическую жизнь нашей группы. Вернее, влетела в эту жизнь Лена, а затем втащив за собой прицепом и Иру. На первом же собрании, когда необходимо было выбрать руководящей состав нашей группы, Лена безапелляционно заявила, что будет не против если ее назначат комсоргом. Вся группа облегченно вздохнула, нашлась та, которая сама не против взвалить на свои плечи воз идейно-направляющей работы, и едва только поставили на голосование ее кандидатуру как лес рук в едином порыве взлетел вверх. Мы тогда еще даже и не подозревали, кого мы выбрали на сою голову, шею и еще одно место. На должность старосты группы баллотировались два кандидата, Котикова и еще какой-то парень, фамилию я его уже не помню, да это и не важно, он уже тогда отслужил в армии и был готов взяться за эту общественную нагрузку. Вспыхнули бурные дебаты группа поделилась на две партии. Мы спорили, кричали, хотя совершенно не знали, что это за люди, за которых собираемся голосовать, и тут впервые выступила Лена, проявив свое красноречие и упорство. Иру выбрали старостой.
И вот с этого собрания все и началось.
Получив малую толику власти, активная Лена сразу же развила бурную деятельность. Наша группа была довольна, мы не ошиблись в своем выборе и это радовало нас. Однако через полгода по группе пополз первый слушок — Лена дятел! Слушок, который уже к окончанию первого курса превратился в суровую правду. Коллективный разум нашей группы прозрел, но Лену это уже нисколько не смущало. Она поставила пред собой цель и уверенно шла к ней намеченным курсом. Оратором она была никаким, но благодаря заученным тезисам и фразам, она толкала на собраниях правильные идеологически выверенные речи, благодаря которым ее заметило высшее комсомольское и партийное руководство, а как следствие и руководство института. Лену потянули наверх, и уже на втором курсе она вошла в комитет комсомольской организации института, а спустя еще некоторое время стала достойным кандидатом в члены. Девочка делала карьеру, перепрыгивая через ступеньки карьерной лестницы, цепляясь руками, грызя зубами, брыкаясь и расталкивая соперников. Да и ради бога! Удачи! Если бы она не была, как прозвали ее сначала наши мальчишки, затем девчонки, а потом уже и весь институт -СУКА! Причем именно с большой и большими буквами. У Лены полностью отсутствовала система распознавания «свой- чужой», для нее был один критерий — это положение на карьерной лестнице. Она до противного заискивающе юлила и заглядывала в глаза тем, от кого хоть немного, на данный момент, могло зависеть ее состояние, но затем, сделав шажок на следующую ступеньку уже не замечала того, перед кем еще вчера стелилась мягким пушистым ковриком. Если бы она хотя иногда останавливалась и осматривалась по сторонам, то наверняка бы заметила, что лестница наверх имеет ещё и очень крутой спуск вниз. Но нет, Янковская перла вверх словно танк. На собраниях своими гусеницами она месила всех подряд, но больше всех доставалось своим же одногруппникам — мальчишкам. Они для нее были просто непримиримыми идейными врагами. Мальчики слушали рок, носили джинсы и пили вино. Её героическая девичья душа не могла такое стерпеть и СУКА на них «отдыхала», рисуясь перед руководством и только благодаря как раз этому руководству, и даже партийному руководству ВУЗа удалось спасти нескольких наших ребят от исключения из комсомола, от этого страшного по тем временам приговора, ставившего крест на всей дальнейшей судьбе. Лена брызгала слюной, билась, но так и ничего не добилась. Ребята остались и в комсомоле, и в ВУЗе. Вот так, расплачиваясь за свой выбор мы продолжали своё обучение рядом с восходящей карьеристкой Леной Янковской. А что же Ира?
Бедная Ира оказалась между молотом и наковальней и ей, собственно неплохой умной девочке, иногда приходилось очень даже несладко. С одной стороны, были мы, а с другой была тащившая за собой подруга. Котикова была единственной кто мог позволить себе остановить не в меру разошедшийся локомотив и кому это удавалось. Она никогда не спорила, не ругалась с Леной, но всегда находили пару слов, от которых Янковская, краснея затыкалась. Мы все удивлялись и не могли понять почему та отступает и не трогает Щепку. Соседки? Возможно, однако не только соседство по комнате сблизило девчонок. А что же ещё? Вот об этом и будет моя история невольной свидетельницей которой я стала.
*****
Как всегда, все началось с того, что я оказалась не в том месте и не в то время, а может быть как раз, и наоборот — не знаю, но оказалась. Везет мне на это, наверное, аура у меня такая, такой меня мама родила.
Заканчивалась летняя сессия третьего курса. Уже были сданы все необходимые дисциплины и оставалась самая нелюбимая и как мы считали не нужная дисциплина — История КПСС. Предмет принимал сам грозный Лев Михайлович Магилевич. Высокий, статный, черноволосый, кучерявый мужчина с легкой горбинкой на носу. Честный, правильный и бескомпромиссный человек для которого весь мир делился на белое и черное, на знаешь или нет. Он никогда не придирался к ответам в отличии от других преподавателей, он просто требовал знание своего предмета и точных ответов на свои вопросы. Если с другими преподавателями возможно было заняться демагогией и словоблудием, получив в результате желанный зачет, то со Львом Михайловичем такой номер не проходил. Проще было повесится, чем сдать ему этот ненавистный всем нам предмет. С первого раза всегда сдавали только Сука и Щепка, ну и еще несколько человек, включая меня, которые зубрили учебники до посинения.
Я открыла глазки, сладко потянулась… Очень не хотелось, но нужно было вставать. Новый день встречал меня игривыми солнечными лучиками, которые пробиваясь сквозь не плотно прикрытые шторы щекотали мою сонную мордашку. Как же хорошо! Настроение можно было бы назвать отличным если бы не маленький червячок, точивший меня изнутри — сегодня экзамен по истории КПСС! Но, с другой стороны, экзамен то последний, пятнадцать минут позора и свобода! Каникулы! А то, что я сдам экзамен я даже не сомневалась. Если не я — то, кто же? Я не прогуливала пары, своевременно сдавала работы, да и вообще я была не глупой девочкой, к тому же я до самого «сранья» штудировала учебники. Предмет я знала, я была готова! Зевнув ещё раз и потянувшись, я обмерая посмотрела на часы. Часы показывали без четверти два, а если учесть, что, экзамен начинался в девять, то я уже не просто опаздывала, а уже катастрофически опоздала, и это все из-за тех дурацких пяти минут — Мам, спасибо что, разбудила, я еще пять минуточек полежу и встаю! Полежала… блин… А мне еще час ехать…
Пулей вылетев из метро я лоб в лоб столкнулась с довольно облизывающими тающее мороженное девчонками из своей группы.
— Наташка, ты где была? Что случилось? Почему не пришла на экзамен? — участливо защебетали они.
— Где, где… вот иду я! Где экзамен, в какой аудитории? — короткой очередью, в три патрона, выпалила я.
— В 504. Магилевич спрашивал про тебя…
Одногруппниц я уже не слушала.
504 — это еще и пятый этаж.
Набирая скорость лайнер пошел на взлет.
Взлетев по институтским лестницам на длинный, покрытый желтым паркетом, аэродром, двигатель внезапно чихнул и замер. Парашют не раскрылся. В пустынном коридоре перед закрытой дверью аудитории я стояла одна. Экзамен окончен, погасли свечи. Внутри меня все опустилось. Не зная на что надеется я слабо потянула за облезшую ручку двери с табличкой 504. Дверь пружинисто потянулась, но не открывшись вернулась на свое место. От охватившей меня досады в голове потемнело. Передо мной замаячил жуткий призрак осенней пересдачи. На глазах навернулись слезы, и я, вымещая о буянившую меня злобу на не в чем не повинной двери снова рванула её за ручку. Дверь, видимо не ожидавшая такого не почтительного отношения к себе, дернулась, щелкнула замком и едва не врезавшись мне в лоб – распахнулась, впуская меня в свою пустую утробу. Аудитория была не просто пуста, она была пустынна. А что, собственно, я желала увидеть там? Всё, чудо не произошло. Да здравствует осень! С угасающей надеждой я посмотрела на серую, покрашенную в тон стен едва заметную дверь в конце помещения. Дверь, за которой находилась другая часть аудитории, некогда переоборудованная Львом Михайловичем для себя в рабочий кабинет и в котором он денно и ночно трудился, изучая труды классиков марксистко-ленинской теории. Подойдя, я осторожно потянула ручку скрытной двери заглянув в приоткрывшуюся щель. Застоявшийся запах книжной пыли, кофе и еще неведомо чего ударил мне в носик. Огромные книжные шкафы, хранившие за своими дверцами неведомые знания ушедших поколений, возвышались неприступными скалами до самого потолка образовывая хаотичный лабиринт, проход по которому был известен только хозяину этого склепа. Сумрачная прохлада пугала и одновременно манила меня, приглашая войти в себя. Было не привычно и даже страшно, но собравшись я сделала шаг ощущая как теплая волна всеблагого электричества пробежав по моему телу наполнила его клеточки трепетным запретным возбуждением. Прислушавшись, я сделала ещё шаг и замерла. Из утробы склепа доносились слабые, еле различимые влажные чавкающие звуки. Какой-то неведомый хищник раздирал и пожирал, невзирая на слабеющие постанывания свою добычу и я как истинная комсомолка, борясь за справедливость и свободу всех угнетенных бросилась жертве на помощь. Шаг, еще шажок, и не рассмотрев в сумраке склепа открытой дверцы шкафа налетела на нее лбом. Зашипев дикой кошкой, я едва сдержалась что бы в голос не выдать все то, что я подумала об этой дверце. Я почесала ушибленный лоб. Мой благородный порыв угас.
— Стоп, вы слышали или мне показалось? — хищник умел говорить и его голос был очень похож на голос Льва Михайловича.
Ура, преподаватель! Он еще здесь, и я попробую уговорить его, да что там попробую, я точно уговорю принять у меня экзамен. Внутри меня вспыхнула искра надежды, но сверкнув, быстро угасла.
— Вам показалось, — произнес недовольный девичий голосок, — Это сквозняк, я на полу сижу, знаете, как тут сифонит, а дверь я хорошо закрыла.
— Да? Может быть, но стоит все-таки проверить.
— Лев Михайлович сидите, я сейчас посмотрю сама, вы голый, а я быстренько выгляну и все, — второй девичий голосок добавился к первому.
— Только сама не показывайся. Только выгляни.
— Угу, — приближаясь в мою сторону по паркету застучали каблучки.
Меня окатило ледяной водой, я оказалась там, где никого не должно было быть лишним, а я лишняя! Спасла меня все та же дверца вредного шкафа, видимо сжалившись и решив искупить свою вину передо мной она пришла мне на помощь. Присев на корточки и прикрывшись ею как щитом, я оказалась между двумя шкафами и серой стенкой. Обдав знакомым ароматом и не заметив меня каблучки прошли мимо, остановились, потоптались и вернулись обратно.
— Никого, — удовлетворенно произнес голосок хозяйки каблучков.
— Я же говорила, что сквозняк. Вы сами попробуйте сядьте на пол, — удовлетворенно отозвался первый голосок.
— Ты хорошо посмотрела? — Лев Михайлович не успокаивался.
— Да посмотрела я, посмотрела. Чего там смотреть то. Все пусто, все уже давно разошлись, — голосок каблучков начал раздражаться.
— Ну ладно, ладно, не заводись. Иди к о мне, — пробурчал мужской голос. Каблучки про цокали, что-то заскрипело, и комната опять наполнилась звуками чавкающего хищника.
«Фу, пронесло!» — пронеслось у меня в голове, — «Надо отсюда выбираться и чем быстрее, тем дальше. Лучше я в коридоре подожду».
Я уже собралась вылезать из своего убежища, когда моё внимание привлекла полоска яркого света, пробивающаяся между двумя не плотно стоявшими шкафами, в которой искрились плавающие частички пыли.
Наверное, нужно было сматываться, но я была девушка пытливого и очень любознательного ума. Вот попробуйте отогнать кошку, когда той что-либо интересно, а представьте, как мне было любопытно узнать кого же там все-таки поедают и почему же Лев Михайлович голый. Подкравшись на цыпочках, я заглянула между шкафов. Видна была только часть комнаты, но мне и этого хватило сполна. В моих глазах потемнело, в голове закружилось, а сердце застыв льдинкой провалилось в низ моего животика переполняя растаявшей влагой мою письку.
Яркий солнечный свет, врывающийся через открытое окно, освещал старое или даже древнее кожаное кресло с широкими подлокотниками, на котором развалившись сидел совершенно голый, если не считать летних туфель, Лев Михайлович. Перед ним, стоя на коленках, разместилась так же совершенно голая, в одних красных лодочках — Ленка Янковская, которая, скользя ручками по возбужденно торчащему члену мужчины, высунув язык, жадно облизывала его лиловую головку. Вторая обнаженная девушка, в лице Иры Котиковой, удобно устроившись на широком подлокотнике кресла полулежала на мужской поросшей густой черной шерстью груди обвив ее своими ручками — веточками. Согнув свои ножки в беленьких, на острых каблучках, босоножках и широко разведя в стороны коленочки, она жадно сосалась с преподавателем, совершенно не обращая внимание на то, как его жадные пальцы шарят в её распахнутой промежности.
Обезумевшими от возбуждения глазами я вперилась в ласкающиеся тела, невольно сравнивая девчонок между собой, и голенькая Котикова мне нравилась больше своей подруги. Да она была худенькой, но далеко не такой худощавой, как это всегда казалось в одежде. Да у нее были совсем еще не развитые холмики грудок, но вместе с тем все ее тельце имело плавные изгибы, придающие ему невероятный налет изящности и женственности, который под одеждой был не заметен. Её плавные, мягкие движения, невероятное похлопывание ресницами, нежное постанывание сводили мужчину с ума заставляя его упиваться ее тельцем. Лена же была словно вырублена из куска мрамора. Красивая, крепкая с набухшими сосками на пышной груди, она как будто сошла с картины древних живописцев. Ее тело было произведением искусства, но именно искусства, красивым соблазнительным, но не живым.
— Все девчонки, больше не могу, — пыхтя и отрываясь от Иришкиных губ выдохнул Лев Михайлович, — Ленка, сейчас кончу тебе в рот. Прекращай, дай отдышаться, — и уже обращаясь к худенькой партнерше скомандовал — Ирка в стойку!
Щепка, крутанувшись попой на широком кожаном подлокотнике встала на ножки, томно потянулась, подошла к старинному дубовому письменному столу и расчистив его поверхность от вороха бумаг легла грудками на его поверхность, отклячивая попу и широко расставляя стройные ножки, она выжидательно выпятила вверх свою натертую мужскими пальцами щель.
— Все Ленка, все… отпусти, — выдергивая из девичьего ротика блестящую головку и высвобождая из цепких ручек ствол члена, поднимаясь, произнес Лев Михайлович, — Фу, Ленка, я сказал фу, выплюнь сейчас же… ты же видишь Ириша уже вся дрожит от нетерпения. Потом, потом дососешь… отпусти я сказал…
Стряхнув с члена навязчивую девчонку, мужчина подошел к нетерпеливо постукивающей каблучком Щепке и запустив пальцы ей между ног растянул лепестки отвисших малых губок. Ирка пискнула, а я охнула от удивления. Я никогда даже представить себе не могла, что у Ирки Котиковой могут быть такими лопушистыми половые губы.
— Ох Ириш, ну до чего ж у тебя хороша пиздень. Сколько смотрю на нее и все насмотреться не могу. Её на витрине выставлять надо, в музее, — восхищенно выдал мужчина, — И как ты ее только такую вырастила? Ленка, вон сиськи отрастила так, наверное, ее мама с пеленок капустой кормила, — Ленка довольно хихикнула, — А что бы такое сокровище отросло… даже не знаю, чем кормить надо… На, возьми, растяни сама.
— Не знаю Лев Михайлович, сами выросли. У меня и у мамы большие, и у сестренки младшей тоже, — кокетливо выдавила из себя Щепка, растягивая ручками половые губки по своим худеньким ягодицам.
— Нет Лен, ты только посмотри на это чудо, это просто невероятно, сколько разных видел, но такого. Хочешь поцеловать? — повернувшись к Лене, продолжавшей сидеть на полу, преподаватель легонько подтолкнул девушку в затылок.
К моему удивлению, девушка не стала сопротивляться, а даже наоборот, она как будто только и ждала этого приглашения. Живенько подползя к склонившейся Щепке, она, высунув язычок, лизнула между растянутых губок девушки. Нежно, осторожно… потом жадно… потом жарко… потом еще, еще… и распалившись она жадной пиявкой присосалась к Иришкиной письке. Я затрепетала, ощущая, как из меня ручьём потёк мой собственный сок и впитываясь в тонкую ткань моих трусишек принялся жечь мне промежность. Мне дико захотелось засунуть в них пальчики, привычно потеребить свою письку, но я буквально окаменела. Я стояла, смотрела и боялась даже глубоко вдохнуть, чтобы не дай бог, своим возбужденным дыханием не спугнуть любовников.
— Все Ленка, хватит… хватит я сказал, — Лев Михайлович, до сих пор стоявший рядом и наблюдавший за лаской девчонок — очнулся, и оторвав руку от своего вздыбленного стержня с пылающей рубиновым светом головкой попытался оттащить жадные Ленкины губы от искрящегося влагой Иришкиного лона, — Фу я сказал, фу, ты что не чувствуешь, что она сейчас кончит? Соси, я сказал соси, оближи мне хуй… ну-у!
Оторвать Ленкину голову от сладкой Иришкиной конфетки оказалось не так-то просто, и Льву Михайловичу пришлось приложить немалые усилия, прежде его член нырнул в рот очумело вращающей глазами девушки.
— Оближи его хорошенько, жирнее, еще жирнее…вот…вот… вот так хорошо…умница!
Лизать или сосать, Ленке было все равно, с обеими заданиями она справлялась на отлично.
— Блядь, — выругался мужчина, — Если я сейчас спущу тебе в рот, то зачета тебе не видать… поняла? Я сказал облизать, а не сосать.
Легкая угроза преподавателя подействовала на девушку. Недовольно выпустив из своего ротика обильно блестящий слюной член, она шумно сглотнула.
— Вот и умница, а теперь вставь его в пизду своей подружки… только аккуратней. Не сломай!
Ленка поднялась на коленках и обхватив пальчиками влажный ствол члена послушно потянула пылающую жаром головку к открытому входу Иришкиной вагины. Мне стало страшно, страшно за Ирку. Не такой уж и большой мужской орган, сейчас напряжённо раздулся и на фоне поджарой Иркиной попочки выглядел сущим монстром, хищно поддергивающим глянцевой головкой готовой проткнуть насквозь девичье хрупкое тельце. Мужчина подсел, аккуратно повел бедрами его член дернувшись в Ленкиных пальчиках мягко ткнулся головкой в розовую плоть Иркиного тельца и мягко раздвигая его стенки начал медленно погружаться в сочную девичью плоть. Спинка девушки выгнулась, ножки вытянулись и приподнявшись на мысочках босоножек — затрепетали. Мужчина, обхватив руками плавные изгибы выступающих косточек с силой потянул их на свой вздыбленный орган. Ножки девушки оторвались от паркета, и она, беспомощно засучив ими в воздухе, повисла, насаженная своей бабочкой на окаменевшую мужскую иголку.
— Руку, руку убери… Ленка, блять, руку убери… мешает.
Ленка очнулась и резко отдернула руку, зажатую между слившимися половыми органами любовников, внимательно осмотрела пальчики, и раздвинув свои плотно сжатые ляжки, направила их себе между ног.
Пара, слившись в экстазе первых ощущений замерла, до тех пор, пока мужчина, насытившись не повел бедрами назад мягко почти полностью вытаскивая член из тельца девчонки. Выведя его уже почти до конца, он на мгновение замер и вдруг резко, одним движением загнал его, по самые яйца назад. Влагалище смачно фыркнуло, девушка тонко пискнула, и сладострастный процесс, медленно, с натяжкой, но ускоряясь стал набирать обороты. Лев Михайлович сношал Ирку осторожно, даже как мне казалось нежно, но жестко, не путать с жестоко, заставляя её подвешенное в воздухе тельце, захлёбываясь собственными стонами, трепыхаться. Мы же с Ленкой в четыре глаза жадно пожирали этот неистовый процесс совокупления, но только Ленке было проще, ей ненужно было таиться и она, совершенно не стесняясь, пыхтя от возбуждения как паровоз, шуровала пальцами в своей набухшей и раскрывшийся на две половинке расщелине. Усевшись в скрипнувшее под ней кресло и широко раскинув на подлокотники свои полненькие ножки она бесстыже выставила напоказ преподавателю свою покрытую подстриженными волосами набухшую щель. Покрутившись и устроившись удобнее, Янковская воткнула в себя собранные щепоткой пальчики правой руки, засовывая их глубоко, по самую ладошку в свою раскрывшуюся вагину. Волна наслаждения пробежала по ее телу, полные груди колыхнулись торчащими сосками и охнув девушка остервенело задвигала рукой. Томные грудные стоны присоединились к тонкому мышиному попискиванию Иришки, которую жадно сношал Лев Михайлович. Видимо окончательно решивший во что бы то не стало проткнуть девушку насквозь своим неутомимым членом. Возможно, ему бы это и удалось, если бы Ирка, протяжно заскулив не начала кончать. Лев Михайлович, покрывшись испариной, превратившись в неутомимую секс-машину удвоил свое рвение. Иришкины ножки смешно затрепыхались в воздухе, она заскребла коготками по столешнице и пространство вокруг нее наполнилось фейерверком взлетевших в воздух листов бумаги, которые до этого лежали аккуратными стопочками по краям стола. Иркино тельце напряглось, выгнулось и резко задрожав обмякло. Мужчина, продолжая по инерции, еще несколько раз всадив в Котикову свой член — замер и недовольно фыркнув осторожненько поставил тряпичные Иришкины ножки на пол заботливо расцеловал ее худенькую спинку.
— Ириша, — голосом, сочившимся нежностью, произнес мужчина, — ты прелесть!
Он повел бедрами, и его член, словно чертик из табакерки, выскочил из растянутой скользкой вагины девушки. Сочно чмокнув в низ живота мужчину, он пружинно закачался возбуждённой головкой грибка на резиновой разбухшей ножке. Он не кончил, он продолжал стоять.
— Лев Михайййййлович, — раздался полный сладострастия умоляющий протяжный стон, — Пожалууууууйстаааааа, помогитеее теперь мнеее, ну пожалууууййстааа… Ну Лев Михайловиииич… я кончаююююю…
Мужчина резко вскинул голову и уставился на развалившуюся в кресле Ленку всеми пальцами насилующую свою горящую огнем вагину, по его телу пробежала легкая конвульсия и он, отпустив Иришкино тельце, которое тут же плавно стекло на желтые квадратики рассохшегося паркета, жадно набросился на новую жертву. Забросив Ленкины ножки себе на плечи и вдавливая её круглые коленки в пышные сиськи, он навалился всем своим телом на задыхающуюся девушку.
— Вставь сама! — срывающимся голосом приказал мужчина.
Ленка послушно вытянула руку и поймав пальчиками дрожащий от переполняющего его возбуждения мужской орган направила его свою распахнутую щель, но едва лишь кончик головки прикоснулся к теплой девичьей плоти, как мужчина резко рухнул вниз, остервенело всаживая весь свой кол в Ленкино тело. Ленка, захлебнувшись взвыла, захрипела и заткнув рот ладошкой протяжно заскулила. Лев Михайлович сношал Ленку в отличии от Иришки, жадно и жестоко, не путать с жестко. Раз за разом выдернув свой окаменевший орган из тела девушки он резко, всем своим телом всаживал его обратно совершенно не обращая внимая на бьющиеся в агонии под ним Янковскую. Внезапно мужчина изменил свои движения, и раскачиваясь из стороны в сторону он принялся вращать членом в Ленкиной вагине, растягивая её стенки. Янковская захрипела и вцепившись пальцами в мужскую задницу вжала ее в себя, оставляя на ней красные кровяные царапины. Любовникам было наплевать друг на друга, каждый думал только о себе и пытался получить только свое удовольствие, совершенно не заботясь о партнере. Первой не выдержала Ленка она зубами вцепилась в нависающую над ней грудь мужчины, поймала пальцами мужской мешок с яйцами и резко вздёрнула его вверх. Мужчина взвыл от наслаждения, выгнулся и вдавил свой лобок в расщелину девушки доводя ее до оргазма. Ленка фыркнула, тяжело задышала и разбрызгивая слюну себе на сиськи, обмякла. Преподаватель остановился, тяжело выдохнул, перевел дыхание и уперевшись коленкой в край кресла возобновил ритмичные движения своими бедрами, но если еще мгновение назад эти движения доставляли Ленке наслаждение, то сейчас они стали ей неприятны.
— Лев Борисович, я кончила… мне щипит там…- взмолилась девушка, вибрируя всем телом под ударами мужского члена, — мне больно…
Но заведенный мужчина полностью проигнорировал мольбу девушки и наращивая темп продолжил работу над расширением и углублением Ленкиной дырки. Тогда девушка, упершись ладошками в мужскую грудь, попробовала оторвать от себя насильника, но и тут у нее ничего не получилось. Лев Михайлович легким движением руки отмахнулся от девичьих ручек и сграбастав ее тело в свои объятия прижал к себе, уткнувшись головой в спинку кресла. Ленка недовольно заворчала и попробовала снова укусить мужчину, но и тут у нее ничего не получилось. Вконец осознав, свое поражение, девушка задергалась, завыла и расслабилась, отдавшись на волю насиловавшему ее преподавателю, но силы победителя уже тоже были не безграничны. Лев Михайлович устал. Он начал кряхтеть, злиться, но так и не мог кончить. И в тот момент, когда Ленка, только-только начала снова заводиться и получать удовольствие по второму разу, силы окончательно оставили мужчину. Он фыркнул, зло выругался и сполз с тела девушки на пол.
— Блять Сука, ну у тебя и лоханка бездонная.
— А вам что не нравиться? — томным озорным голоском пропела Ленка, — Помниться, когда вы в прошлый раз запихнули в меня бутылку и пили из неё коньяк вы были в восторге от моей дырки. И Лев Михайлович, прошу, не называйте меня Сукой. Хорошо?
— Извини, не сдержался, но черт, столько ебать тебя и не кончить. Я совершенно не чувствовал тебя. И извини если сделал тебе больно.
— Ничего, Лев Михайлович не переживайте было даже приятно… потом.
— Нет, ну все-таки прости, я что-то так завелся от вас девчонки, вы такие… я потерял контроль, прости, не сердись, — и повернувшись, нырнул лицом в развороченную Ленкину промежность, утробно заурчав в ней от удовольствия. Ленка, блаженно закрыв глаза, прикусила губку и замурлыкав довольной кошкой в тон лижущему ее коту откинулась на спинку кресла.
— Лев Михайлович, давайте я вам пососу, а полижет мне Ирка, — толчком очнувшись и открыв глаза Ленка посмотрела на свою, все еще продолжавшую сидеть под столом, позабытую подругу, — Ир полижешь мне?
Ирка все еще пребывала в другом измерении, улетев глубоко в себя, она с таинственной улыбкой медитировала, прислонившись спиной к тумбе стола.
— Ау, Иришка, ау… ты слышишь меня? Ау, ты где?
— Что? — Ирка удивленно качнулась и проснулась, — Ты мне?
— Тебе, тебе, ты что уснула там?
— Да нет, я тут, так просто задумалась.
— Видим, что тут, полижи мне. Полижешь?
Ирка утвердительно угукнула и на четвереньках подползла к креслу.
— Лев Михайлович, ну идите же ко мне, там теперь Ирка и без вас справится. Обожаю сосать, когда лижут, это так обалденно, двойное удовольствие. Правда Ир?
— Не знаю, — и неопределенно пожав плечиками девушка заняла освободившиеся место между широко разведенных ног подруги.
— Ну да конечно, ты у нас сосать не любишь, тебе лишь бы поебаться, хуй да покрепче… ты бы вообще бы с него не слезала, а вот я люблю пососунчики и сперму люблю, правда Лев Михайлович? – Янковская, посмотрев на вставшего рядом с ней преподавателя, приподнялась и обхватив пальцами торчащий напротив ее лица немного ослабевший мужской орган, согнула его, стянула кожицу и звонко чмокнув открывшуюся головку всосала её вытянутыми трубочкой губами.
— Правда, правда… соси его соси… Ммм, — довольно задвигав низом живота замычал Лев Михайлович, — Соси его соси… Сука…
— Ну Лев Михайлович, я же вас проси…, — пуская пузыри, попыталась возмутиться Ленка, но Лев Михайлович не дал ей договорить. Он легонько подтолкнул девушку в затылок, и та, поперхнувшись больше уже не возмущалась. Все, блаженно постанывая и урча занялись своим делом, и только я, нервно переступая с ножки на ножку продолжала мариноваться в собственном соку.
На сей раз первым не выдержал Лев Михайлович, шустрый язычок и раздувавшиеся как кузнечные меха Ленкины щечки сделали свое дело. Мужчина выгнулся, напрягся и выдавив из себя, — Спускаю! Открой рот, я хочу видеть! — спустил в широко раскрывшийся рот девушки струю густой белой спермы, побежавшей двумя ручейками по её подбородку и стекая закапала на возбужденно торчащие крупные соски. Ленка спохватилась и плотно сжав губы сглотнула. Затем похотливо заулыбавшись высунула язык, продемонстрировала пустой рот и блаженно откинувшись на спинку кресла, смотря своими бесстыжими глазами в глаза преподавателя — кончила.
— Ириш, не сиди на полу, там сквозняки, иди к нам, — полностью очухавшись и придя в себя, отозвался Лев Михайлович поманив рукой обтирающую ладошкой губы Котикову.
— Иди, иди, сейчас отдохнем и Лев Михайлович тебя еще разок выебет… Правда Лев Михайлович? — лукаво хихикнула Ленка.
— Да помолчи ты пылесос, дай в себя хоть прийти.
— А почему это я и пылесос? — вскинулась девушка, — Ну Сука, это понятно, а почему пылесос?
— Потому что отсасываешь как пылесос. Я думал яйца тебе в рот выскочат.
— И что? Это хорошо или плохо? — не унималась Ленка.
— Конечно хорошо, это охранительно! — наклонившись Лев Михайлович припал к влажным и слегка опухшим девичьим губам, одновременно протягивая руку к Ирине, уже расположившей на подлокотнике напротив и накручивая на пальцы ее развесистые половые губы. Дальнейший клубок сосущихся и лапающих друг друга любовников описать невозможно. Наконец насосавшись, любовники удовлетворенно отлипли друг от друга и о чем-то зашушукались, а Иришка нервно захихикала. Оставив парочку наедине, Ленка медленно сползла на пол и разместившись между ног мужчины прильнула губами к его расслабленному члену. Круг замкнулся, приблизительно это я уже видела.
— Лев Михайлович, хуй встал! — комсорг бодренько отрапортовала старшему товарищу, и по пионерский отсалютовала рукой- Хуй готов и можно вставлять!
— Умничка, зачет заработала, там на полке в шкафу вазелин, тащи его сюда- отрываясь от губ Иришки принял доклад преподаватель и уже обращаясь к Щепке добавил, — Ну что Ириш, ты готова?
Иришка, что-то довольно промурлыкала в ответ, и скатившись на освободившиеся кресло поджав под себя колени прияла позу эмбриона. Прогнув спинку, она выпятила вверх свою разошедшуюся на две половинки попочку с коричневатым колечком по центру, словно маленькое солнышко со сморщенными лучиками вокруг себя.
— Лен, ну нашла? Ты где пропала.
— Да нашла, нашла. ..несу уже, — Янковская, подскочив протянула мужчине скрученный тюбик.
— Мне то зачем? — удивился мужчина, — Ты принесла, ты и маж, да пожирнее, не жалей.
Янковская была сама любезность. Едва получив команду, он рванулась ее исполнять. Первым делом она занялась Щепкой. Вставив кончик тюбика в самый центр ее солнышка, она сильно надавила на тюбик, наполняя задний проход девушки жирной смазкой, а затем обильно смазала и все само солнышко. После этого она взялась за торчащий орган мужчины, не удержавшись, подержав головку во рту, она легкими подрачивающими движениями размазала вазелин по всей длине члена.
— Все, готов! — в очередной раз отрапортовала Ленка, — Лев Михайлович вставляйте! — и усевшись поближе на пол она уставилась в Иркину попу.
— Ириш, ты как? Готова? — заботливо поинтересовался Лев Михайлович и дождавшись утвердительного мурлыканья от Щепки уперся головкой в её солнышко осторожно надавив на него. Я широко открытыми глазами смотрела на заботливую подготовку к планирующемуся акту и мне со стороны казалось, что Ирку готовят, ну как минимум к запуску в космос. Она, свернувшись клубочком, полулежала в кресле, возбужденно дышала и приготовившись к полету отдавалась мужчине. Начался последний отсчет и головка ракеты, раздвинув кольцо ануса начала свой медленный старт.
Лев Михайлович старался все делать медленно и аккуратно, и Иринка, стойко перенеся первый запуск, полностью приняла своей попкой мужской член до самого его основания. Замерев и дав девушке привыкнуть к новым ощущениям, мужчина так же медленно вывел его из попы Щепки.
— Все хорошо? — в очередной раз поинтересовался преподаватель, и в очередной раз получив утвердительный выдох он уже смелее повторно вошел в зад девушки, а потом еще смелее и еще, с каждым разом ускоряя свои движения и усиливая свой напор, вызывая приятные постанывания Щепки и неприличные фырканье ее попы. Ленка, пристроившись сбоку и немного сзади, любовалась зрелищем, засунув одну ручку между своих ножек, а второй, подсунув ее как-то снизу, теребила раскрывшуюся щель Иришки, которая постепенно заводилась все сильнее и сильнее и как мне показалось, что сношение в попу ей доставляет больше наслаждения чем в вагину. Полет был длительный, жаркий и жесткий.
— Я спускаю, — наконец выдавил из себя мужчина и словно только этого ждавшая девушка тонко запищала в унисон спускающего Льва Михайловича.
Кончили все… кроме нас с Ленкой.
— Ну вы и даете, — возбужденно прошептала раскрасневшаяся Сука, — Лев Михайлович я следующая.
— Нет это вы девки даете, вы что решили, совсем меня заебать что бы предмет не учить? — вытягивая из попы Ирки свой покрытый капающей спермой член произнес преподаватель, плюхаясь на пол, — Вы не забывайте, что мне не двадцать лет, а завтра и послезавтра у меня еще другие группы сдают и там тоже есть девчонки, которые хотят получить зачет.
— А что мы разве не сдали? — тут же отреагировала острая на язычок Ленка.
— Да сдали, вы сдали…успокойся.
— А раз сдали, то на радостях вы просто обязаны меня выебать, вон Ирка как кончила, до сих пор счастливая валяется. Я тоже так хочу, — и она кивнула на свою свернувшуюся в кресле калачиком подружку.
— Елена, я всегда вам указывал на то, что ты всегда не верно приводишь примеры, и сейчас тоже, а я еще тебе зачет собирался ставить. Твоя подруга не важный пример. Вот куда я она трахнулась?
— В зад…
— А ты в свой зад даешь? Нет! Значит на этом и закончим. Если не довольна, то осенью милости просим на пересдачу. Ну так как?
— Но ведь сосу то я лучше, — с надеждой в голосе произнесла девушка.
— Сосешь ты бесспорно лучше, но жопу не ебешься. Готова сейчас подставить? — девчонка фыркнула и отрицательно замотала головой, — Ну вот видишь, на нет и суда нет. Тогда зачет и ебать сегодня тебя не буду… Согласна?
— Согласна, — без энтузиазма ответила Ленка.
— Ну и славно, тогда подай там в полке полотенце. Нам и с Иришкой обтереться нужно, да Ириш? Ириш ты жива там? — и преподаватель, повернувшись хлопнул Щепку по худощавому заду.
— Угу, — зашевелилось тельце, и попыталось принять вертикальное, сидячее положение, но не удачно, и из ее развороченного зада потекла жирная густая струйка мужской жидкости. Клизма удалась на славу.
— Ленка, блять ты где пропала, да не на этой полке на следующей, тебя только за смертью посылать.
Пропавшая девушка опять оказалась в поле моего зрения, протягивая мужчине белое вафельное полотенце.
— Лев Михайлович почему вы меня постоянно обзываете то Сукой, то Блядью, и никакая я не блядь…- обиделась на преподавателя наша комсомоловожатая.
— Лена ты полотенце намочила? Нет? Ну и кто ты после этого?
Ленка нервно дернулась, но смолчала. Подошла к графину и смочив край полотенца вернулась назад.
— Лен, а зачем ты мне его даешь? Оботри сама, — мужчина широко развел согнутые в коленях ноги подставляя девушке свое сморщенное хозяйство, — Оботри! — коротко приказал он.
Девушка безропотно опустилась на колени и оттягивая его причиндалы, тщательно их обтерла.
— Все.
— Точно все? Все или все?
— Лев Михайлович хватит издеваться, а? – надув губы, Янковская окончательно разобиделась.
— Ну ладно, ладно Елена Владимировна не заводитесь, если действительно все, то тогда соси его…
Ленка, не ожидавшая такого, вылупилась на преподавателя.
— Как сосать? — непонимающе вздохнула она.
— Что как? Взяла в рот и засосала, ты же сама сказала, что сосешь лучше Ирки. Вот бери и соси. Иришка трахается, ты сосешь… ну и что тут непонятного? — мужчина подтолкнул Суку, девушка как-то растерянно осмотрелась, но наклонилась и взяла в рот вялый орган преподавателя. Лев Михайлович переглянулись с Иришкой и понимающе заулыбались. Похоже принуждение Суки им обоим доставило удовольствие.
— Отдай, — мужчина выдернул у Ленки полотенце, развернулся в пол оборота к Щепке и раздвинув ее ноги принялся обтирать ее промежность чистой стороной полотенца.
— Ну вот и славненько, наша девочка чистенькая, — и мужчина, не удержавшись, наклонился и сочно поцеловал Щепку прямо в ее открытую красную дырочку, — Умничка, если все хорошо, то одевайся и тащи зачетку.
— Так Елена Владимировна, теперь займемся Вами, — обратился он ко второй усердно сосущей, и на до заметить вполне удачно, девушке. У мужчины уже стоял, не окаменел конечно, но член был вполне пригодным к употреблению и при желании его можно было использовать по назначению, — Ленка ну ты и мастерица, не ожидал от тебя… встань и повернись ко мне задом.
Девушка встала и выполнила волю своего наставника.
— А теперь раскорячься оттопырь попу и раздвинь ее, покажи мне свою дырку в ней…
— Лев Михайлович, — уже было начавшая приседать Ленка, взбрыкнула и выпрямилась, — Знаете, что, я же сказала, что нет! Значит нет!
— Что нет? Сказал не буду, значит не буду. Я детский сад в жопу не насилую, без их согласия, — и встав на колени, потянул Ленкины бедра на себя.
— Наклонись и раскрой жопку.
Ленка, с опаской поглядывая на Льва Михайловича выполнила его указание. Слегка присев, она оттопырила попу, разведя половинки в разные стороны и наклонившись замерла, покачивая отвисшими сиськами из стороны в сторону. Картина — «Корова на дойке» — я едва сдержалась что бы не рассмеяться, а тем временем, Лев Михайлович, налюбовавшись на раскрывшуюся пред его глазами попу девушки, глубоко вдохнул и припал к ней своими губами. Ленка вздрогнула и попыталась вырваться из цепких мужских рук, которые обвив ее бедра пальцами залезли ей в щель, ритмично теребя её набухшие складки.
— Лев… Лев Михайловиииич… щекотно, — только и смогла пролепетать Ленка отдаваясь на волю мужскому языку.
Иришка же за это время уже оделась, привела себя в порядок, и держа в руках зачетку, закинув ногу на ногу уселась в кресло, покачивая кончиком босоножки уставилась на разыгрывающиеся представление перед ней.
Все что делал Лев Михайлович с телом Иры было пронизано легкостью, нежностью и заботой, но стоило в его руки попасть только крепкому Ленкиному телу как его движения становились командными, жесткими и даже иногда жестокими. Вот и сейчас, фыркая ртом в заднице девушки он буквально раздирал пальцами ее письку, но что странно… Ленке это нравилось.
— Все, Лев… Лев Михайлович, я кончаююююю, — задрожав коленками взмолилась Янковская, готовая уже содрогнуться и забиться в оргазме. Ее спина выгнулась, она взвыла и в этот момент мужчина, вскочивший с колен резким движением, воткнул свой набухший член в тело девушки с бешеной скорость задвигав им. Вой кончающей Ленки перешел в истерику, она забилась, задергалась, соскользнула с члена и упав на пол, пуская слюни пузырями, за дрыгалась в оргазме.
— Пиздец! — ровным голосом прокомментировала Ира.
Мужчина обернулся к девушке, и смахнув со лба крупинки проступившего пота улыбнулся — Ну теперь надеюсь она наеблась. Давай зачетку и Ленкину давай, о то пока она очухается год пройдет.
Взяв протянутые ему зачетки, преподаватель, покачивая стоящим членом, зашел за стол сел в кресло и расписался.
— Ну все девчонки поздравляю с успешным окончанием третьего курса и переходом на четвертый! Умницы! Какие планы на каникулы? — поинтересовался он у Иришки, возвращая зачетки в хрупкие девичьи пальчики.
— Я домой к маме, — пожала Иришка хрупкими плечиками, — А Ленка на месяц в строй отряд.
— Во как, в строй отряд значит, село поднимать, ну что же похвально, похвально, тогда Елена Владимировна тебе задание на лето, ау ты слышишь? – преподаватель поинтересовался у поднявшейся с пола, но еще не окончательно пришедшей в себя девушки.
— Какое? — улыбаясь, и летая где-то в облаках певуче отозвалась Сука.
— Вот не верится мне, что ты целый месяц будешь комсоргом у монашек. Ведь будешь ебаться? Так?
Ленка, держа в руках лифчик и пытаясь сообразить зачем он нужен, как-то не уверенно пожала плечами, — Буду, наверное.
— Будешь-будешь, солнце, лето, свежий воздух и комсомольцы со стоящими как лом хуями. Залететь же ты не хочешь? Нет, правильно и вот… прямо первого сентября милости прошу к себе на пересдачу, будем с Иришкой твоей попке аудит устраивать, — шутливо произнес преподаватель, — Да Ириш? Что бы за лето ебаться в жопу научилась… Поняла? Правда если хочешь зачеты иметь автоматом, а не зубрить как остальные, — уже вполне серьезным тоном произнес преподаватель.
— Хорошо, я постараюсь, — уже полностью одевшись, Ленка не знала, как реагировать на слова Льва Михайловича.
— Вот и умница, вот и постарайся-постарайся. Ну все девчонки, мне действительно нужно и отдохнуть, и на завтра подготовиться. Все… Еще раз поздравляю… пойдемте я вас провожу, и аудиторию закрою. Лен, где ключи?
— Лев Борисович, я же вам отдавала, закрыла дверь и вам отдала.
— Да… !? — осмотревшись преподаватель сделал шаг в мою сторону.
Я отпрянула от своей смотровой щели и похолодела. «Штирлиц был на грани провала»- не к месту пронеслась в моей голове строчка из анекдота. Убегать было уже поздно, оставалась одна надежда на то, что они, проходя мимо вновь меня не заметят. Перестав дышать, я как мышка забилась в уголок, пытаясь судорожно понять, что мне делать дальше. Да, собственно, ничего! Лев Михайлович все равно останется и даже если он уйдет, то дверь за собой закроет на замок, не замеченной я теперь не прошмыгну. Это залёт, зачет накрылся! Взвыв про себя, я прослушала как за деревянной дверцей прошуршали Ленкины лодочки, про цокали каблучки Иришки и про шаркали тяжёлые шаги Льва Михайловича.
— Лев Михайлович, а Танька лучше сосет или хуже, чем я…. а? — раздался ехидный Ленкин голосок.
— Какая Танька…
— Танька из параллельного потока, — уточнила девчонка.
— Господи ты успокоишься или нет. Иди уже язва.
— Ну Лев Михайлович, ну всё же…- голоса препираясь удалялись. Пронесло. Пока пронесло. Я перевела дух.
— Янковская, мать твою, ты что творишь! — содрагая стены аудитории внезапно раздался рев Льва Михайловича, полный даже не злости, а какой-то ярости, — Ты понимаешь своей башкой или нет?
Лев Михайлович в злости был страшен и злопамятен и не дай бог было попасть в эпицентр его злости. Такое случалось, но не часто. Что бы вывести из себя этого уравновешенного мужчину должно было произойти что-то не ординарное. Но что? Я превратилась в слух.
— Янковская, ты, когда что ни будь делаешь то башкой думаешь или там только лозунги, а думаешь ты жопой, Ты представляешь, что могло произойти… катастрофа! Вам… а мне так вообще… Тебе можно что ни будь поручить сделать или ты только можешь хуй сосать. Как такое могло произойти? — воздух аудитории завибрировал голосом отчитывающих студенток преподавателя.
— Лев Борисович, я честное слово дверь закрывала, — дрожащим голосом пролепетала Лена.
— Тогда объясни мне, как такое произошло, если ты дверь закрывала, а она почему открыта сейчас, а?
— Не знаю, — голос Ленки едва не плакал.
— А кто знает? Что молчишь? — девчонки молчали, тишина затягивалась. — Значит так девоньки, если я хоть только где то, хоть малейший намек услышу вы первые вылетите из института и комсомола. Вы меня знаете. Лена ты поняла? — преподаватель уже не орал, но от этого не становилось лучше, его металлический голос не предвещал ничего хорошего.
— Все брысь на каникулы и что бы я вас до сентября не видел и не слышал.
Дверь хлопнула, замок щелкнул. Как говорится — пипец котенку-я осталась одна в клетке с разъяренным львом.
Шаркающие шаги, скрип кресла, я выглянула в щель. Лев Михайлович сидел совершенно голый в кресле и запрокинув голову смотрел в потолок, затем вскочил и начал мерить шагами комнату.
— Нет, ну это пиздец какой-то, это же надо быть такой дурой что бы дверь не проверить, а если бы…, — мужчина остановился и выдал такую тираду по отношению к Янковской, в которой Сука была самым художественным словом. Лев Михайлович, редко ограничивал себя в выражениях, но после этой его тирады, я стала представлять себе, что значит ругаться как портовый грузчик или боцман на корабле. Лев Михайлович припомнил всех ее матушек, её родственников, которые совокуплялись только с представителями животного мира, а также все ее дырки и ее умение сосать члены. Это было ветвисто, гениально и не повторимо, я даже пожалела, что не записала. Запомнить такое, а тем более повторить было просто невозможно. Это было шедеврально! Наконец выговорившись и выпустив пар, мужчина немного успокоился.
— Сука она и есть сука, — преподаватель подытожил свое ораторское мастерство и почесав яйца опять плюхнулся в кресло. Наклонился, достал из тумбы стола початую бутылку коньяка, рюмку и надломленную шоколадку «Аленка». Налил выпил и ту же повторил. Налил еще, но пить не стал, откинулся и задумался.
— Ладно, повоюем еще, если сразу за яйца не взяли, то может и пронесет, но дура, — выпил, отломал кусочек шоколадки, налил еще, — Дура она и есть дура, но как сосет и похотлива сучка, а вот Иришка умничка, — на мужском лице отразилась нежность, — Эх, был бы я помоложе или она постарше… Женился бы, ей богу женился, до чего же она хороша… умничка, не болтлива, ебётся как богиня, пиздень сказка, сисек нет, так не беда… вырастут… зато женщина получится из неё шикарная не то что эта…
Лев Михайлович взял рюмку и встал из-за стола, подошел к окну и вдруг резко наклонился и поднял из-под кресла маленькую беленькую тряпочку.
— Это еще что такое, — он поставил рюмку на подоконник и развернул тряпочку оказавшеюся женскими трусиками, популярными недельками, — ну Сука совсем охренела, — уже успокоившись начал вновь заводиться мужчина, — да я эту Суку выебу и высушу, весь институт уже достала, трусы она будет у меня разбрасывать, — не знаю почему он решил, что это трусы Янковской, даже отсюда было видно, что они на несколько размеров меньше ее задницы, но похоже что эта же мысль посетила и мужскую голову. Преподаватель поднес к лицу белый лоскуток, понюхал и расцвел, — Иришка, Иришенька…
Это не вероятно, но толи от аромата трусиков или еще от чего-то, но у мужчины неожиданно встал член. Обхватив ладонью напрягшийся ствол, он начал медленно водить по нему рукой уткнувшись, носом в белую ткань трусишек. Стоя перед окном, мужчина дрочил, возбуждаясь все сильнее и сильнее, пока жиденькая струйка спермы не выплеснулась из головки на подоконник. Мужчина шумно выдохнул и расслабился. Залпом осушил рюмку коньяка и трусишками вытер капли спермы с подоконника. Постоял, о чем-то подумал, глядя в окно, поднял с пола испачканное полотенце, вернулся к столу, достал кожаный портфель и засунул в него перепачканные тряпки. Затем сняв со спинки стула голубую рубашку с коротким рукавом — надел и расхаживая принялся ее застегивать. Вышел из поля зрения моей смотровой щели, затих. Мне это сразу как-то не понравилось и напрягло, я отпрянула от щелки и перестала дышать. Предчувствие сбывалось.
— Кто ты и что тут делаешь? — взревел голос Льва Михайловича, и дверка шкафа с грохотом врезавшись в шкаф намертво захлопнулась.
Не знаю, как мне удалось не описаться, но от напряжения, испуга и неожиданности я сразу включила ультразвуковую сирену.
Теперь уже испугался сам мужчина, он видимо ожидал чего угодно, но только не такой звуковой волны какой умудрился создать мой голос. Он резко подскочил, сграбастал меня в охапку и затыкая мне рот вместе с носом своей широкой ладонью потащил упирающуюся меня на свет.
— Наташа? — мужскому удивлению не было предела, — Ты что тут делаешь? Как ты там оказалась?
Я билась в его руках, мыча и пытаясь дать мужскому вероломству достойный отпор, но силы были явно неравны, да и воздух заканчивался в моих легких, а дышать мне хотелось. Побившись в мужских объятиях рыбкой, выброшенной на песок, я обвисла.
— Отпущу, кричать не будешь?
А у меня что оставался выбор? Я не то, что кричать, вздохнуть не могла. Я капитулировала, и мужчина великодушно позволил мне вновь вдохнуть полной грудью душный, совсем не горный, воздух кабинета.
— Отдышалась? А теперь давай рассказывай! — грозный тон и его выпученные глаза не сулили мне ничего хорошего, и если бы крепкие мужские руки не прижимали бы мое тельце к себе, то я бы грохнулась на пол. Мои ножки дрожали как у зайчика ушки.
— Я… Я.. пришла сдавать экзамен, — а что еще я могла сказать, правду и только правду.
— Какой к черту экзамен, его уже все давно сдали и как ты оказалась между шкафами? Ну? — любознательный преподаватель не унимался.
— Я опоздала… а потом. Потом…, — проблеяла я перепуганной овечкой.
— Что потом? Ну?
— Ну я дернула дверь, она сначала не открылась, а потом дернула и она открылась… Я вошла вот… А там вы такие… Вот и я спряталась.
— Так что дверь была открыта?
— Да нет же… Я же говорю, она была сначала закрыта, я дернула, а она открылась, а я вот решила посмотреть вас, я зашла, а тут… вот…
— Что ты заладила все… Вот-вот… Дура!
Не ожидавшая такого резюме я уставилась в глаза Льву Михайловичу, — Я учила, всю ночь учила, я не дура!
— Да не ты дура, а Сука… то есть Янковская… она дура, дверь не закрыла… ты что все видела?
Я мотнула головой, осыпав лицо мужчины россыпью своих пушистых волос.
— И что мне теперь с тобой делать… Расстрелять?
Расстрелянной мне совсем быть не хотелось, — Лев Михайлович, не надо…
— Что не надо? — монстр окинул взглядом трепещущую в его лапах добычу.
— Стрелять не надо, я честно все знаю, то есть я все выучила, а про это я ничего не знаю, — сбилась я.
— Ты же все видела и что, будешь молчать?
— Буду-буду, Лев Михайлович, честное комсомольское! Только можно я зачет сдам.
— Сдашь, сейчас прямо и сдашь, — мне как-то не понравился взгляд навалившегося на до мной мужчины, его рука, державшая меня за талию, скользнула вниз и пальцы, вдавливая тонкую ткань юбки, сжали одну половинку моей попы. Я охнула, дернулась вперед и расслабленный член мужчины мягко расплющился об мое бедро. Мужчина дернулся, но это явно ему понравился, он пошевелил бедрами.
— Лев Мих…, — но преподаватель не дал мне договорить, его рот впился в мои губы, его руки поползли жадными щупальцами по моему телу. Одна забираясь мне под юбку и пытаясь проникнуть под тонкую резинку трусишек, а вторая, вложив мне в ладошку какой-то теплый, мягкий батончик, нырнула мне под лифчик и приятно сдавила правую сисечку. Голова сладко закружилась, и превратившись в воздушный шарик, я, став невесомой, воспарила над комнатой. Отлетая, последнее что мне запомнилось, это были ощущения от увеличивающего в размерах батончика, упруго разжавшего мои пальчики.
Это было балдёжно!
Это было балдежно пока острая вспышка боли не обожгла мою писичку. От неожиданности я вскрикнула и с силой оттолкнув кулачками мужскую грудь от себя отлетела в сторону, упав в лоно развратного кресла. Сердце бешено колотилось, голова шла кругом, а в глазах постепенно складывалась цветная мозаика.
— Ты что! — теперь уже пришлось вскрикнуть Льву Михайловичу, явно не ожидавшему от меня такой прыти, — Ты совсем офанарела? Ты что скачешь как полоумная? Очумела совсем…
— Мне больно…- сгорая от стыда, сжимая плотно ноги, промямлила я.
— Что значит больно? — недовольно пробурчал мужчина, окинув меня взглядом и словно что-то осознав, поинтересовался, — Ты что еще никогда? Ты что еще….
Кивком головы я подтвердила его догадку.
— Вот же черт, — недовольно фыркнул мужчина и его глаза еще мгновения, горевшие безумной страстью, потухли, — С девственницами не связываюсь — увольте!
Мужчина потерял ко мне как к женщине всякий интерес.
В комнате повисло неловкое молчание. Нужно было как-то выкручиваться из создавшегося положения, но как? Никто из нас этого не знал.
— И что мы будем делать с тобой? — посмотрел на меня мужчина, и почему-то вдруг устыдившись своей наготы попытался прикрыть руками свой возбужденно торчащий ствол.
Я пожала плечами, чувствуя, как после пережитого возбуждения и нервного напряжения начинается откат, волны крупной дрожи побежали по моему телу, и я сама того не желая -разревелась.
— Наташа, ты чего? Ничего же не было, — не на шутку испугавшийся Лев Михайлович засуетился передо мной, — Ох уж эти девственницы! — внезапно он метнулся к своему столу и загремев стеклом налил из бутылки конька в рюмку.
— На, пей, — преподаватель требовательно протянул мне коричневую жидкость.
— Я… я… не буду… пить это, — заикаясь пролепетала я с ужасом посмотрев на Льва Михайловича.
— Что значит не буду? Я тебе не предлагаю пить, это лекарство. Пей! — грубо скомандовал преподаватель, сунув мне под нос мерзко воняющую жидкость, — Пей, я кому сказал! Глубоко вдохни и залпом выпей.
С отвращением взяв и глубоко вдохнув, я влила в себя жидкость тут же схватившись за горло. Какая же гадость! Горло обожгло расплавленным свинцом. Я задохнулась, закашлялась, и, если бы не мужская рука, вовремя поймавшая рюмку, я бы грохнула ее об пол.
— Вот и умничка, ничего, от этого еще никто не умирал, — мужчина потрепал меня по плечу, — Сейчас полегчает.
И действительно, отдышавшись, я ощутила, что мне стало лучше. Нервная дрожь начала проходить, слезы просохли, а по телу разливалось приятное успокаивающее тепло.
— Ну что, полегчало?
— Ахааа…- я мотнула головой.
— Ну вот, а я что говорил? Старших нужно слушаться, — он назидательно поднял палец вверх и первый раз улыбнувшись сел на стул подтащив его от стены к столу. Достал вторую рюмку, наполнил, выразительно посмотрел на меня, — То, что ты тут сегодня видела никому, ни-ни… ты поняла? Будь здорова! — мужчин опрокинул рюмку в рот, удовлетворенно крякнув.
И как мужчины только пьют эту гадость? От выпитого, в моей голове приятно зашумело и закружилось, кабинет вокруг меня приобрел розовый цвет, стал милым и приятным. Преподавателя понесло, он, подсев на своего летучего конька, начал развивать вслух мысль о роли девственности в истории КПСС и моей собственной девственности в свете мужского удовлетворения. Было интересно, забавно и местами даже смешно. Лев Михайлович все говорил и говорил, а я все слушала и слушала. Мне было хорошо!
— Наталья! — краем уха я уловила смену интонации в голосе, -Ты слушаешь меня?
— А? Что? — подскочила я, — Да, да… Лев Михайлович, я слушаю вас.
— Я вижу, как ты слушаешь меня, опять летаешь в облаках, так же, как и на парах.
— Ну что вы Лев Михайлович, я всегда вас внимательно слушаю…
— Угу, особенно сейчас, ну да ладно…ты как себя чувствуешь? Пришла в себя?
— Да, все нормально, — кивнула я головой.
— Вот и хорошо, тогда давай собираться. Будешь еще? — мужчина кивнул на бутылку, и заулыбался моей реакции, — Ну и умничка. Тогда отвернись, я брюки надену.
Я отвернулась. Ну надо же какие мы стеснительные стали и вдруг, я даже подпрыгнула, — Как собираться, а зачет?
— Стойте! Лев Михайлович! А зачет? — я резко поймала мужчину, упаковывающего свое хозяйство в расстегнутую ширинку. Трусов на нем не было.
— Какой зачет? — опешил преподаватель, видимо уже совершенно забывший о первоначальной цели моего визита, — Ах зачет, а зачет ты пропустила, ты же опоздала, теперь приходи осенью, -ухмыльнулся преподаватель.
— Как осенью? — во мне взыграла рюмка коньяка. — Лев Михайлович, я же готовилась!
И видимо в моем возгласе был такой коктейль эмоций, что ухмылка сползла с лица преподавателя, он серьезно и строго посмотрел на меня и протянув руку произнес – Давай зачетку!
Я довольная и счастливая стояла на ступеньках института, голова еще немного шумела, тело немного ломило от накопившегося в нем напряжения, но это были мелочи, главное я держала в ладошках свою заветную зачетку с подписью Льва Михайловича. Все, третий курс позади и впереди два летних месяца ничего не деланья! Каникулы — Ура!
ЭПИЛОГ
Собственно, на этом, можно было бы и закончить эту мою историю, если бы совершенно случайно, некоторое время назад она не получила бы своего продолжения, которое, собственно, и подвигло меня к ее написанию.
Жарким июньским днем я, пробиралась по одной из центральных городских улочек до отказа заполненной дикими футбольными болельщиками съехавшимися со всего мира, когда почувствовала, как кто-то дотронулся до моей руки и вежливо произнес, — Извините, вы Наташа?
Я оглянулась. Предо мной стоял пожилой интеллигентный мужчина с копной густых, но совершенно седых волос.
— Да Наташа, а вы простите кто? Мы знакомы? — я всмотрелась в лицо мужчины и что-то смутное, давно забытое, показалось мне знакомым в его чертах, особенно эта ухмылка уголков губ.
— Наташа вы меня не узнаете?
— Лев… Лев Михайлович…? — моему удивлению не было предела.
— Ну вот узнали… Я так сильно изменился? А вы Наташа почти не изменились, — улыбнувшись, польстил мне мужчина.
Мы сидели на открытой веранде одного из летних городских кафе и пытались вести разговор. Как часто так бывает, когда встречаешься со старыми знакомыми и хочется столько всего рассказать, но начав, понимаешь, что говорить не о чем, и разговор словно вода в кране, то начинает течь густой струей, то прерывается и начинает капать.
— Наташа как вы? Семья, дети, работа?
— Да уже давно. Муж, семья, работа. Выживаем. В принципе все хорошо, — а что ещё сказать собственно незнакомому мне человеку, — Всё как у всех!
— Я рад за вас, а меня вот жизнь побросала…- и Лев Михайлович немного рассказал мне про себя.
После развала, некогда великой страны, он в одночасье стал никому не нужным кандидатом наук. Некоторое время пытался найти работу, а потом согласился с предложением родственников переехать на свою историческую родину, но и там как оказалось он тоже никому не был нужен. Помотался по свету. Вернулся назад на землю обетованную. Друзья помогли найти работу в небольшой компании по продажам натуральной косметики. Компания росла и развивалась, а вместе с ней и он. Сейчас он уже был куратором продаж по восточно-европейскому филиалу компании. Женился и овдовел. Имел двух взрослых детей. Сын жил и работал в филиале той же компании в Испании, а лапочка дочка училась где-то в Голландии.
Лев Михайлович достал смартфон и потыкав в него ухоженным пальцем показал мне фотографию стройной красивой девушки с пышной шевелюрой длинных вьющихся черных волос.
— А вот, Наташа узнаете? – и мужчина, пролистав снимки в телефоне, показал мне фото роскошной женщины в шляпке с широкими полями, возлежавшей на шезлонге на фоне пальм и безбрежного бирюзового океана в миниатюрненьком черном купальнике с бокалом бордового напитка.
Я узнаю? Да откуда мне знать его баб? Посмотрев на женщину, я пожала плечами. Хотя что-то знакомое промелькнуло в женском лице. Симпатичная, стройная, шикарные ноги, фигурка… и маленькая грудь. Да неужели…
— Котикова? Да, ладно…, – сама, не веря, я вопросительно посмотрела на своего бывшего преподавателя.
Мужчина улыбнулся, утвердительно кивнув головой.
— Котикова собственной персоной, — мужчина улыбнулся и рассказал мне про нее.
Ирка, как и мы все окончив ВУЗ была распределена в один из многочисленных НИИ где познакомилась с таким же молодым, как и она, но перспективным специалистом. Быстренько все просчитав, она принялась лепить из него себе мужа. Уж как она его лепила и каким местом Лев Михайлович не стал уточнять, но вылепила она себе и мужа себе и бизнесмена. Сейчас у него приличный бизнес, а у нее дом в Испании и свой косметический бизнес. И сегодня Лев Михайлович, после футбольного матча, улетал к ней. У них были свои, как он выразился, любовно-партнерские отношения. Я была поражена и рада, действительно по доброму рада за эту хорошую девочку- Щепку!
— А про ее подружку, про Ленку Янковскую вы что-нибудь слышали?
— Немного, только то, что Иришка рассказывала, — мужчина неопределенно пожал плечами.
После самороспуска комсомольской организации, Ленка Янковская кубарем скатилась с карьерной лестницы превратившись практически в изгоя, но нужно отдать должное девчонке, она быстро переориентировалась, влившись в ряды борцов за демократию, продолжая так же бурно выступать и клеймить с трибун теперь уже пережитки прошлой власти. Окончив ВУЗ, подружки разъехались. Котикова теперь стала не интересна Янковской, у той начиналась новая жизнь, их дороги разошлись. Ира, потом что-то и от кого-то слышала, что у бывшей подруги начиналось все хорошо. Она удачно вышла замуж, была избрана в народные депутаты, а потом почему-то пошло все не так. Семья распалась, депутатская карьера накрылась, она начала пить, опустилась и закончила вроде бы даже в петле, но это были все непроверенные слухи.
— Вот такая невеселая приключилась история с нашей Сукой, — грустно покачал головой Лев Михайлович, — А она мне ведь тогда даже по-своему нравилась. Помнишь, в тот раз, я ей дал задание на лето…
– Про стройотряд и комсомольские ломы? – пожав плечами улыбнулась я.
— Ну да, — заулыбался мужчина, — А ведь ты знаешь, она его выполнила и в сентябре отчиталась, — бывший преподаватель задумался о чем-то своем и тяжело вздохнул, — Да уж… было время.
Мы посидели ещё, повспоминали, посмеялись, погрустили над нашей, веселой и беззаботной, но глубоко уже прошлой жизнью. Как-то незаметно разговор перешел на окружающую нас футбольную обстановку, чемпионат мира и Лев Михайлович засобирался на стадион. Мы обменялись телефонами, расцеловались как старые знакомые и попрощавшись выйдя из кафе были моментально затянуты в водоворот беснующихся фанатов. Нас подцепили, закружили и разнесли в разные стороны друг от друга. Я стояла и смотрела в сторону удаляющейся от меня снежной шевелюры. От внезапного свидания со своей молодостью на душе было тепло, но невероятно грустно и что бы не расплакаться я отвернулась скорым шагом зашагав к метро.