Узкая тропинка змеится между крутой скалой и отвесом каньона, по дну которого, на глубине двадцати метров, прыгает по камням речка. На небе — ни облачка, солнце жарит во всю мощь, , градусов, наверное, тридцать пять, но на природе жара переносится гораздо легче, чем в каменной ловушке города. К тому же передо мной шагает Светочка, и мои глаза то и дело соскальзывают с её пёстрого рюкзачка на ладную попку, обтянутую короткими хлопчатобумажными шортиками, и гладкие загорелые ножки. Это прекрасное зрелище настраивает меня на определённый лад, и усталость от жары и долгого перехода сама собой улетучивается.
Мы идём в хвосте. За нами идёт Михалыч — он, как самый здоровый в нашей команде, замыкает строй, на случай, если кого-то оставят силы и надо будет принять рюкзак у него. Или у неё. Кроме Светочки, в команде ещё две женщины. Ритуля, жена Алекса, который всё это затеял, и моя жена Марго. Ритуля и Марго шагают сразу за Алексом, который возглавляет движение, после них — Андрей, брат Марго и коллега Алекса. Он и «втравил» нас в это приключение. И ещё в одно приключение, которое, конечно, очень приятное, но я понятия не имею, что делать с этим дальше:
Ладно, обо всём по порядку.
Вернулся я, как обычно, поздно. А я что, виноват, что приличную работу можно найти только в облцентре, до которого на электричке час езды, а всего выходит полтора-два? В один конец: Так что у меня с дорогой рабочий день получается двенадцать часов, зато в месяц имею столько, сколько в нашем Краснозадрищенске не заработать за год, если только ты не мэр, не начальник ГУВД и не директор нашего главного городского универмага:
Излишне говорить, что, когда я вернулся в семейное гнёздышко, никто не встретил меня радостным возгласом и пахнущим мятной жвачкой поцелуем. Хотя я того заслуживал: Хранительница очага, облачённая в эротичные обвисшие спортивки и сногсшибательную мятую тунику, пырилась в телек и делала вид, что её ужасно интригуют взаимоотношения персонажей «Дома-2».
— Котлеты с макаронами на сковородке, разжарь там себе. Я уже ужинала, — сказала Марго вместо приветствия.
— Спасибо, дорогая, — сказал я. Да нет, ни фига подобного я не сказал. Я просто пошёл на кухню и разогрел, или, как говорят в нашем полуколхозном городишке, разжарил макароны с котлетами, потом полчаса пил чай и листал ленту «одноклассников» на смартфоне. Когда я пришёл в спальню, Марго уже потушила свет и забралась в постель. Я разделся и лёг рядом, ощутив её спину и попу, затянутые тканью ночнушки.
— Приставаний сегодня не будет? — спросила жена.
— Нет, — ответил я.
— Ой, ну и слава боженьке.
— Да не больно-то и хотелось.
— Взаимно.
Обменявшись любезностями, мы сделали вид, что заснули. Или вправду попытались заснуть.
Среди ночи я проснулся оттого, что Марго сидела на постели и тихо плакала. Я моментально проснулся окончательно, присел рядом и обнял её. Любящая жена оттолкнулась локтем.
— Отвали! — прохлюпала она.
Я сжал её руки, и притиснул к себе. Она немного побрыкалась, потом облегчённо уткнулась мне в грудь и заревела.
— Ну почему? Почему? — слышалось между рыданиями.
Хотел бы я знать, почему:
Немножечко расскажу о нас. Историю болезни, так сказать. Мы вместе уже почти пять лет, если считать со дня первого знакомства, а официально в браке — четыре года. Наша семейная жизнь давно дала трещину. Причин множество. Во-первых, мне тридцать, Марго на полтора года моложе, у обоих за плечами приличный сексуальный бэкграунд, «бывших» побольше дюжины.
Даже в лучшие моменты, когда Маргошка стонет подо мной «О да, милый, ещё, ещё, я сейчас опять кончу!» , где-то на краешке моего сознания сидит и хихикает злой демон, который напоминает — а ведь она так же стонала и с теми, кто был у неё раньше. Так же судорожно целовалась, торопливо забирала в рот готовый излиться член и сглатывала сперму: Ну ладно, не совсем так же — но ведь делала ЭТО, правильно?
В хороших книгах и фильмах говорят — «Мне всё равно, кто был у тебя до меня, ля-ля-ля тополя» : Не верьте. Не всё равно. И мне не всё равно, и ей тоже — это я точно знаю. Наверное, ревность к прошлому — это действительно смешно и нелепо (прошлое ведь не изменить) , но ничего не могу с собой поделать.
Детей у нас нет. Сначала мы мало зарабатывали (точнее, мало зарабатывал я: Маргошкино сидение в магазине в должности «старшего менеджера» — это хобби, а не заработок) , потом: как-то уже втянулись в жизнь вдвоём. Никто третий нам не нужен. Наверное, если бы мы завели собаку, мы бы сами начали собачиться ещё хуже, чем сейчас (оцените каламбур!) . Впрочем, мы всё меньше времени проводим вместе.
С тех пор, как я добился перевода в областной офис и моя зарплата увеличилась в два с половиной раза, с понедельника по пятницу мы почти не видимся. В субботу я отсыпаюсь за неделю, а в воскресенье встаю с мыслью, что выходные кончаются, и завтра на работу.
Кто-то скажет: «Заелись вы, молодёжь, вот оно что, вам бы походить в ватнике да поробить за трудодни! Или в очередях постоять за синими курами!» Не буду спорить. Поколение наших родителей, не говоря уж о более дальних предках, жило куда как более сурово. Может, потому и умели ценить мимолётную радость близости и беречь любовь:
: а может, мне надо засунуть в задницу эту старпёрскую философию и подумать, что, мать твою, делать? Я люблю свою жену: ну, я так думаю. Иногда. Возможно, и у неё остались ко мне какие-то тёплые чувства. Только она их тщательно скрывает. Как и я, впрочем. От того, чтобы разбежаться, нас удерживает только одна мысль — разбежимся, а что потом?
Нет, вру. Как-то раз после трёх месяцев взаимных идиотских придирок, ссор и полного сексуального аута я ляпнул: «Милая, может нам лучше: (я не смог сказать «расстаться») какое-то время пожить раздельно?».
— Хорошая идея, — без выражения сказала Марго, быстро собралась и через полчаса её след простыл. Я сидел, как после хорошего нокаута, до меня медленно доходило, что я натворил. Ещё немного — и я схватил бы телефон, кинулся бы ей названивать, умолять вернуться, но, к счастью, во мне поднялась спасительная злость. Ах, вот так?»Поживём раздельно»? Да я сра: с радостью!
В тот же день я по-быстрому зарегался на сайте знакомств, где ищут «вторые половинки» , и без труда нашёл симпатичную шлюшку, готовую принять меня в своей квартире. Это была не профессионалка, а обычная разведёнка с прицепом, у которой чесалось. Девушка оказалась молодая, симпатичная и неглупая. Мы с ней погуляли по парку (она жила в соседнем городе, до которого пятьдесят километров, так что я не боялся, что нас запалят) , а под вечер отправились к ней.
После второго бокала вина я мягко, но надёжно взял её за руку и потащил к себе. Разведёнка мило зарделась, саму малость поломалась и села мне на колени. Она не могла не чувствовать попкой мой член, который рвался в бой после долгой безработицы. Я целовал ей шейку и плечики, оттянув кофточку, девушка ахала и ёрзала попой. Я расстегнул на ней джинсы и запустил руку в район «не балуйся!» Там всё было горячо и влажно:
— М-м-м! — простонала девушка. Я бережно ссадил её с коленей, рывком спустил с неё джинсы с трусами, в следующую секунду избавился от своих штанов и без разговоров вошёл в неё. Остатков самообладания хватило на то, чтобы натянуть гондон. Первые пять минут мы провели возле стола, потом сбросили остатки одежд, и я отнёс её на застеленную кровать. Там мы провели остаток вечера и ночь до четырёх утра. К тому времени моя случайная подруга могла только прерывисто стонать, а под койкой валялись три перевязанных презерватива.
На следующий день (это был понедельник) я проснулся в десять часов, позвонил в контору и попросил отгул за свой счёт. Мне его дали через «твою мать, как не вовремя!». Потом я завалился под бочок к симпатичной разведёнке, и мы проспали до часу дня.
А после утреннего секса и позднего завтрака моё настроение испортилось. Я понимал, что, если не уйду сейчас, то уйти на следующие сутки мне будет труднее. И она это понимала и злилась на меня.
— Ладно, поезжай, — сказала она, глядя в сторону, хотя я и не заикался об отъезде. .
Я посмотрел на неё. Совсем чужое лицо. Как будто не она ночью стонала «о милый: о какой ты: трахай меня:».
Ну ладно. Ещё не хватало распустить нюни перед этой:
Тем же вечером я был дома. Меня ждал приятный сюрприз: через час после моего возвращения вернулась Марго. Она была немного заплаканной, но старалась держаться.
— Милый, прости меня: — лепетала она, стоя в прихожей. — Я не могу без тебя. Не прогоняй меня больше, пожалуйста.
Я подошёл к ней. Она смотрела мне в глаза. Ничего не говоря, я приподнял пальцем её за подбородок. Второй рукой я приподнял её юбку, оттянул трусики с колготками и погладил лобок. Глаза Марго расширились от удивления; в ту же секунду она чуть-чуть покраснела и лукаво улыбнулась.
В следующую секунду колготки с трусиками были разорваны, а моя жена, притиснутая к стене, получала то, что ей причиталось. Общение с чужой женщиной подействовало на меня как хороший афродизиак. Я подхватил Маргошку под задик и, поддерживая руками, имел её на весу, а она, обхватив меня за шею, тоненько благодарно стонала.
Да, примирение было полным. Жаль только, что запала хватило не больше чем на две недели, а потом всё покатилось по старой убитой колее:
— У тебя когда отпуск? — спросила Марго.
Мы старались завтракать вместе, хотя ей до начала работы было ещё два часа, а дорога от дома до магазина отнимала двадцать минут.
— Никогда.
— Вить, я серьёзно!
(Ох, да, забыл представиться. Виктор. Победитель, едрить того в жопу копьём!)
— И я серьёзно. У нас не любят давать отпуска. Всегда аврал, вечно всё надо сделать вчера, просрали все полимеры: Работаем по договору, если что — в один день на улицу без выходного пособия:
— Да знаю я всё это! Слушай, тут Андрюха в поход зовёт. Они с институтскими коллегами собираются, и нас приглашают. Я думаю: нам надо сменить обстановку.
— Хочешь купить новую мебель!
— Ты мудак или прикидываешься, чтобы меня побесить? — От миролюбия не осталось и следа. — Виктор, я хочу сохранить семью. Надеюсь, ты хочешь того же. Хотя надежда слабая, если честно. И я подумала:
— Таскать рюкзак, наживать межпозвоночную грыжу и геморрой, хавать консервы во славу гастрита, бить комаров и подтираться лопухами: Знаешь, это сомнительные развлечения. Если ты думаешь, что это поможет заштопать отношения — ну:
— Я уже ничего не думаю! Я хочу сходить в поход, потому что я, блин, старею, понимаешь ты или нет, старею от такой жизни, и через три года я уже не смогу поднять свою задницу от дивана, я превращусь в жирную брюзгливую клушу, как:
— Как моя мамаша, — Я плеснул маслица в огонь.
— ДА! А я не хочу! Я хочу в поход с ребятами! С тобой или без тебя, я пойду, понял ты?
Хм. А почему бы нет?
— Ну, считай, убедила. Когда поход?
— Давно бы так, — проворчала она. — На той неделе, в среду. Или в четверг, как соберутся. Поход на неделю, или полторы, смотря по погоде:
— Ого! В Арктику, что ли, собрались?
— В Антарктику. Короче, ты возьмёшь отпуск? Ну Вить, ну пожалуйста, мы ведь ни единого разичка не ходили в поход! — она включила режим доброй и милой девочки. — Ну, не понравится, не будем больше ходить. Ну давай, а? Ребята хорошие, не шваль какая-нибудь, и в походных делах всё умеют, если что — нам помогут: М-м-м? — Она наклонила голову и посмотрела на меня так, как давно уже не смотрела.
Я засмеялся и поцеловал её.
— Ладно. Сегодня беру отпуск на полмесяца. Пусть хоть увольняют потом.
Я не торопясь спускаю рюкзак на землю, усаживаюсь на каремат, и только сейчас чувствую, что, мать вашу, умотался не на шутку. Марго вытягивает ножки и улыбается мне. Улыбка так себе, усталая и напряжённая.
Никак не может забыть то, что было минувшей ночью. Да ладно, сама виновата.
Алекс и Андрей совместно налаживают газовую горелку. Через несколько минут мы освежаемся чаем с шоколадом: идти ещё далеко, и наедаться в дорогу не стоит.
Мы расположились в седловине между двумя горами: одна повыше, другая пониже. Вокруг — редкие кусты, чахлая трава, много каменных осыпей.
— Поздравляю, — говорит Алекс. — Идём на час впереди графика. Я на проход вдоль каньона положил три часа, а мы промахнули его меньше чем за два. Устали?
— Не-е-е! — хором тянем в ответ, как пионеры.
— Вот и окейно. Ещё семь километров, там дорога уже попроще, и мы на месте.
— Никто не хочет на гору подняться? — Андрей кивает на вершину, напоминающую голову верблюда. — Оттуда классный вид!
— Все хотят!
— Не все! — капризничает Марго. — Если я туда вскарабкаюсь, то к озеру меня понесёте.
— Да ладно, Марго, пошли! — пытаюсь я растормошить супругу.
— Вить, я знаю себя. Я не полезу. Я не хочу, я высоты боюсь, и вообще, я лучше вас здесь подожду.
— Я тогда тоже здесь останусь. Ещё не хватало тебе одной тут:
— Не нужно. Тебе хочется, ты и иди, — говорит она с капелькой яда.
— Виктор, слазай туда, действительно, я с Маргаритой останусь, — говорит Михалыч. — Я таких видов уже столько перевидал, что скоро из ушей полезут.
Ну, ладно. Поднимаюсь и иду вслед за нашими, которые уже лезут на гору.
Лезут — это значит, карабкаются на четвереньках, цепляясь за выступающие камушки и деревца, укоренившиеся на склоне. То и дело у кого-то срывается рука или нога, и по склону с шорохом сбегает струйка мелких камушков. Девушки игриво-испуганно ойкают. Смотрю назад и едва удерживаюсь, чтобы не крикнуть «мама!». Мы забрались уже высоко, а с перепугу кажется, что вскарабкались на отвесную стену двадцатиэтажного дома. На самом деле всё не так, но, если отсюда сорваться и полететь кубарем вниз — костей не соберёшь. Ну, зачем я только полез?
Не «зачем» , а «за кем». Вот она, широко расставила мускулистые загорелые ножки, одной упёрлась в выступ, вторую пытается уместить на естественной «ступеньке» :
Не отвлекайся, дебил, а то вниз полетишь! И даже если чудом зацепишься за скалу, чудо оторвётся:
Мы подбираемся к вершине. На самый верх забираемся по очереди. Сперва залезает Андрей, он подаёт руку Ритуле, которую подсаживает Алекс. Мы со Светочкой сидим на крутом склоне глубиной метров тридцать, и смотрим на каньон.
— Вот бы отсюда на параплане! — мечтательно говорит Светочка.
— А ты летаешь на парапланах?
— Летаю. Уже пять лет, — отвечает девушка.
— Ну и как?
— Это словами не передашь. Это надо попробовать.
— Эй! Место свободно! Вы полезете? — окликает нас Андрей.
Светочка поднимается и легко карабкается на темечко каменного верблюда. Я лезу следом, стараясь не кряхтеть, как старенький дедочек, и больше всего боюсь, что девчонка подаст мне руку.
Мужику тридцатник, но он до сих пор боится показаться некрутым перед девчонкой.
Естественно, ведь я же собираюсь её соблазнить! Это только в дурацких фильмах прекрасные девушки влюбляются в неумёх и неудачников. В жизни, если всерьёз хочешь пожарить цыпочку на своём вертеле, надо показать ей, что у тебя имеются яйца во всех смыслах этого слова:
— Вить, смотри! Правда, классно?
Поднимаюсь с карачек. Что правда, то правда. Вид суперский. «Горная страна» (кажется, это так называется?) , которую мы пересекаем, тянется с юго-запада на северо-северо-восток. Справа — тёмное море леса, в нескольких местах рассечённое полями и дорогами. А слева — плоскогорье, и на горизонте блестит, точно оцинкованная крыша под солнцем, озеро — цель нашего пути.
Наши руки незаметно сплетаются пальцами, и мы стоим так некоторое время. Потом поворачиваемся друг к другу. Светочка кладёт мне руки на плечи, я обнимаю её за талию. Её глаза полуприкрыты, тонкие бледные губки приоткрыты:
Мы целуемся, сперва робко, осторожно, потом — сильно, со сплетением языков. Я прижимаю её к себе, ещё немного — и я начну раздевать её прямо здесь, и плевать мне на всё и на всех:
В самый опасный момент Светочка отстраняется.
— Пошли. А то наши уже заждались, — говорит она и первая делает шаг к спуску. Но она оборачивается и посылает мне такую улыбку, более красноречивую, чем самая откровенная фраза.
Мы спускаемся, не думая о технике безопасности. Поэтому у нас из-под ног то и дело срываются небольшие лавинки, а последние десять метров до перевала я преодолеваю почти кувырком. Все уже в сборе. Марго смотрит на нас так, словно съела тухлый лимон.
— Зря не пошла, — миролюбиво говорю ей. — Такая панорама:
— Не сомневаюсь! — сухо отвечает она.
— Вас ждём! Навьючивйтесь и вперёд! — говорит Андрей.
Отпуск мне дали на удивление легко. Я даже заподозрил неладное. В понедельник мы собрались с нашими будущими попутчиками. С Андрюхой, моим шурином, с его институтским коллегой Алексом и Алексовой женой Ритой, которую все звали Ритуля, мы встречались не раз: часто бывали друг у друга в гостях.
Ритуле очень подходило её имя: небольшого роста, пухленькая, но не жирная, курносенькая, в очках и мелких кудряшках, очень шебутная. Новых лиц было двое: Михалыч — мужик лет под сорок, с избыточным весом, но сильный; у него были длинные волосы до лопаток, короткая борода, цветные татуировки на руках и серебряная пентаграмма на груди.
И ещё один участник команды — Светочка. Она была студенткой и в будущем году должна была писать диплом под руководством Алекса. Что-то из области цветной металлургии. Я сказал, что цветная металлургия мне не чужда, потому что я когда-то выплавлял неплохие кастеты из латуни. Михалыч понимающе ухмыльнулся, а Светочка очаровательно рассмеялась и, мотнув головкой, перекинула пшеничную косу с правого плеча за спину.
И тут я понял, что пропал. Этот прелестный ребёнок неполных двадцати лет сразил меня наповал одним лишь невинным взглядом серых глаз. Не знаю, что она забыла в цветной металлургии. Она рождена для того, чтобы наслаждаться и дарить наслаждение. Достаточно взглянуть на её кукольное личико:
Надеюсь, я не слишком настойчиво пялился на её высоко обнажённые ножки. Во всяком случае, Марго ничего не заметила. Или сделала вид, что не заметила. Но в ночь после встречи с будущими попутчиками у нас случился искромётный секс, которого не было уже давненько.
В среду мы доехали на микроавтобусе до полузаброшенной деревеньки и двинулись в поход. Первые пять километров Марго отшагала бодренько, потом заскучала, а через час мы и не заметили, как отстали от основной группы без малого на полкилометра. Я забрал у неё рюкзачок, который был не особо-то тяжёлым, и мы немного ускорились. Ненадолго, потому что дальше стал выдыхаться я сам. И, когда Михалыч предложил разделить Маргошкин рюкзак, я не стал возражать.
В семь вечера мы расположились на ночлег на берегу ручейка. Марго очень устала, но, в общем, была довольна. Или очень искусно притворялась.
После того, как мы поставили палатки (нам с Марго выделили палатку на двоих) , приготовили и съели ужин, девушки изъявили желание помыться. Ручей был мелкий, и воду приходилось набирать в кан и лить сверху. Женская фракция удалилась за кусты, и скоро оттуда послышался плеск воды, приглушённые смешки и ойканье, когда кому-то вода из ручья казалась чересчур холодной.
Они вернулись через пятнадцать минут. Светочка была одета в одну лишь небрежно застёгнутую рубашку.
Мы расположились вокруг костра. Потекли разговоры обо всём на свете. Михалыч вспоминал неформальскую юность в девяностые, концерты «Коррозии Металла» , заканчивавшиеся драками с «урелами и цунарефами» , и любовные похождения с безбашенными рокершами. Старый неформал то и дело увлекался, так что Алекс его одёргивал — «Михалыч, тут, вообще-то, женщины и дети!» «Женщины и дети» тоже изображали возмущение, но не особенно. Андрей, когда был студентом, ездил по обмену в Финляндию, и сейчас веселил компанию рассказами о том, как безуспешно, но упорно пытался выучить финский язык и то и дело влипал в забавные ситуации.
Ритуля хохотала, а Светочка незаметно достала телефон и принялась в нём копаться, как киска в лоточке. Надо сказать, она с большим интересом вслушивалась в повествования Михалыча, изобиловавшие такими моментами, как «я вижу, этот пидор Кригера в землю втаптывает, схватил арматура и херакс ему по черепу, он вроде угомонился» , или «просыпаюсь, справа моя Лиска, а слева какая-то стрёмная тёлка, лысая, с тату на сиськах и тремя кило пирсинга в одном только правом ухе».
— Михалыч, исполни что-нибудь! — попросил Алекс.
— Это дело, — откликнулся тот. — Зря, что ли, инструмент притаранил.
Забыл сказать: этот человек-гора тащил самый тяжёлый рюкзак, к которому была ещё приторочена гитара в чехле.
— Как здорово, что все мы здесь, сегодня нажрались! — нараспев проговорила Светочка.
— Света! — строго прикрикнул Алексей.
— Что, Алексей Григорьевич? — отозвалась та голосом послушной школьницы.
— Никаких «нажрались»! Я отвечаю перед тобой: то есть за тебя перед твоими родителями!
— Ой! — Светочка фыркнула. — Я уже взрослая. Мне всё можно. Даже целовать туда, — она показала пальчиком, где это «туда».
— Кто-то сегодня пьян без вина, — оценил Алексей.
— Так, граждане тунеядцы, алкоголики и развратники, — Михалыч расчехлил гитару и устроил её на коленях. — Хватит уже шушукаться там: в задних рядах. Начинаем наш концерт.
Он покрутил колки, позвякал струнами, и через минуту взял пару пробных аккордов.
— Сектор Газа, «Ночь перед Рождеством»! — огласил он.
— Актуально! — хихикнула Ритуля.
— : Песня очень страшная, слабонервным заткнуть уши и надеть памперсы.
Вдруг раздался вой, конь мой дал галоп.
Ах ты, Боже мой, чуть не пал в сугроб!
Я обрез достал из тулупа свой
И коню кричал: «Выручай, родной!»
А нечистые за мной мчались так,
Что стал креститься я, пронзил душу страх.
Наугад палю из обреза я —
Эх, бы пули мне да серебряныя!
: А песня действительно была жутковатая. Ну, если бы мы слушали её, сидя на диване в квартире, она нам показалась бы глупой, какой она и была. Но в ночном лесу, когда самый яркий источник света на пять километров вокруг — твой костёр, рассказ о скачке сквозь ночную чащу, которая кишит хищными тварями, воспринимается особенно. Свежо, я скажу так. Жена так прониклась, что крепко сжала ладошкой мою и прижалась ко мне:
Стоп. Какая жена? Жена сидит от меня слева, слушает «очень страшную песню» и не делает попыток прижаться. А это Светочка — она незаметно примостилась ко мне и:
Блин. Что же делать?
После «страшной песни» Михалыч решил дать аудитории расслабиться и заиграл «Колхозный панк». Уже на первом припеве публика стала раскачиваться в такт и подхлопывать.
Я ядреный, как кабан,
Я имею свой баян,
Я на ём панк-рок пистоню,
Не найти во мне изъян.
Первый парень на весь край,
На меня все бабки в лай.
А-а-а-ай, ну и няхай!
— А теперь, дорогие товарищи, наступило время мелодий и ритмов зарубежной эстрады, — заговорил он голосом советского теледиктора. — Прогрессивный автор Герхард Хайнц представляет вашему вниманию народную песню «Be a rover» о нелёгкой доле тех, кого кризис империализма выгнал из домов и вынудил скитаться по дорогам в поисках жилья и работы.
«Аннотацию» встретили смех и аплодисменты. Михалыч довольно оскалился (зубы отразили пламя костра) и заиграл с перебором:
Лёгкая песенка о лёгких людях, живущих свободно и радостно. Это было понятно даже тому, кто совсем не знал английского (вроде моей жены) . А Светочка сперва ритмично вертелась на попе, сидя на бревне, а потом: прыгнула вперёд и заплясала вокруг костра. Кое-как застёгнутая рубашка, составляющая всё одежду милой девушки, развевалась вокруг её тела, и распущенные волосы летали, как плащ.
На неуловимую долю секунды она задержалась возле меня и протянула мне руку. Нет, просто повела рукой в мою сторону.
И тут меня как торкнуло. Я подхватился с бревна и бросился за ней. Девчонка радостно взвизгнула, схватила меня за руку, и мы полетели в ночь, подсвеченную пламенем костра и озвученную весёлой раздолбайской песней. А потом волшебство кончилось, и я оказался на лесной поляне, держа за руку разгорячённую танцем полуголую девушку, прямо перед моей ненаглядной супругой.
Супруга пыталась весело улыбаться, но глаза у ней выражали иное чувство. Вечер музыки и танцев затянулся далеко за полночь. Ближе к финалу Михалыч заявил, что он уже не молоденький, и его глотка не выдержит такой нагрузки. Гитарой завладела Ритуля, и она спела под дружный ржач песню из фильма «Миссия невыполнима».
Причиной ржача был припев suka-suka-mama, понятный без перевода.
— Кому-то не повезло с тёщей! — сказал Михалыч.
— Скорее со свекровью. Это ведь поёт женщина, — возразил Андрей.
Когда мы, наконец, уединились в палатке, я сделал попытку полезть к Марго с супружеским долгом. То есть, лёжа позади, положил ей руку на бедро, так, что пальцы едва не касались промежности.
Никогда ещё моя рука не отлетала прочь так быстро.
— Отвали, — с убийственным спокойствием сказала Марго.
— Марго, ты чё:
— Хер в очо. Я видела, как ты тряс мудями перед этой ссыкухой.
— Слушай, это просто танец!
— Херанец. Иди, попроси как следует, может, она тебе ещё даст. Вдруг она любит мужичков постарше? А от меня отвали.
— Дура, — сказал я, чтобы не сказать «сука».
Через полчаса Марго спала. Мне сон не шёл, я изворочался, к тому же я явственно ощущал избыток внутренних газов, рвущихся на свободу естественным путём. Знаете, братцы-кролики, пёрнуть в палатке, в которой ты спишь со своей женщиной — не лучший способ наладить отношения. Поэтому я, стараясь не потревожить жопу, открыл клапан и выполз наружу.
Костёр почти потух. Над головой, почти цепляясь за деревья, по чёрному небу ползли светлые облака. Лагерь спал. Из одной палатки доносился храп, который мог издавать только Михалыч.
Задница напомнила, что я вылез не ради красот природы. И тут мне пришла хулиганская мысль. Я много раз видел ролики, когда кто-то поджигает исходящие кишечные газы, но ни разу не пробовал это сам. Если уж по чесноку — боялся. Но сейчас мне захотелось сделать что-то, о чём не стыдно будет вспомнить в тёплой мужской компании наедине с самим собой. Поэтому я подошёл к угасшему костру, присел и тщательно прицелился.
Через полминуты моя задница издала звук, похожий на короткую автоматную очередь, и в угли ударила струя светлого пламени. Я в панике отскочил, опасаясь, что сейчас огнём собственного производства поджарю себе афедрон, не удержался на ногах и покатился кувырком.
Так. Главное, никто не видел.
В этот момент я услышал приглушённые голоса в стороне от лагеря. Я не понял, «наши» это или нет, поэтому прихватил на всякий случай топор (зная наперёд, что вряд ли смогу воткнуть его в живую тушку) и на цыпочках прокрался туда.
Это было совсем близко. Нас разделяли заросли кустов и безымянный приток ручейка. Я увидел их троих на поляне. Совершенно голая Ритуля стояла, широко раздвинув ноги, и Алекс, спустив штаны, быстро-быстро трахал её сзади. Руками Ритуля обнимала за задницу Андрея, а его член входил к ней в рот.
Я держался в тени, стараясь никак не обнаружить себя, и несколько минут наблюдал эту сцену из порнофильма, развернувшуюся у меня перед глазами. Стоны становились всё громче и сильнее, и вскоре Алекс с отрывистым «А! . . а! . . а! . .» спустил в жену. Он отстранился от неё, болтая членом, подтянул штаны.
— Никак не могу кончить! — услышал я голос Андрея.
— Сейчас! — Ритуля встала перед ним на колени, сплюнула на ладонь и стала быстро дрочить ему.
— Ага: Сейчас: ох, уже почти: — проговорил Андрей.
Ритуля наклонила голову вперёд и накрыла ртом член Андрея. Тот с протяжным стоном извергся в рот жены приятеля.
Ритуля встала, отряхнула коленки и что-то проговорила со смешком. Потом обняла обоих мужчин и поцеловала сначала законного мужа, потом того, кто только что украсил их свадебный портрет рогами. Андрей подобрал с земли что-то тёмное — одежду своей любовницы, понял я, — и протянул ей.
— : не надо: спят все! — ответила женщина.
Тихо переговариваясь, они пошли в мою сторону — я стоял на пути к лагерю. Они меня не заметили, но прошли так быстро, что я почуял женской смазки, смешанный с запахом спермы.
Мой член стоял столбом. Я представил, как сейчас из-за дерева выходит Светочка, расстёгивает и роняет с плеч рубашку:
: и не мог больше терпеть: развернулся и вприпрыжку помчался в палатку, уже не думаю о конспирации.
Марго спала, запаковавшись в спальный мешок. Она была похожа на куколку, из которой должна явиться прекрасная бабочка. Я перевернул её и расстегнул молнию.
— М-м-м! — промычала Марго, недовольно жмурясь. — Ты чего?
Вместо ответа я придал её телу положение, известно в народе как «раком» , и сдёрнул с неё штаны вместе с трусиками.
Блин: Ну не надо! . . — пробормотала Марго, но я не слушал. Её щель склеилась ото сна, а мой член от возни немного опал, и я опасался, как бы он не съёжился полностью. Но тут, на счастье, мне удалось протолкнуться сквозь сухое кольцо, и, оказавшись в горячей и влажной среде, член стал возвращать себе былую твёрдость.
Марго ойкнула. То ли от неожиданности, то ли от боли — она была суховата: Я принялся торопливо трахать её, не очень надеясь на своё возбуждение, потому что она-то не горела страстью.
Чтобы помочь, я представил Светочку, пляшущую в рубашке, которая расстегнулась полностью, и дело пошло на лад, но тут у Марго съехали колени, и она шлёпнулась животом на ворох из двух спальных мешков. Я не удержал в ней член, он выскользнул и закачался в темноте, как мачта. «Ох, блин!» — вздохнула Марго и подтянула штаны.
— Витя, давай спать! — деланно-сонным голосом проговорила она.
Мы подошли к озеру спустя два с половиной часа после отдыха на перевале. Правильно-овальная плошка воды была со всех сторон окружена горами: неистово блестящими, если солнечные лучи били в них, зловещими, почти чёрными, если они оказывались в тени, и мечтательно-фиолетовыми — когда лежали на горизонте. Где-то в озеро обрывались крутые, точно ножом срезанные скалы, где-то вплотную к нему, точно стадо на водопое, подходил лес. Там, где к озеру вышли мы, под воду уходило косое каменное плато, кое-где поросшее кривыми сосенками в полтора роста человека.
— Ух ты, красотища какая! Алекс, ты посмотри! Вааау! — Ритуля запрыгала вместе с рюкзаком. — Всем купаться голышом! — завизжала она.
— Йес! — взвизгнула Светочка, сбрасывая рюкзак. А в следующее мгновение она сбросила всё до нитки, почти не отстав от Ритули.
— Ну, Маргошка, мужики, не тухлим! Давайте! — Две нагие нимфы подпрыгивали от нетерпения.
Михалыч легко спустил с плеч на землю свой исполинский рюкзак, снял пропотевшую футболку, стащил один об другой кроссовки и деловито, как в раздевалке, избавился от штанов вместе с трусами. Мы с Алексом тоже поспешили раздеться. Я старался думать о чём-то отвлечённом, чтобы:
: а, всё равно. Бесполезно. Ближайшие лет тридцать-сорок (ну, я на это ОЧЕНЬ надеюсь!) реакция моего организма на голую девицу в пределах досягаемости будет однозначная.
Девушки с визгом подхватили нас за руки — Ритуля схватила мужа, Светочка — меня, а Михалыч оказался в середине — и увлекли нас в озеро.
Озеро оказалось неглубоким: в десяти метрах от берега было еле-еле по пояс. Вода была прохладной. Не настолько, чтобы с матюгами выбежать на берег, но достаточно холодной, чтобы наши достоинства изрядно поуменьшились в размерах, спровоцировав девушек на весёлые подначки.
Марго и Андрей раздеваться не стали. Они ограничились тем, что сняли обувь, подкатали штаны, забрели по щиколотку в воду и смотрели, как Ритуля и Светочка пытаются развести нас на салочки.
Через несколько минут безумства в океане алмазных брызг и девичьего хохота мы вышли на берег. Только на берегу я сообразил, что держу Светочку за талию, и девушка вроде бы не возражает, а Марго созерцает нашу идиллию.
В этот момент мне показалось какое-то странное выражение в глазах жены. Отблеск немного сумасшедшего любопытства, подобного тому, с которым дети анатомируют жаб или смешивают в кастрюле стиральный порошок, мамины духи, подсолнечное масло, сахар — и пытаются поджечь полученную смесь:
— Водичка класс! А ты не хочешь искупаться? — спросил я, чтобы побыстрее сгладить неловкость.
Марго усмехнулась.
— Нет, пожалуй! — она улыбнулась и вышла из воды.
Голенькая Светочка догнала её.
— Марго, всё в порядке?
— Да.
— Точно?
— Абсолютно.
— Ну, вот и чудненько! — Светочка обвила руками шею Марго и поцеловала её.
— О-о-о, Вик, у тебя сейчас Светочка жену уведёт! — хохотнул Алекс. — Не ревнуешь?
— По-моему, не ревнует, — усмехнулась Марго. — У него вообще компас показывает на другие полушария! — и шлёпнула ойкнувшую Светочку по «полушариям».
Я почувствовал, что мучительно краснею, потому что мой «компас» полностью отошёл от воздействия холодной воды и всем видом показывал готовность найти магнитный полюс или придать некоему небесному телу ось вращения. А нахальное «небесное тело» ещё и изящно выгнулось и принялось выжимать мокрую косу. Остальные мои товарищи по купанию, невозмутимо потряхивая сиськами и другими органами, принялись разбирать рюкзаки и натягивать палатки.
Андрей, стараясь не встречаться глазами с сестрой, тоже разделся до трусов, но вскоре избавился и от них. В этой компании, кажется, не принято было стесняться наготы в походных условиях.
— Марго, а чего ты не разденешься? — спросила Светочка. — Тут все свои. Чужие здесь не ходят.
— А если чужие всё-таки придут? — спросила Марго.
— Гопота сюда не доберётся, а другие туристы, если увидят наши палатки, переберутся куда-нибудь ещё, — ответил Алекс.
Марго вздохнула, что означало внутреннее борение, но ревность и женское соперничество пересилили стеснительность. Она отошла за ёлочки и через минуту вышла оттуда во всей красе, держа в руках свёрнутую одежду.
— Вау! Вот и наша красавица! — воскликнула Ритуля.
Марго действительно была красивой. У неё были полноватые бёдра и то место, откуда бёдра растут, но благодаря длинным ногам полнота бёдер была не недостатком, а изюминкой. Груди большие, но не потерявшие упругость (может, Маргошка потому и не торопится рожать, что боится: покормит дитёнка — и трындец сиськам?) . Они покачивались при ходьбе, и Марго придерживала свои сокровища рукой, с видом гордым и смущённым.
— Блин, вот это сисечки! Мне бы такие! — Ритуля не удержалась и потрогала груди Марго, улучив минуту, когда та убрала руку.
Соски на грудях Марго немедленно отреагировали на прикосновение. Их счастливая обладательница, покраснев до слёз, оттолкнула нахальную руку и покраснела до слёз.
— У тебя тоже: — пробормотала она.
— Не, у меня меньше и не такие упругие. А у тебя как мячи! — она снова потрогала Маргошкины груди. Марго, которой нравилось такое внимание к замечательной части её тела, довольно улыбнулась.
— Девушки, когда натискаетесь, поставьте хоть одну палатку, вам Виктор и Михалыч помогут, а мы с Дрюней за дровами! — сказал Алекс.
— Только не отрубите себе ничего! — весело крикнула в ответ Ритуля.
Ставить палатки в компании трёх обнажённых девушек было весело. Тем более что я и Марго толком не умели это делать, а поэтому Светочка охотно нам помогала. И, конечно, не упускала возможности потереться об меня то грудью, то задиком. Так что после благополучного завершения «строительно-монтажных работ» мой орган звенел от напряжения.
Неожиданно я почувствовал на нём нежную ладошку.
— Ты ведь хочешь? — прошептала Светочка.
Я тупо кивнул. Будто сама не видишь!
— Зайди за тот камень, — она показала каменный выступ, далеко вдающийся в озеро. — И там дождись. Я скоро.
Я с независимым видом зашёл в озеро, добрёл до глубины чуть больше, чем по пояс, и поплыл, рассекая воды своим форштевнем. Я обогнул мыс и выбрался на сухую каменную осыпь.
Скоро я услышал тихий свист. Я поднял голову. На гребне каменного мыса сидела Светочка.
— Помоги слезть, — прошипела она. — Я прыгать боюсь, тут камни:
Я подбежал к ней и протянул обе руки. Светочка взялась за них и прыгнула мне в объятия.
«Вот оно — счастье! Только руку протянуть! . .» — подумал я.
Счастье висело на мне, обхватив мою поясницу ногами, и целовало меня.
Потом Светочка осторожно расцепила ножки и соступила на галечник. Её ручка завладела моим достоинством.
— М-м-м! Это что у нас такое? Что с ним делать? Не знаешь?
С самой серьёзной мордахой она присела на корточки и принялась изучать «это». Руки юной исследовательницы стянули кожу с головки, которая от прилива крови стала похожа на крупную сливу.
— Интере-е-есно: — пропела Светочка и осторожно лизнула. Я не сдержал судорожный стон.
— Какая интересная реакция. Надо продолжить эксперименты: — Она осторожно задвигала рукой, а её гибкий язычок исследовал все рельеф моего органа. От возбуждения приоткрылось отверстие уретры. Это не ускользнуло от глаз юной исследовательницы, которая коснулась краёв отверстия кончиком язычка. Этого было более чем достаточно. Наслаждение на грани пытки достигло своего пика, и мой член выплеснул на восторженно ахнувшую девушку густой поток спермы. Извержение продолжалось долго, когда же оно закончилось, я не держался на ногах и в изнеможении лёг на галечник.
Кажется, я то ли заснул, то ли потерял сознание на минуту-другую. Когда я пришёл в себя, Светочки рядом не было. Я зашёл в море и тем же путём вернулся в лагерь. К тому времени уже поспел нехитрый походный обед. На моё отсутствие толком никто не обратил внимания или не придали ему значения.
Моя юная соблазнительница скользнула по мне взглядом, в котором явственно читалось «это только начало!» А может, мне это показалось. Андрей с Алексом, которые ходили за хворостом, рассказали, что его тут меньше, чем в лесу на равнинах, так что после обеда надо было всем отправляться за топливом.
Так и сделали. В лагере остались моя жена и Михалыч, остальные же, вооружившись топорами и верёвками, пошли в лес. Мы не стали надевать ничего, кроме обуви: всё-таки лес — это не лужайка, а напороться на колючку — значит, испортить поход и себе, и попутчикам.
Нам повезло. Мы нашли большое сухостойное дерево, которого, вместе с сучьями, хватило бы на несколько дней. Его свалили в три топора, разделали на два бревна, собрали ветки и, нагруженные запасом топлива, побрели в лагерь.
Во время нашего похода по дрова Светочка, нисколько не стесняясь, заигрывала со мной, чем вызывала одобрительные усмешки Алекса и Андрея. Ритуля целовалась и тискалась с ними обоими. Так что у всей мужской части концы едва не задевали за деревья.
На одном участке пути нам пришлось идти гуськом, потому что с обеих сторон громоздились камни, поросшие молодыми деревцами. Передо мной шла Светочка, неся на плечах связку хвороста. Я не мог оторвать глаз от её крепенького юного задочка. Когда девушка замешкалась, поправляя выбившуюся ветку, я подошёл поближе и как следует шлёпнул.
Светочка сбросила хворост на землю, повернулась ко мне, высунула язык и издала неприличный звук.
Я в свою очередь спустил на землю бревно, схватил девчонку за руку и притянул к себе.
— Мы их догоним, — сказал я, целуя смеющиеся губки. Мои руки скользнули по бархатистой коже спины туда, где спина разделяется на две прелестные половинки. Светочка потёрлась о моё бедро лобком. Воздух вокруг нас наполнился ароматом возбуждённой женщины. Моя юная любовница распустила волосы, которые на время работы собрала в пучок, и тряхнула беспутной головёнкой, чтобы светло-русый дождь осыпал её тело.
Она была лёгонькой, и это оказалось мне на руку. Я овладел ею, держа её на весу. Мне особенно нравилась такая поза, потому что женщина оказывалась полностью в моей власти. Светочка цеплялась за меня, точно дриада за ствол дерева, и, не стесняясь, кричала от удовольствия.
— Ты скоро? . . — проговорила она, почувствовав, что мой член увеличивается внутри неё.
— Да:
— Скажи когда:
— Ещё: ещё, Светочка: вот, да, сейчас! . .
Она ловко соскочила, нагнулась и второй раз за сегодняшний день приняла в рот мои извержения. То, что не удалось проглотить, она с удовольствием размазала по лицу, шейке и грудкам.
— Лучшее средство для женской кожи — эякулят любимого мужчины, — сказала она.
— Откуда такие сведения?
— Из журнала «Крестьянка». Там пишут, что, если мужчины нет, сойдёт и бык-производитель. — Она посмеялась. — Но с тобой мне не нужен никакой бык, — подхалимски добавила она. — У тебя в яйцах настоящий спермозавод.
— Это ты на меня так действуешь. — Я решил подыграть.
— Ой, правда, что ли? — Она прикрыла нижнюю часть лица волосами, изображая смущение.
— Не веришь — потрогай.
— Ой, блин: — По лицу Светочки было видно, что она польщена, но также изумлена и даже немного напугана. — И правда:
— Значит: не будем спешить в лагерь? — сказала она с прежней лукавой улыбкой, от которой у меня моментально поднимался тонус.
Вместо ответа я развернул её спиной к себе и толкнул к дереву. Девушка ахнула и упёрлась в ствол руками. Я заставил её раздвинуть ножки пошире и шлёпнул пониже спины. Светочка ойкнула. Я шлёпнул её ещё несколько раз и велел нагнуться ещё ниже, так что на меня смотрели два отверстия. Но я не любитель ходить к дамам с заднего крыльца. Я погладил пальцами призывно развернувшиеся лепестки её розочки, поводил по ним головкой члена и, помучив девушку неопределённостью, устремился в глубины:
Мы вернулись в лагерь нескоро. Я нёс на плече и Светочкину вязанку, и своё бревно, в которое был воткнут топор. Светочка шла на заплетающихся ногах, несколько раз она чуть не падала, со смехом удерживаясь за деревья. Взгляды, которые она кидала на меня, были полны любви высшей пробы.
В лагере Андрей, его жена и мой шурин, разостлав «пенки» , сидели возле костра, пили кофе и вели интеллектуальную беседу. Чуть поодаль на расстеленной «пенке» возлежал Михалыч, а на его члене, устремлённом к небу, прыгала моя любимая жена. Волосы растрепались, лицо не выражало ничего, кроме беспримесного удовольствия. Она держалась обеими руками груди, а с её губ срывались стоны и отрывистые междометия.
Мы со Светочкой прошли мимо них и окунулись в озеро, чтобы смыть любовный пот, запах которого так возбуждает во время соития, но никак не спустя пару часов после. Потом мы подсели к троим «кофейникам».
— Жрать хотите? — спросила Ритуля. — Вижу, что хотите, я сама сейчас в одно лицо палку колбасы умела.
— После двух таких палок — колбасу? — ухмыльнулась Светочка.
— Это совсем другие палки! — ответила Ритуля.
Нам налили по кружке кофе, выдали хлеб, сыр, колбасу, по паре яблок, и продолжили разговор.
— Дрюня, я понимаю, ты патриот, вот это вот всё, но надо же объективно правде в глаза смотреть! — говорил Алекс. — Амеровское кино лучше потому:
— : что оно амеровское! — перебил его Андрей.
— Нет. Потому что их режиссёры думают о потребителе. О том, чтобы продать товар, понимаешь? А не о дурацком самовыражении, духовности и прочей фигне. Поэтому у них кастинг на шестёрку с плюсом:
— Ага. Гамлета негр играет, это нормально?
— Я не знаю, где там у них Гамлета негр играет:
— Я — к примеру!
— : но это делают опять же потому, что думают о потребителях. Миллионы потребителей — как раз негры, и они хотят видеть на экране негров. И не только каких-нибудь дядей томов опущенных. И вообще, ты, что, расист, Дрюня? Вот не ожидал!
— Я не расист, просто их политкорректность уже задолбала.
— А меня нет. Я смотрю проще: нормальное шоу или духовное говно.
— Чем тебе духовность не угодила?
— Да потому что не люблю, когда духовностью называют неумение выстроить кадр или сделать нормальные спецэффекты.
— Ну, спецэффекты и у нас начали неплохие делать.
— Ага. Неплохие. Для Голливуда начала века — неплохие, да:
Подошли запыхавшиеся Михалыч и Марго. Марго немного стеснялась вида своей разработанной дырочки и прикрывалась, точно школьник перед военкоматской медкомиссией. Когда она проходила мимо меня, я решительно отодвинул её ладошки в стороны и поцеловал её в хохолок курчавых волос, а потом шлёпнул по массивной заднице, чем вызвал общий смех.
— Сучка развратная, — с удовольствием сказал я.
— С чего это? — возмутилась Марго. — А сам ты что со Светочкой? . .
— А ты что-то имеешь против?
— Ни капельки! — Марго присела на корточки и расцеловала нас обоих. Светочку она ещё и с удовольствием пощекотала.
— Айй, меня совращает лесбиянка! Помогите кто-нибудь! Зовите Милонова! — заверещала Светочка.
— Он тебе не поможет, ты совершеннолетняя, — ответила Ритуля.
— Кстати, по американским законам ещё нет, — заметил Андрей.
— Нет, парни, там на самом деле несколько ступеней взросления, — Михалыч сел по-турецки прямо на нагретый солнцем плоский камень. Его член, изогнувшись, коснулся головкой камня. Из него вытекла мутная капля. — Но в восемнадцать лет «это» уже можно. Даже там.
— Ой, ребята, а я разок побыла была пассивной педофилкой! — заговорила Марго. Все навострили уши, и больше других я, потому что ничего подобного за всю нашу супружескую жизнь не слышал. — Вик, я тебе не рассказывала, это давно было. Мне было восемнадцать-девятнадцать, я приехала к двоюродной бабушке на дачу. Ну, какая «дача» : это у богатеев дачи, а там — шесть соток, засаженные картохой. Меня и папку в первый день поставили эту картоху окучивать.
Ну, управились, я пошла в душик. А душ там такой — прямоугольная палатка площадью метр на метр, и высотой метра два с половиной, обтянутая парусиной. Сверху — крыша, и на этой крыше стоит бак с водой. А между крышей и парусиной зазор в полметра. Понимаете? И стоит эта фигня возле межи участка, а за межой — чужие сарайки. Так что с крыши можно подсмотреть.
— Уже интересно! — выразил общее мнение Михалыч.
— Ещё как! Но в тот день было жарко, я умоталась с картохой, и мне хотелось одного — помыться. Ну вот, я стою, кайфую под струями воды, и тут чувствую, что меня лапают!
— Ого! Ни фига себе! Это как? — загалдели слушатели наперебой.
— Не руками, а взглядом. Девчонки меня поймут. — «Девчонки» закивали. — Я осторожно огляделась и увидела, что на крыше сарая стоит соседский пацан. И не просто стоит, а созерцает меня и наяривает обеими руками.
— И что ты сделала? — спросила Светочка, очень заинтересованная.
— У меня был выбор: сделать вид, что я ничего не заметила, заорать как резаная, или: Я выбрала «или». Раньше я просто мылась. Теперь я устроила шоу. Я изгибалась, оглаживала сисечки, отставляла попку, играла со своей киской: я там даже завелась!
— И ты кончила? — спросил я.
— Да, дорогой, это было божественно! — ответила Марго под общий смех. — Нет, я не кончила, но: мне, в общем понравилось. Пацанчику, наверное, тоже.
— А сколько лет ему было?
— Ой, фиг его знает: Я к нему не присматривалась. Ни тогда, ни потом. То ли пятнадцать: то ли семнадцать. Вроде бы здоровый лосёнок, но по поведению — дитё дитём.
— Если семнадцать, то какая это педофилия? — сказал Андрей.
— А если пятнадцать, то ты, Маргоша — злостная совратительница невинных детёнышей! — перебила его Светочка, свирепо раздувая ноздри. — И тебя надо наказать!
— Как? — Марго немного струхнула.
— Мы тебя отшлёпаем! — плотоядно улыбаясь, сказала Ритуля.
— Йес, йес! Сейчас мы накажем эту грязную извращенку! — Светочка подпрыгнула и захлопала в ладоши.
Марго заставили стать раком, и две другие девушки с удовольствием нашлёпали её по выдающейся части.
— Ух ты, какая корма у нашей ш: шхуны! — восхищалась Светочка и со вкусом впечатывала ладошку в пышную ягодицу моей супруги.
— Сама ты ш: шхуна! Не завидуй, тощая сучка! — отвечала Марго.
— Ну-ка молчать! Мы тебя наказываем, грязная извращенка! Ты должна плакать и просить прощения! А то за хворостиной схожу! — пригрозила Ритуля.
«Наказывая» «извращенку» , они то и дело забывались, и то одна, то другая позволяла своей ладошке соскользнуть вниз и поласкать самое нежное местечко. «Наказуемая» протяжно стонала и виляла попой.
— Моя прелесть! — проворковала Ритуля и протёрла лицо Светочки ладонью, смоченной соками Марго. — Сейчас мы накажем тебя с другой стороны!
— Как это? — спросила Марго. То ли не поняла, то ли хотела услышать подробности.
— Сейчас ты ляжешь на спинку: да, вот так: раздвинешь ножки: и мы тебя накажем! Ох, как мы тебя жестоко накажем!
«Наказание» осуществлялось с помощью шаловливого язычка. Марго, ещё не отошедшая от развлечения с нашим рокером-тяжеловесом, охнула и попыталась отстраниться, но Ритуля крепко держала её бёдра и продолжала «наказывать» , прерываясь лишь для того, чтобы восхититься вкусом. Светочка, присев рядом, ласкала груди Марго.
Невозможно было смотреть на разнузданную оргию трёх девиц. Как в тумане я приближился к пухлому заду Ритули, обхватил её бёдра и втолкнул свою полувставшую плоть в её расщелину. Ответом было удовлетворённое урчание. То, что я имею чужую жену на глазах её мужа и своей супруги, которая меньше часа назад отдавалась полузнакомому мужику, а сейчас её возбуждают две девки, вызвало колоссальное возбуждение. Будто не было этого безумного дня, и юный демон с ангельской внешностью не заставил меня кончить три раза.
Или четыре?
Светочке недолго пришлось скучать — её взяли в оборот Алекс и Михалыч. Андрей не успел так быстро восстановиться и с завистью смотрел на наши развлечения.
Он присоединился позже — когда я стал приближаться к финишу, оставил Ритулю и приблизился к Марго, чтобы кончить ей в рот. Ритуля развалилась на коврике, и её телом овладел Андрей:
Мы провели на озере два с половиной дня: купались, загорали, исследовали окрестности, пели под Михалычеву гитару — и, конечно же, занимались любовью. Подробности этих дней я не запомнил, но у меня осталось впечатление нескончаемого дикого, шального счастья.
От озера мы шли другой дорогой, и обратный путь занял больше времени, чем дорога туда. Наверное, потому, что мы подолгу задерживались на стоянках, а после бурного отдыха требовалось ещё восстановить силы.
Но всё кончается, и вот мы уже на вокзале, рассаживаемся в такси, чтобы ехать по домам. Девушки наперегонки перецеловывают всех парней и друг друга. А я смотрю на пухленькую шебутную Ритулю, на игривого ангелочка Светочку, ловлю на себе бесконечно влюблённый взгляд Марго и понимаю, что люблю её, как никогда прежде. И она меня — тоже. И больше никто нам не нужен. Разве что решим завести ребёнка. Да, теперь — точно.
И то, что было в походе, останется в походе.
А если захочется повторить — надо собраться вместе и уйти туда, где цивилизация с её глупыми законами и нелепыми условностями над нами не властна, где мы снова превратимся в жизнерадостных полубогов-полузверей, и обретём своё дикое счастье.