Как бы это странно ни прозвучало, больше всего на свете Баранов не любил баранов. А поскольку это звучало как каламбур, не любил он ещё и каламбуры. Бесили они его люто, превращали прямо в сатану. Да и вообще Баранов к юмору относился очень холодно, и людей он не любил, прямо скажем, ненавидел он людей, короче, всё на свете не нравилось Баранову.
Неужели этот человек не любил вообще ничего? На самом деле, имелась у него одна единственная слабость — дача. Дачу он обожал и проводил тут практически круглый год, в течение которого предпочитал ничего не делать. Просто лежал себе в гамаке между деревьями и продолжал всех ненавидеть: баранов, соседей, каламбуры, всё человечество и жену, Елену Захаровну Баранову.
Елену Захаровну можно было бы назвать прекрасной. По крайней мере, лет так двадцать назад, сказав подобное, мы бы не покривили душой. Да и сейчас, когда ей стукнуло сорок, никто бы не дал Елене Захаровне больше двадцати восьми. И это, кстати, тоже бесило Баранова, потому что ему не нравились молодые женщины. Можно подумать, что он ждал, когда же Елена Захаровна постареет, чтобы перестать её ненавидеть, но правда в том, что старух он ненавидел ещё больше. Короче, был наш герой самодур, мизантроп и полнейший неадекват.
Наша примечательная история произошла одним июльским днём в жесточайшую жару. По воспоминаниям очевидцев, в те дни не хватало ещё пары градусов, чтобы в сараях жареные куры принялись бы сразу нестись яичницей. Хотелось пить холодного, но воду, как назло, отключили.
Баранов по обыкновению лежал в гамаке между деревьями и думал, не пора ли натянуть. Что же именно хотел натянуть Баранов? Варианта у него имелось два. Во-первых, он мог, наконец, натянуть гамак, чтобы тот не лежал просто на земле, а во-вторых, было бы неплохо натянуть жену, причём пожёстче.
И то и другое делать Баранов ленился. Однако он считал, что выебать Елену Захаровну нужно хотя бы для того, чтобы ей напакостить. Накончать жене на лицо как раз тогда, когда помыться нечем. Вот будет-то хохма!
Идея напакостить супруге так нравилась Баранову, что его хуй стоял колом в небо, как громоотвод. И, представляя мучения Елены Захаровны, Баранов тешил свой довольно скромный инструмент волосатой ладошкой.
Будучи человеком раздражительным, Баранов иногда даже раздражался, глядя на свою ладошку, потому что Баранов бесил сам себя. И тогда он воображал уже совсем странные вещи — будто ладошка та не его, а принадлежит какому-то развратному орангутангу, любящему подрочить всем желающим. И эта извращённая мысль, к удивлению, очень возбуждала Баранова, выдавая в нём извращенца. А так как извращенцем он себя считать не хотел, эти фантазии бесили нашего героя ещё сильнее.
— Ёбушки-воробушки, шакал ты ебучий, — начала возмущаться на него соседка из-за забора. — Да как тебе, паскуде, не стыдно, средь бела дня лежать тут и свой обмылок наяривать? Шёл бы в дом, да не позорился.
Соседку эту Баранов очень хорошо знал и ненавидел очень сильно. Не нравилось ему не только то, что она являлась человеком (что уже — отвратительно), но и то, что эта женщина, Жанна Петровна, держала у себя баранов. А это уж извините — ни в какие ворота не лезет.
— Чего это ты меня костеришь, Жанна Петровна? — обиделся Баранов, не прекращая онанировать. Ведь он, как мы помним, был знатный эксгибиционист и любил показать другим, как мнёт пипиську.
А Жанна Петровна нервно откинула огромную рыжую косу, упёрла руки в боки и прямо совсем разъярилась:
— Ах ты, хрен недоделанный, ещё и не понимаешь? У меня, чтоб ты знал, гости через полчаса наедут на день рождения, а тут ты, подонок, никак свои три капли не выдоишь. А ну пошёл прочь с огорода, ирод проклятый!
Но ирод проклятый совсем не собирался уходить прочь с огорода. Напротив, он попытался максимально сильно надрочить хуй, чтобы впечатлить Жанну Петровну размерами. Однако соседка сегодня не надела очки, так что перемен в инструменте нашего героя не заметила.
— Ну что, Жанна Петровна, нравится тебе мой хуй? Скажи честно?
— Видала я и не таких хуёв за свою жизнь, уж по более видала, будь уверен, гад проклятый.
Это обидело Баранова, поэтому он подскочил и злобно затряс руками, а также заболтал хуём в воздухе, крича:
— Давай выйдем один на один? Либо я тебе пизды дам, либо ты мне.
Но Жанну Петровну пустыми угрозами было не пронять. Она повернула рычаг на шланге и окатила Баранова освежающей струйкой грязной воды.
Баранова не столько оскорбило то, что его облили, сколько то, что у соседки, оказывается, вода имелась, а у него, бедного, её отключили. Этого он простить не мог и решил, что обязательно напакостит соседке.
— Я тебе обязательно напакастю, Жанна Петровна! — кричал Баранов, надеясь, что его снова обольют из шланга. Но женщина предпочла больше не тратить свои драгоценные запасы на обнажившиеся помидорки соседа и отправилась поливать свои.
Назвав её дрянью, давалкой и шваброй, наш неутомимый герой отправился по участку ища какую-нибудь коварную идею для возмездия. Однако ничего не удалось найти несчастному, поскольку участок пустел. На нём имелся один единственный пень, который много веков назад использовали в качестве алтаря язычники.
Здесь они сношали прекрасных жриц, которые, лёжа в полнолуние, широко раздвигали сверкающие под звёздным светом глянцевые ножки. Огромные волхвы всовывали в этих красоток хуи-дубины и славили древних богов, дабы те послали им урожай и достойных потомков.
Ничего этого, конечно, Баранов не знал. И достойным потомком он не вырос. Что, впрочем, не мешало ему считать пень своей собственностью, периодически устраивать на нём застолья с газеткой, таранью и водочкой, а также однажды отпороть здесь свою любовницу Ладу, которую уже лет так десять не видал.
— Баранов, слышишь! — позвала его жена. Она действительно называла его всегда по фамилии, потому что считала это забавным. А так как наш герой не любил баранов, это его тоже бесило. К тому же, фамилия эта, если честно, принадлежала его жене. Сам Баранов раньше был Баяновым, но, так как баяны его тоже бесили… вы поняли.
— Чего тебе, Ленка? — спросил Баранов, задумчиво почёсывая яйца перед древним пнём. Он всё ещё не натянул штаны и, видимо, в ближайшее время не собирался.
Елена Захаровна выглянула из-за угла времянки и оценила голую волосатую жопу Баранова. Пришла к выводу, что жопа-то ничего. По крайней мере, вид сзади у её мужа лучше, чем спереди.
— Я кому кричу? — продолжила она. — Говорю, дочь приехала. Пойди открой калитку.
Нехотя Баранов натянул штаны и побрёл по петляющей тропинке открывать. За покорёженными воротами уже негодующее топталась Диана. Молоденькая, стройная и с просвечивающимися сиськами, она словно только что приехала из «Голливуда», хотя на самом деле — из ветеринарной клиники. Возле длинных ног Дианы поскуливал чёрный пудель, который, вывалив язык, всячески демонстрировал, что жара его доконала.
Зато не доконали пуделя ножки Дианы, которые он с большой регулярностью огуливал. Собственно, по этой причине его и возили сегодня к ветеринару — кастрировать, ибо Диану задолбало, что её ещё не знавшие бритвы конечности постоянно подвергаются кабелиному изнасилованию. Однако врач резать пуделя отказался, дескать, молодой ещё.
— Простите? — возмутилась тогда Диана. — А если он меня изнасилует?
— Вот изнасилует, тогда и приходите, — ответил ветеринар и шлёпнул её по попке.
От этого его жеста девушка так растерялась, что даже забыла в клинике кошелёк с ключами. А когда вспомнила, было уже поздно. Клиника закрылась. Так что Диане пришлось приехать сюда, на ненавистную отцовскую дачу, в жуткую жару, где единственное развлечение — загорать с голой грудью перед азербайджанцами-строителями с соседнего участка.
К радости Дианы стройка шла и сегодня. И полуголые атлеты, практически атланты, носили доски, сооружая что-то несусветное. В действительности им предстояло возвести всего лишь двухэтажный коттедж. Однако всякий раз, когда на горизонте появлялась прекрасная Диана, азербайджанцы-строители отвлекались, путались и начинали строить какую-то хуйню. В связи с этим у соседнего коттеджа уже имелся амфитеатр, мансарда и колокольная башня, вовсе не входившие и изначальный проект здания.
Зато архитектурное чудовище бросало отличную тень на участок Баранова, куда первым делом и направился чёрный пудель Дианы.
— Как же он меня бесит, — признался отец дочери.
— Знаю, папа. Но хотя бы он твои ноги не ебёт.
Она прошла во двор под одобрительный присвист азербайджанцев-строителей. У одного из них выпала со второго этажа доска, шарахнув по голове другого. А ещё один, увлечённо созерцая, как виляет джинсовая задница девушки, неожиданно для себя начал строить третий этаж.
— Вырядилась, — осудила Елена Захаровна. — Весь «сникерс» наружу. И куда только отец смотрит!
А отец смотрел на жопку Дианы, будучи полностью солидарным с азербайджанцами-строителями. Он представил, как туго бы зашёл в неё даже его скромных габаритов член. Идеально бы уместился, пригрелся этакой горячей сосисочной между её мягких булочек. И эта сосиска принялась бы источать горячую жидкость, будто то самый лучший в мире майонез.
И получился бы сексуально-кулинарный акт. А потом бы из этой попочки стекала сперма такими длинными капельками, висюльками, словно сосульки. И Баранов бы подлез под дочку, словно автомобильный мастер, раскрыл рот и поглощал свои выделения, попутно дегустируя содержимое попки этой юной дачной богини.
В это время Диана уже прошла на огород и быстрым движением сняла топик, выставив солнечным лучам небольшую грудь, облачённую в розово-чёрный кружевной лифчик. Лифчик она подобрала намного больше своих сисек, в связи с чем, с определённых ракурсов можно было заглянуть в этот кармашек и найти там медные монетки её молоденьких, не знавших языка сосочков.
У азербайджанцев-строителей зашумело. Они запаниковали, забегали по этажам, словно стая бандерлогов. Кто-то «угукал», словно сова или обезьяна, другой бросил шпатель и принялся на руках перебираться по доскам. А один, взяв палку, долбанул себе по каске.
— Ебучие самцы, — прокомментировал Баранов и посмотрел на соседский участок.
А в это время туда принялись подъезжать автомобили гостей. Всего приехали трое.
Первого Баранов хорошо знал и люто ненавидел. Серёга Аккордеонов. Как вы понимаете, аккордеон круче баяна настолько же, насколько гитара круче балалайки, а орган — пианино. Поэтому Аккордеонов всегда над Барановым доминировал (в годы, когда тот ещё был Баяновым). В школе его спрашивали раньше, ибо руки длиннее, баб он ублажал лучше, ибо хуй имел нужных размеров, да и вообще по жизни был пробивным парнем. Работал Аккордеонов в стриптиз-баре. Кажется, стриптизёром или проститутом, поэтому имел огромный пресс, как у Шварценеггера и всегда носил стринги, вздёрнутые поверх штанов.
За последний из перечисленных фактов Баранов называл Аккордеонова педиком, но в лицо сказать такое бы побоялся, ибо мог лишиться своего лица.
Следом за Аккордеоновым приехал эмигрант из Китая Кусь-Кусь Цзы. Он преподавал то ли ушу, то ли оригами, то ли что-то вот в этом духе. Работал в каком-то детском кружке, питался только рисом и везде носил для этих целей палочки, которые накрест втыкал в скрученную из волос гульку.
Завидев Баранова через сетчатый забор, гость из Китая Кусь-Кусь Цзы низко поклонился ему, а затем принял боевую стойку. Баянова это настолько взбесило, что, подобрав камень, он швырнул его в китайца. Но тот одним ударом разбил камень на две половины и низко поклонился.
— И хули тебе там не сиделось в Китае? — пробурчал Баранов. Он краем уха слыхал, что у нас здесь есть геи, а в Китае — гейши. И гейши — это как геи, только женского пола. И они вроде как всё умеют, как женщины, но мозги не ебут, словно мужики.
Подробностей этих восточных причуд он не знал. Для себя Баранов решил, что гейшей гей становится после смены пола, а смену пола, как известно, делают в Таиланде. К слову, в Таиланде ещё и делают кондиционеры. А так как Баранов никогда туда не ездил, то не было у него ни гейши, ни кондиционера.
— У-гу, у-гу! Э-э-э! — доносилось с крыши уже выстроенного третьего этажа коттеджа. Там у азербайджанцев-строителей началось полнейшее сумасшествие. Они встали паровозиком и принялись показывать Диане, что бы сделали с ней. Возможно, предполагалось, что это выглядит сексуально, но Баранов лишь брезгливо плюнул на землю, растоптал и попытался разглядеть третьего гостья Жанны Петровны.
А третьей оказалась гостья. Кажется, она была потомственной ведьмой. Звали её… Тут Баянов очень сильно задумался. Мария Мёртвая? Вроде так. Она всегда отличалась жуткой бледностью, бродила в свободное время по кладбищам, всегда в руке носила зажжённую свечу и любила предсказывать людям, когда они умрут путём кукуканья.
— Аве сатана! — крикнула Мария Мёртвая Баранову.
— И вам не хворать, — ответил он.
На самом деле, ведьма его бесила меньше всех. Баранову нравились готессы. Он был бы не против залезть под её длинное чёрное платье, в этот чулочно-кружевной рай и исследовать там каждую ложбинку. Он даже представил себя где-то в глухом месте, в окружении горящих канделябров. Перед ним раскинулась Мария Мёртвая, шикарная, как летучая мышь. Этакий Бэтмен, только женского полу.
Всё её тело покрывают чёрные сеточки, завиточки, рюшки, словно перед тобой нераспечатанный подарок. И ты начинаешь разбирать её до естественного, природного, нудического состояния. Практически вскрытие, а не раздевание. А внутри — долгожданная начинка: холодная, бледная, словно кость. И ты, будто адский прислужник-пёс, должен будешь эту кость облизать. Ух!
Он чуть было не завыл на полуденное солнце, словно обезумевший от смены часовых поясов оборотень, но сдержался.
На участке Жанны Петровны заиграла музыка. Запахло Шашлыком. Ловелас Аккордеонов пошёл в пьяный пляс с хозяйкой.
Елена Захаровна с упрёком посмотрела на мужа, мол, а что ты сделал для хип-хопа? А он прекрасно понимал, что сообразить столь же интересный досуг не в силах. Поэтому предпочёл сходить посмотреть на дочь.
А та лежала на коврике, словно Лолита, бултыхая идеальными пятками в воздухе. Она читала какую-то книжку. Скорее всего, кулинарный справочник, поскольку это единственная книжка на их даче, помимо сберегательной.
Из-под резинки джинсовых шортиков выглядывали чёрно-бело-розовые кружева трусиков. Эта картина так заворожила Баранова, словно композицию в ней выстроил Зак Снайдер или какой-то художник эпохи возрождения. На Диану можно было смотреть вечно, словно на огонь, воду… пизду…
Он не мог отказать себе в удовольствии вздрочнуть на дочь, тем более, что это уже, совершенно не стесняясь, делали азербайджанцы-строители. Но он хотел сделать это беспалевно. Поэтому Баранов подобрался к пню и принялся делать вид, что ссыт, потихоньку подрачивая.
Краем глаза он поглядывал на то, как покатываются булочки его красотки-дочери. Карманы красиво облегали её округлые ягодицы, настолько туго, что, казалось, в эти кармашки не просунуть и пальца. Интересно, такая же тугая у неё пиздёнка? Ох, Баранов бы с нею поигрался!
— Да что ж ты, паскудник, творишь? — возмутилась через сетку Жанна Петровна. — Не, ну вы видели? Где хочет, там и дрокочит. Ты могёшь не дрокотать на людях? У меня многоуважаемые гости, напоминаю!
Спаленный Баранов не успел убрать писюн в штаны, его заметила дочь. Как-то хитро усмехнулась и продолжила читать кулинарный справочник. Попутно она приспустила шортики, чтобы обнажить кружевные верёвочки стрингов. Её попка лысо блестела на солнышке, словно наполированные золотые шары.
Баранов аж замычал. Он прямо почувствовал, что в яйца ему брызнула неподъёмная ноша спермы, которую требовалось максимально срочно излить.
— Чего это вы тут ругаетесь? — подоспела Елена Захаровна. — Мой муж опять что-то учудил, как я понимаю?
— Ещё и как! — пожаловался Аккордеонов и, приняв позу крутого мачо, продолжил: — Он и в школе был хуже меня.
— Да ты точно самый лучший, — согласилась Жанна Петровна с гостем. — А этот ходил со своим колтуном в штанах, всё ищет, где бы потрясти.
— Колдуном в штанах? — заинтересовалась ведьма Мария Мёртвая. Казалось, только сейчас она и отмерла.
— Да нет же, — отмахнулась Жанна Петровна. — Хуй у него миллипиздрический. Позорный. Чмошный. Тьфу!
Не зная, что добавить в разговор, гость из Китая Кусь-Кусь Цзы просто низко поклонился. Ему никто не ответил. Поэтому китаец подумал и поклонился ещё ниже. Его зациклило на этой процедуре, пока продолжалась немая пауза.
Азербайджанцы-строители выточили из древесины хуй и бросили его на землю, к ногам своей богини Дианы.
— Ох, я польщена, — зарумянилась она и послала им воздушный поцелуй, а затем продолжила читать про то, как пожарить курицу на бутылке.
— А ты, — сказал Баранов Аккордеонову, — педик!
— Ну, я это так не оставлю! — разъярился тот и полез через забор, чтобы дать пиздюлей Баранову.
Вся семья Барановых не на шутку всполошилась. И, возможно, надрал бы им Аккордеонов уши, если бы не воля случая. А воля случая заключалась в том, что по участку Жанны Петровны пробежал баран. Ненависть к этим рогатым уёбкам пересилила всё в душе Баранова и он, не сумевши подавить инстинктивный порыв, скрутил барану кукиш.
Животное будто бы поняло смысл оскорбительного жеста и повернуло на Баранова, с разгону впечатавшись в сетку ограждения. Загремело так, будто Тор шарахнул молнией. И Аккордеонов, пошатнувшись, повис яйцами на заборе.
Немного покачавшись, он рухнул под ноги Баранова, и тут же подоспевший пудель принялся окучивать незадачливого Аккордеонова.
— Врача! Врача! — закричала Жанна Петровна.
— Кто звал врача? — отозвался ветеринар, перепрыгивая калитку. Он бежал с белым чемоданчиком, украшенным красным крестом, словно доктор Айболит. На самом деле он привёз ключи и кошелёк Дианочке, но был не против сходу применить свои профессиональные навыки. — Вот теперь я вижу изнасилование. Будем кастрировать.
— Ой, не надо! — испугался Аккордеонов. — Я больше не буду.
Ему было невдомёк, что ветеринар собирался кастрировать чёрного пуделя, так что мужчина на четвереньках и придерживая яйца побежал по пустынному огороду Барановых.
Тем временем Диана тоже решила не оставаться безучастной и назло соседям взяла в руки вырезанный для неё азербайджанцами-строителями самотык. Под их одобрительный гул она сунула этот прибор в ротик, выделенный красивой розовой помадой, и принялась насасывать. Её губы плотно облепили филигранно вырезанный ствол и гладили его не хуже самой знатной пиздёнки.
— Вот же ж шлюха! — возмутилась Жанна Петровна и отправилась за шлангом, чтобы полить семью Барановых мощным напором, но её планы прервали, поскольку спустя десять лет заявилась любовница Баранова Лада.
— Ох, здравствуйте! — хихикая, поставила она сумки. — Как оно? Не ждали? А я к вам на вечерний перепихон. Шашлычок, чую, жарите. А как насчёт того, ха-ха-ха, чтобы и меня заодно пожарить, а?
Один из азербайджанцев-строителей просто упал с крыши от восторга и принялся выдавать кульбиты на земле.
Только что закончивший поклоны гость из Китая Кусь-Кусь Цзы устало вздохнул и принялся кланяться шалаве Ладе. Ей это понравилось, и она поклонилась иностранцу в ответ.
Тем временем ветеринар гонялся по участку за пуделем, но, поняв, что собаку не догнать, избрал более простую жертву — Аккордеонова — и принялся гоняться за ним. Довольно быстро этот огородный мачо был пойман, прижат к ритуальному пню и до ужаса напуган своими интимными перспективами.
— Кусь-Кусь Цзы! — запаниковала Жанна Петровна. — Да они в своей семейке совсем ошалели. Сделай же что-нибудь!
Поскольку Кусь-Кусь Цзы предпочитал делать только то, в чём был хорош, он сделал из бумаги журавлика и подарил хозяйке, поклонился десять раз и пошёл есть рис вынутыми из волос палочками.
— Ну что, проклятая? — хохотал Баранов, уперев руки в бока. — Не удалось тебе поквитаться со мной. А смотри, что я сейчас устрою! Тебя ждёт настоящая дачная семейная оргия в жару.
Он поймал жену, опрокинул на пень возле ветеринара, борющегося с Аккордеоновым, и задрал ей платье. Хотя прежде Баранову ебать жену не хотелось, но сейчас, учитывая количество зрителей, он считал за хорошее дело устроить фантастическую еблю. Экий эксгибиционист!
Лихим махом он засадил супруге в анус и принялся её окучивать, словно подпрыгивающий мотоблок. Она охала и ахала, но, кажется, была в восторге. Слушая, какая он паскуда и дрянь, Баранов возбуждался ещё сильнее. Он даже почувствовал, что хуй раздулся до небывалых масштабов. Что там говорить — это был всем хуям хуй. Хуище. Хуячище. И осознание того, какой он крутой самец, заводило Баранова ещё больше.
Кажется, его жена никогда не ощущала в себе ничего крупнее стручка горошка, а потому она конкретно прибалдела и хамски смотрела на соседку, подмахивая мужу бёдрами.
— Мне что делать? — забеспокоилась Лада.
— Иди лизать мне жопу! Воды-то нет, я должен быть чистым, — сообразил Баранов.
— Ой, нет, фу.
— Быстро, крыса!
Она покорно подбежала к нему, встала на колени и принялась лизать ему анус, словно конвейер из почтовых марок. Баранов ощущал огромное удовлетворение от своего доминирующего положения и даже грешным делом подумал максимально опустить Ладу, бзданув ей в ротик, но решил пока не хаметь окончательно.
Тем временем Кусь-Кусь Цзы доел весь рис и с ужасом взирал на происходящее. Его узкие глаза выпучились до анимешного состояния, а внутренний пыл до того разгорелся, что с ним бы не справился ни один тайский кондиционер. Распахнув кимоно, Кусь-Кусь Цзы извлёк свою восточную елду и принялся активно зашкуривать её ловкими движениями матёрого каратиста.
— Убери свой тамагогчи, — взъярилась на него Жанна Петровна. — Это безобразие. — Марш за свою Китайскую стену, чтобы глаза мои тебя больше не видели, паразит.
Но Кусь-Кусь Цзы утратил способность понимать русскую речь. Его интересовала только дачная семейная оргия, которая разразилась в полуденную жару в глухой русской глубинке.
— Ку-ку! — вдруг вымолвила Мария Мёртвая, и со второго этажа азербайджанец-строитель выронил кирпич на голову своего товарища. Тот тут же преставился.
— Нас теперь только двое, брат! — крикнули выжившие азербайджанцы-строители и переметнулись через забор, оборонять Баранова, прущего свою супругу.
Лада отставила задницу, предлагая кому-то пристроиться. И тут же подоспел ветеринар. Он уже закончил процедуры с Аккордеоновым и, позволяя тому созерцать то, что уже бедняга делать был неспособен, принялся окучивать жопку шлюхи Лады.
Созерцая происходящее, Диана насасывала деревянный «чупа-чупс». Она выглядела всё более красивой в глазах Баранова. Он поглядывал на дочь, возбуждался всё сильнее и всё жёстче присовывал жене.
— Ох, пощади меня, Баранов! — кричала Елена Захаровна. — Моя жопа горит. Давай лучше трахни меня в пизду.
— В пизду твою пизду! — ответствовал Баранов, а его хуй набухал уже до размеров межпланетной ракеты. Она изъявляла желание стартовать в путь на неизведанные планеты, например, побывать в заветном лоне Дианочки. Правда, Баранов не был уверен, что к этому нормально отнесётся Елена Захаровна. Впрочем, разве это важно? Важно лишь то, что полуденный инцест приведёт в бешенство противную Жанну Петровну.
А Жанна Петровна со злости перевернула шашлык и разогнала стадо баранов, сбежавшееся помянуть своего зажаренного собрата. Она дала оплеуху Кусь-Кусь Цзы и потребовала, чтобы тот предпринял какие-либо восточные мудрости для того, чтобы остановить творящееся безобразие.
Но безобразие и не собиралось прекращаться. Оно собиралось твориться дальше, причём даже в больших масштабах.
Мария Мёртвая, не удержавшись от соблазна, перелезла через изгородь и пошла пинать едва живого Аккордеонова.
— Мой смертный раб, ты унижен, я твоя госпожа, лижи мне каблуки.
И униженный Аккордеонов покорно принялся посасывать её набойки. Это так возбудило Баранова, что он едва не кончил в жопу жены и, чтобы той неповадно было его обезоружить, наш крутой герой влепил по жопе со всей дури. Поговаривают, отпечаток до сих пор не сошёл с её розовой полупопицы.
— Тебе хорошо, шлюха? — спросил он.
— Да! — отозвалась Лада, трахаемая ветеринаром.
— Я не тебя спросил, курва, а жену. Жена, хорошо тебе?
— Да, милый! — проревела она сквозь слёзы. — Мне очень хорошо. А как тебе, дорогой? Хорошо лижит попку твоя любовница?
— Просто отлично. Хочешь попробовать?
Она сказала робкое «у-гу», и Баранов, вынув огромный хуище, сунул Ладу носом в анус Елены Захаровны.
— Лижи моей жене, сука. Пусть узнает, как хорошо её мужу! Вся моя семья должна быть чистой.
Лада заработала языком с тройным энтузиазмом. Ей очень хотелось впечатлить Елену Захаровну, чтобы она в будущем приветствовала их роман с Барановым.
Наигравшись с едва живым Аккордеоновым, ведьма Мария Мёртвая пошла к двум оставшимся в живых азербайджанцам-строителям.
— Вы из какой секты? — поинтересовалась она, наминая свои огромные сиськи.
— Деструктивно-тоталитарной, — ответили хором два молодца.
Она оценила ответ и принялась отсасывать обоим. Их хуи выглядели непривлекательными кукурузинами, затерявшимся в глубоких зарослях волос. Целовать Марию Мёртвую после таких хуёв Баранов не стал бы меньше чем за два литра. Но с радостью бы шлейфанул этой прекрасной готессе бесплатно.
Управившись с баранами, злобная соседка Жанна Петровна полезла через забор, чтобы собственноручно разделаться с торжествующей оргией. В руках этой неутомимой женщины грозно свернули грабли.
— Я вам всем сейчас столько дырок понаделаю, что хуёв не хватит! — пригрозила женщина, мотыля граблями.
Она спрыгнула на землю, но оступилась и упала. Тут же подоспел чёрный пудель и принялся катать Жанну Петровну по земле, пытаясь ей присунуть.
— Дай мне самотык, о юная девственница! — попросила Мария Мёртвая у Дианочки.
Та с уважением поднесла ей подарок от азербайджанцев-строителей.
— Возьмите, пожалуйста, тётенька!
Диана даже не подозревала, что сейчас почти все во дворе вылупились на то, как сползают по её безупречным ножкам шортики, обнажая всё больше заветных сантиметров прекрасного девичьего тела.
Азербайджанцы-строители облизнулись, как собаки. А у одного, только от вида Дианы, кончина брызнула мощным напором, орошая грядки Баранова. Эта струя выплеснулась тремя сильными порывами, каждый раз заставляя член героически вздёрнуться, словно это орудие ебли представляло собой нечто неукротимое, но всё же укрощённое восхитительными формами девицы.
Взяв у девушки деревянный член, ведьма Мария Мёртвая упала перед кончившим строителем и слизала с пожухлых от жары листьев сверкающие под солнцем капельки спермы. Затем она переключилась на его ствол и отполировала эту елду, жадно дыша и поглощая каждую драгоценную капельку.
Не в силах терпеть, второй из азербайджанцев-строителей подоспел к ведьме и сунул ей в рот свой член. Ловким движением она справилась и с этим вызовом. Свободной рукой девушка принялась массировать яйца мужчины, и тот выгнулся дугой навстречу удовольствию.
— Да-да, я тэбэ замок построю! — пообещал он, балдея.
— С приведением? — прервалась она, предано глядя в глаза своему внезапному партнёру по оральному сексу.
— И привэдэние построю, только соси!
И она продолжила сосать. У бедолаги от такого напора аж пальцы подогнулись в сланцах. Он взвыл что-то вроде:
— О да, мая козачка! Да, мой барашек, я кончаю!
Взрыв оказался такой силы, что у готессы изо рта брызнули струйки, которые не уместились внутри. Она старательно заглатывала и даже подавилась. А потом, улыбнувшись и на прощание поддрочнув азербайджанцу-строителю, выпустила его член.
— Кто там опять про баранов заговорил? — запротестовал Баранов и приказал пуделю: — Фас их! Трахнуть!
Чёрный пудель, оставив измученную Жанну Петровну держаться за грабли в грязи, бросился на азербайджанцев-строителей. Испугавшись, они помчались к ограде, по-обезьяньи перелезли через неё и запрыгнули на стройку, засев там, словно макаки на безопасных ветвях джунглей.
— Слабаки смертные! — осудила их ведьма Мария Мёртвая и, словно змея, подползла к Баранову.
Его хер вскочил до небес. О да, теперь ему отсосёт та самая готесса. Он позволил ей взять в рот член и показать высший класс оральных ласк. Осмелев, мужчина взял её за волосы и стал трахать в ротик.
Ведьма двигалась навстречу. Это было мега-охуенно. Мокрый чистый анус Баянова прямо сжался от восторга. Хозяин дачи приказал:
— Вставь себе самотык в пизду.
Мария Мёртвая послушалась, и её влажные безупречные розовые губки приняли в себя толстый древесный инструмент. Едва это произошло, она закатила глаза, задымилась, словно горя, и произнесла:
— Он что, осиновый? Ку-ку!
Затем она превратилась в пепел.
— Батюшки, так она вампиром была! — догадался ветеринар, кончая на спину Лады. Жена Баранова принялась слизывать этот щедрый дар от совершенно незнакомого ей человека.
Баранову не понравилась, что Елена Захаровна позволила себе лишнее. Он подозвал дочку и приказал ей раздеваться. Она предстала посреди двора как безупречная Афродита с совершенно голым девственным телом.
— Что ты хочешь, дорогой папочка? — скромно спросила эта юная Лолита.
— Отсоси папочке, моя дорогая.
Она встала коленями на место, которое только что занимала Мария Мёртвая и принялась наяривать елду папочки.
Её прикосновение сводило с ума, Баранов смотрел в прекрасное небо и понимал, что сбылась его мечта. В этот момент он был готов любить весь мир, даже ненавистных баранов и каламбуры.
Направляя рукой движения своей дочери, он повернулся к униженной Жанне Петровне и сказал:
— Я люблю тебя, вредная соседка. С днём рождения!
Она, как зачарованная, уставилась на то, как этот ангелочек наяривает своему папочке, и прослезилась.
— Я тоже люблю тебя, Баранов. Ты воспитал замечательную дочь! Прости меня!
Тут Баранову пришла в голову замечательная идея.
— Слушай, Жанна Петровна, а ты ещё гостей позвать можешь?
— Да, хоть десяток.
— Зови тогда десятка два. Я хочу, чтобы моя дочка сегодня попробовала всё и научилась всему.
Он вынул член из её юного ротика и обильно обрызгал бесподобное личико, орудуя умело, словно аэрографом.
Дианочка хотела вытереть сперму, но тот лишь зачерпнул капельку пальцем и дал дочери обсосать.
— Не спеши. Пусть личико будет в сперме. Это красиво.
— Хорошо, папочка. Хочешь меня в писю?
Он, конечно, не отказался. И никогда ещё член не шёл так туго, а в душе не царила такая гармония. Дачная семейная оргия приобретала всё больший размах. Каким-то чудом к вечеру сюда даже занесло дядю из Крыжополя. Никто не был с этим дядей знаком, но ему тоже не отказали в удовольствии выебать Дианочку.
А она лежала на фамильном ритуальном пне, раздвинув ножки, насасывала хуй ветеринару, дрочила Кусь-Кусь Цзы и позволяла папе насаживать себя по самые гланды. День постепенно перетекал в вечер, жара спала, дали воду. Но никому до всего этого уже не было дела. Все обрели счастье.